Брат-чародей - Горенко Евгения Александровна. Страница 10
Выросшая группа авантюристов нашла братьев там, куда сразу и отправилась искать — на берегу реки, у причала. Те уже готовились к отплытию. Узнав, какую новость принес им Брутваль, братья заметно обрадовались и заломили такую цену, что тот несколько минут просто голосил, перекрывая все звуки в округе и пугая бродячих собак. Когда он, наконец, выдохся, началась упорная торговля. Сбив цену до уровня, всего лишь в два раза превышавшую разумную, охрипший Брутваль решил остановиться на достигнутом. Ударили по рукам. Всё это время Гражена не теряла времени: она раздобыла рваный лист серой бумаги, слипшиеся от старости чернила, тростниковый стилус (для разнообразия хорошо зачищенный), и, высунув от усердия кончик языка, принялась сочинять объяснительное письмо отцу. Задача оказалась весьма непростой, хотя бы потому, что у неё был только один лист, значит, писать приходилось сразу и начисто. Подошёл учитель, пыхтя от остатков торгового запала, и назвал цену проезда. Если у него и была надежда на то, что у Гражены не окажется денег и поэтому они никуда не поедут, он не выдал своего разочарования, когда она, не говоря ни слова, достала из пояса нужное количество монет. Сама же Гражена молча похвалила себя за то, что взяла с собой все свои «приданные» монеты, которые по обычаю дарили девочкам на каждый праздник щедрого солнца, и снова вернулась к посланию.
Поставив точку — и вздохнув от того, что написано было много, а сказано мало — она нашла посыльного и приказала ему отнести письмо на постоялый двор Дубаря. По её расчету, именно с него отец начнёт её поиски. И хорошо, если завтра. А если он уже скачет по улицам города? Его-то не проведёшь байкой о её вдруг загоревшемся желании стать чародеем.
— Когда мы отправляемся? — подошла она к маэстро Брутвалю. Тот путано объяснил, что задержка только из-за подготовки мест для них. — Пусть они поторопятся.
Но вот раздался сигнал на посадку и дело сдвинулось с мёртвой точки. Новоприбывших пассажиров разместили в одной из лодок, и пока девушки с тихими визгами привыкали к неустойчивой опоре под ногами, караван тронулся в путь. С первого судна раздались звуки «отчальной» песни.
Уставшее за день солнце нависло прямо над горизонтом. Смеркалось. От реки тянуло влажным холодом.
Сидя на грубо сколоченной скамейке рядом с пустой уключиной от весла, Гражена поинтересовалась у маэстро Брутваля, в чём же заключалась пресловутая подготовка их мест. И пока учитель, как обычно, пыхтел перед ответом, которого он не знал, Дженева показала на установленный на тонких деревянных шестах парусиновый тент над их головами. Все остальные лодки такой роскошью похвастаться не могли.
— А ещё они освободили от груза, — добавила она.
Гражена огляделась — и правда, их часть лодки выглядела откровенно пустой. Очень пустой. Чего-то явно не хватало… Чего именно — она поняла сразу, как только Дженева стала вытаскивать из неизвестно когда появившейся у неё корзинки каравай хлеба, полголовки сыра и другую, не менее заманчивую снедь. Пустой желудок наконец-то достучался до её сознания. Когда она по-настоящему ела в последний раз? Вчера? Довольно урча, Гражена тут же принялась помогать накрывать «стол». Оживился и маэстро Брутваль.
— И когда это ты ушпела жапаштись? — спросила Гражена подругу, на радостях забыв об Этикете, строго-настрого запрещавшем говорить с набитым ртом.
— Ну, времени и у тебя было много, а вот знаний о том, что самое главное в дороге — мало, — хихикнула та. — Я даже успела перезнакомиться с нашими попутчиками. И узнать, почему мы плывём в ночь.
Такое действительно случалось редко. Обычно по реке двигались только в светлое время суток, останавливаясь для ночлега на берегу. Но вот только сейчас, между желанием принять участие в сегодняшней ярмарке и необходимостью на следующее утро доставить кое-какой товар в Воденицу, расположенную в сорока верстах от Астагры, оказалась ночь на реке. Братья рисковали — в темноте легче сесть на мель или налететь на скалистый островок, которыми богата Яса в этих местах.
— А ты не знаешь, что там такого в Воденице, что они не могут подождать один день? — выслушав весь рассказ, лениво поинтересовалась Гражена. В борта лодки обнадёживающе бились речные волны, она хорошо поела и потихоньку начинала входить во вкус свободы и возможности самой распоряжаться собой. Жизнь с каждой минутой казалась всё лучше и лучше.
Дженева на мгновение замялась. Она уже пожалела, что завела этот разговор. Завтра в Воденице должна была состояться пышная свадьба детей местных баронов. Повернувшись в другую сторону она, как бы между прочим, в нескольких словах объяснила причину и сделала вид, что ушла в созерцание игры речных струй.
