Наследие - Сэвил Стивен. Страница 29

– Клара наполнит вам ванну, чтобы вы могли смыть дорожную грязь, а я принесу ваш багаж. Отдыхайте. Вас вызовут, когда барон будет готов встретиться с вами. Если вам что-то понадобится, Клара позаботится об этом. Надеюсь, ваше пребывание тут будет приятным, герр Ганс. А теперь, если я больше ничем не могу быть вам полезен, оставляю вас на попечение Клары.

– Спасибо, ничем.

– Как пожелаете. – Седой мужчина вновь поклонился так же сухо, как в прошлый раз, и удалился, оставив гостя и девушку вдвоем.

– Я займусь ванной. – Голос служанки был с хрипотцой и сильным акцентом. Может, кто-то другой и увидел бы тут изъян, но с точки зрения Ганса этот маленький недостаток лишь добавлял девушке привлекательности.

– Пожалуйста, – сказал он и подошел к окну. Вид оказался удивительно похожим на тот, что открывался из окон замка Дракенхоф, хотя, впрочем, чем могут так уж различаться бесконечные ряды крыш, башен и шпилей? Сама комната была маленькой и, как и ведущий к ней коридор, лишенной каких бы то ни было украшений. В углу обнаружились большая металлическая ванна и бурлящий котел. Возле бадьи выстроились четыре фарфоровых кувшина с холодной водой и пятый, пустой. Клара опустила его в котел, наполнила кипятком и опорожнила сосуд в ванну. Коснувшись холодной стали, вода зашипела.

– Если вы разденетесь, я приготовлю ванну и вымою вас.

– О… нет. Не беспокойся, я сам справлюсь. Только налей воды, оставь немного щелока, чтобы я мог соскрести с себя грязь, и я буду просто счастлив.

– Я позабочусь о любой вашей нужде, господин. Мне не хотелось бы разочаровать моего барона.

– Разочарование – словечко для любовников, а не для слуг, девочка. Ты либо угодила своему хозяину, либо нет. Мне ты угодишь, если нальешь побольше горячей воды и оставишь меня спокойно наслаждаться ею, понятно?

– Да, господин. – Клара опустила глаза.

Она зачерпнула из котла еще воды и вылила ее в ванну. Девушка затратила несколько минут, наполняя ее так, чтобы Ганс смог полностью погрузиться. Затем она ушла, и он разделся.

Ванна – это было хорошо. Месяц в дороге вынуждает тебя жить, как животное, и отмокать после этого в горячей воде – одно удовольствие. Ганс закрыл глаза, наслаждаясь ощущением ласкающего кожу тепла. Так он и пролежал, откинув голову, с закрытыми глазами, смакуя ощущение чистоты, пока вода не остыла. Тогда он намылился, окатил себя ледяной водой из последнего кувшина, смывая пену, вылез из ванны и вытерся досуха. Обернув вокруг талии влажное полотенце, он снова встал у окна, на этот раз особое внимание уделяя планировке видимой части замка и улиц внизу и примечая для себя кое-какие ориентиры – на будущее. Знание местности, которая может стать враждебным окружением, бесценно.

Повернулся он лишь на стук в дверь.

– Войди, – сказал Ганс, ожидая, что это вернулась Клара, чтобы исполнить какое-нибудь поручение.

Но дверь открыла не служанка с миндалевидными глазами.

В проеме стоял пожилой мужчина хрупкого сложения с белоснежными волосами, собранными в пучок, как у пиратов. Он опирался на посох с серебряным набалдашником. Руки его пестрели печеночными бляшками, кожа свободно болталась на немолодых костях. Старик был худ, но не слаб. А это большая разница. И Ганс мгновенно понял, кто его посетитель.

– Барон, – произнес он вместо приветствия, – вы застали меня врасплох. Я явно в невыгодном положении.

– На это я и рассчитывал, герр Ганс. У голого противника, так сказать, меньше шансов спрятать камень за пазухой.

Ясные глаза старика выдавали острый ум, управлявший этим сухим телом. Здравый рассудок – редкость в таком возрасте. Старый барон вошел в комнату, закрыл за собой дверь и осторожно опустился на твердый деревянный стул.

– Итак, перейдем сразу к делу? Мне плевать на твоего хозяина, и я не собираюсь подчиняться каждому его капризу. Я владыка своего царства. Здесь мои люди. Я забочусь о них. Твой хозяин в его холодном пустом замке в сотнях миль отсюда для меня ничто.

– Видите ли, барон Ротермейер… Могу я называть вас Хайнц? – Ганс продолжил, не дожидаясь согласия старика: – Так вот, Хайнц, ты ставишь меня в трудное положение, потому что мне на своего хозяина не плевать, а он послал меня, чтобы дать тебе шанс в течение всего этого злосчастного путешествия я горячо надеялся, что в конце пути меня будет ждать мудрый человек, а не старый дурень. Упрямство доведет тебя лишь до насильственной смерти, Хайнц. И ты это наверняка понимаешь.

Старик на стуле слегка поежился.

– Зря ты угрожаешь мне в моем собственном доме, юноша. Ты тут один. Твои грозные наемники находятся в таверне в полумиле отсюда. Меня окружают те, кто меня любит и с радостью умрет, выполняя мое повеление. А ты… никто даже не услышит твоего крика. – Ротермейер тяжело закашлялся, давясь мокротой, клокочущей у него в горле. В конце концов, он все-таки проглотил комок. – Я ясно выражаюсь?

– Более чем. – Ганс поправил полотенце. Из-за едва прикрытой наготы он чувствовал себя куда уязвимее, чем в том случае, если бы сидел, облокотившись о стол, в каком-нибудь аудиенц-зале в сердце замка. – Но, возможно, я объяснил не вполне доходчиво, Хайнц. Я живу для моего графа и точно так же с радостью умру за него. Уверен, если ты захочешь, твои люди способны выжать из меня крик. Только вот подобная перспектива не настолько пугает меня, насколько она разочарует моего графа. Полагаю, такая кончина будет для него знаком моей преданности. Он человек справедливый и могущественный. Он как никто другой подходит нашей стране и народу. Но, Хайнц, вынужден сообщить тебе, что твое упрямство перестало забавлять графа. Мне приказано предложить тебе выбор. Тот же выбор, какой граф предоставлял другим заблудшим баронам, и выбор этот достаточно прост преклони пред ним колена во время праздника на Гехаймниснахт [8] или столкнешься с его гневом. Если же поклянешься в покорности, твой жалкий мятеж будет забыт, граф это обещает. А он – человек слова, Хайнц.

– Этого не будет, – категорично отрезал старик.

– Жаль. Не могу ли я убедить тебя передумать? Как там говорят? Поспешишь – людей насмешишь? Да, на досуге часто раскаиваешься в решениях, принятых второпях.