Странник - Резанова Наталья Владимировна. Страница 56
– Да и рыцарь-то он из худородных, – добавил Лонгин.
Тут сеньор Меласси, за весь вечер не проронивший ни слова, вдруг вымолвил:
– Ну хорошо. А что он тут начал про Вельфа Аскела?
– Да, именно! – подхватил Унрик.
Она снова чуть напряглась.
– Благодарю вас, мои благородные друзья. Отвечай на вопрос!
– Вельф Аскел ни при чем, как и нечистая сила!
– Не объясняется ли столь наглое поведение уверенностью в том, что Вельф Аскел выручит ее? – Унрик обращался к епископу, но ответила опять Адриана, причем весьма резко:
– Вельф уверен в моей смерти, так же, как вы были в ней уверены, и это никому не мешало, кстати сказать!
– Он знал, кто ты на самом деле?
– Ничего он не знал!
– Как же это могло быть, что он не догадался, пока ты у него служила?
– Вы же все не догадались!
– Но он знал тебя дольше всех!
– А присутствующий здесь граф Лонгин знал меня столько же времени, что и Вельф! Почему его ни в чем не обвиняют?
Лонгин отвернулся и пробормотал что-то нечленораздельное. Продолжать было опасно, она могла дойти и до короля, и епископ решил покончить с этим пунктом.
– Смотри же! Ты свидетельствуешь за него, но против себя.
– А мне наплевать! Это правда.
– И все равно он бы, наверное, многое порассказал, – не унимался Унрик.
– Ничего бы он не рассказал. И нечего ему здесь делать. И если уж взялись за меня, так от него отвяжитесь. А то собрались здесь неизвестно чего ради!
– В самом деле, что же с ней делать? – спросил Осберн. – Я, по чести, ничего не понял.
– Не беспокойся, разберемся, – ухмыльнулся Унрик, – и доберемся!
Принц поднял руку, призывая к молчанию. В дверях показался Торвальд.
– Отвести ее в темницу. Я думаю, в Гондриле есть темница?
– Конечно, есть.
– Приковать. У дверей – охрану. Что делать – решит суд. Состав его мы определим. В ближайшие дни мы решим ее судьбу. Все.
Адриану подняли с табурета, и в сопровождении охранников – один впереди, другой сзади, – она покинула зал.
– Вы также можете идти отдыхать, благородные сеньоры.
Раймунд вышел последним. На галерее он задержался. Рядом Меласси, Теофил и Унрик обсуждали достойное и мудрое решение принца. Среди толпящейся внизу челяди и многочисленной охраны Раймунд сразу заметил Даниеля. Он стоял у самой лестницы, задрав голову вверх. Глаза его выражали неприкрытую злобную радость. Посмотрев туда же, куда и Арнсбат, Раймунд увидел на лестнице сивую макушку между двумя медными касками. А потом… Раймунд не разобрал, да и никто не разобрал поначалу, что там происходит.
Никто не уследил, как удалось Адриане вытащить кинжал из-за пояса шедшего впереди стражника и в то же мгновение, перемахнув через перила, спрыгнуть вниз. А пока Раймунд разглядел только блеснувшее лезвие и услышал отрывистое: «Получай!». И сразу же столпившиеся солдаты и слуги бросились на нее. Били ее на этот раз гораздо жесточе, чем в Лауде, с той яростью, какую рождает у людей вид крови, топтали, и уже извлекались из ножен мечи.
– Что делаете? – заорал Лонгин, устремляясь к клубящемуся на полу скопищу тел. – Ведь насмерть забьете!
Торвальд кинулся растаскивать своих зарвавшихся подчиненных, и они отступили от распростертого на плитах тела.
– Неужто убили? – спросил Лонгин.
Словно в ответ на его слова Адриана приподнялась, и, прежде чем она успела что-нибудь сделать, ее схватили и поставили на ноги. И то, что увидел Раймунд, потрясло его до глубины души. Ее избитое лицо под патлами волос смеялось.
– Зачем ты это сделала? – крикнул он с отчаянием. – Зачем?
В наступившей тишине раздался неторопливый голос наследника:
– А что с тем?
Тут только вспомнили про Даниеля, которого нигде не было видно. Его нашли под лестницей, куда он откатился или его отшвырнули. Он был мертв – убит тем единственным ударом, который вырабатывается большой практикой.
Адриану увели. Меласси, Теофил и Эсберн вызвались сопровождать ее до темницы во избежание новых происшествий, а остальные вернулись в зал.
Лонгин подошел к Раймунду.
– Зачем она это сделала – я, похоже, знаю. Все боятся пыток, а она, может, надеялась, что в драке ее прикончат быстро. И сразу. Без мучений.
– Сколь черствым должно быть это сердце, – сказал епископ печально, совсем на себя не похоже. – Лишить человека спасения души, дав ему умереть без покаяния и в озлоблении, и самой стремиться к тому же… – И сухо заключил: – Дело осложнилось.
– Наоборот, прояснилось, – возразил Унрик. – Ведь этим убийством она сама себя приговорила.
– Нет, она убрала главного свидетеля, – вот что она сделала. Если бы дело было только в смерти этого Арнсбата, – кстати, я завтра сам отслужу по нему заупокойную службу…
– Есть и другой важный свидетель – Вельф Аскел. Вы, между прочим, заметили, как двусмысленно она выразилась: «Он ни при чем, как и нечистая сила»?
– Вельф сейчас где-то в горах, и добраться до него почти невозможно. – Лонгину, похоже, не очень-то хотелось втягивать в дело своего друга.
– И все-таки неплохо было бы устроить им очную ставку, – мечтательно сказал Унрик.
– Мы подумаем об этом, – отозвался епископ.
Раймунд глянул в темное окно.
– Уже поздно, а мы еще не решили вопрос о составе трибунала.
Наследник поднял опущенные веки.
– В него войдете все вы. А я оставляю за собой право окончательного приговора.
– Я составлю обвинение, – заявил епископ.
– А защитник?
– Какой защитник?
– Иначе нельзя. Без него суд не будет иметь законной силы. Даже у дьявола есть свой адвокат.
– Ну хорошо, ты легист, тебе виднее. Но кто же возьмется защищать такую закоренелую злодейку?
– Я и возьмусь.
Как ни странно, никто этому не удивился. Раймунда знали как человека равнодушного, склонного к холодным играм ума, и его решение было воспринято как стремление поупражняться в искусстве, и все согласились.
– Если мы начнем разбирать дело завтра, то я должен еще сегодня поговорить с ней.
– Верно! Может быть, тебе, как своему защитнику, она скажет то, в чем не желает признаться нам. О, как верно ты это придумал! Надо приказать, чтобы тебя пропустили.