Темнело прямо на глазах. В наступившей тишине слышалось лишь шлёпанье волн да резкий скрип вёсел в уключинах.
— Я устала. И хочу спать, — раздался надменный голос Гражены.
Маэстро Брутваль, успевший до этого пару раз украдкой зевнуть, с большим трудом приподнялся с деревянного сундука, на котором он сидел, и вытащил оттуда несколько одеял. Пряча лицо от спутников, Гражена укуталась в грубую шерстяную ткань, улеглась на жёсткое дерево скамьи, с тревогой подумав о возможности бессонной ночи, вздохнула… и провалилась в сон, в спокойный сон без сновидений.
Пробуждение пришло толчком.
Гражена широко открыла глаза в густую ночную темень и попыталась понять, отчего так бьется сердце. Понимание пришло тут же, и она закусила губу, чтобы не застонать. Вчера суета милосердно заслоняла от неё главное. А ночью все завесы исчезли и оно встало перед ней в полный рост: её прошлые мечты и надежды — вдребезги и навсегда разбившиеся о предательство того, кого она любила больше себя самой.
Её предали. Лучше бы её убили.
Её предали.
Боги, как же это больно!
С головой замотавшись в одеяло (даже не обращая внимания на сомнительнее запахи, исходившие от него), она беззвучно рыдала — может быть, впервые в жизни.
Когда от слёз у неё заложило не только нос, но и уши, она почему-то испугалась, что может оглохнуть, и этот неприятный страх отогнал желание плакать. Немного успокоившаяся Гражена выбралась из кокона одеяла, и, приподнявшись, стала оглядываться по сторонам. Тишина глубокой ночи ещё больше напугала её. Куда она едет? И что собирается делать, когда приедет на место?
Мелькнула трезвая мысль, что это всё ночные страхи и с рассветом они исчезнут. Но до рассвета было ещё далеко. Гражена едва слышно застонала и снова спряталась под одеяло. Плакать. Она спешит к чужой свадьбе — от неслучившейся своей.
…Когда пришёл долгожданный рассвет, она забылась в тяжёлом сне, но неприятные, злые образы продолжали и там грызть её сердце…
И пошли друг за дружкой дни путешествия, почти не отличимые друг от друга. Монотонность дневных переходов с редкими и недолгими остановками сыграла злую шутку с Граженой, затянув её в трясину унизительных воспоминаний и навязчивых мыслей. Её обманули. Её предали. Как с ней могли так поступить? Что она сделала, чтобы заслужить такое? Но дневные бесконечные круговороты мыслей, изъедавшими её изнутри, казались мелкими неприятностями по сравнению со злыми предрассветными часами. Как бы поздно она не засыпала, ей ни разу не удалось избежать ни их, ни того липкого страха и чувства безнадёжности, которые они каждый раз приносили с собой. Гражена отдалилась от спутников. Особенно её раздражал Брутваль, с медвежьей грацией пытавшийся отговорить её от принятого решения. Дженева заметила это и постаралась взять на себя всё его внимание. Поначалу она откровенно скучала, выслушивая его обычные разглагольствования вперемешку с хвастовством, но когда он по многолетней менторской привычке начал поучать её Поведению, Достойному Юной Дамы из Благородного Семейства, Дженева вполне оценила это: жизнь бродячих артистов научила её не раскидываться возможностями разузнать правила любой игры — от игры на трещотке до игры в Знатную Даму. Брутваль, впервые в жизни почувствовавший от кого-то искренний и живой интерес к его нотациям, тоже не замедлил воспользоваться случаем восстановить своё самоуважение, покачнувшееся было после того злосчастного дня, и стал важно поучать её всему, что только знал сам. Если же Дженева уставала от потока Правил или хотела хотя бы подобия уединения, она брала свою любимую флейту и садилась на корму. И тогда над речной гладью раздавались грустные и протяжные мелодии. Хрипловатый голос флейты был несилён, да ещё и поверхность воды глушила звук, так что очень скоро девушка заметила, что, когда она играет, гребцы с других лодок стараются держаться поближе к их судёнышку. Она делала вид, что не замечает слушателей, что её флейта поёт сама для себя, но, тем не менее, каждый раз напоследок специально для них играла весёлые песенки. Это не замедлило окупиться добродушными знаками внимания со стороны попутчиков и более удобными местами для ночлега, которые теперь отводились девушкам и их спутнику. Изредка к ней приходили мысли о том незнакомце по имени Кастема. Они, впрочем, почти сразу превращались в вопросы, на которые никогда не находилось ответов. Странная встреча, странный человек, странный разговор… И эти слова — "дорога будет лёгкой". К чему они были? О чём? Она пару раз пыталась заговорить обо всём этом с Граженой, но та лишь фыркала при одном упоминании о встрече в заброшенном саду. Тогда Дженева навесила на воспоминание ярлык "ничего не понятно" и запрятала его подальше в память.