Вторая клятва - Раткевич Сергей. Страница 57

— Это правильно, — кивнул Джек. — Вот только… ты ж не менестрелем заделаться хочешь, верно? Тебе всего-то и надо — серенаду любимой девушке спеть. Впечатление на нее произвести.

— Ну… да, — сказал Эрик.

— Так и к чему тебе все эти сложности?

— Что ты имеешь в виду?

— Аккорды, — ответил Джек. — К чему тебе пальцы выворачивать? Тебе ж на одну серенаду, верно?

— А разве можно по-другому? — спросил Эрик. — Есть еще какой-то способ?

— Давай так, — сказал вор. — Я все струны настрою на один красивый аккорд. Его ты и будешь аккуратно брать.

— А ты можешь? — спросил Эрик.

— Спрашиваешь! Конечно, могу.

Ловкие пальцы Джека принялись подкручивать колки.

— А мелодию будешь играть на этой струне, — продолжал говорить он. — Она самая тонкая. Ее дергают отдельно от остальных. Видишь, как все просто? По крайней мере, дребезжать ничего не будет.

Эрик попробовал метод, предложенный Джеком, и пришел в восторг. Красивый и мощный аккорд, казалось, возникал сам собой. Он не требовал дополнительных усилий. Нужно было только лишь коснуться… А мелодия… в отличие от герцога у него никогда не было проблем со слухом. Подобрать мелодию на одной струне нее должно быть очень уж сложным делом.

— Что петь собираешься? — спросил Джек.

— Придумать надо.

— Чего тут думать? — удивился Джек. — Пой «Возлюбленную» или "Жестокую красотку"…

— Я хочу сам придумать.

— Мыслитель, — фыркнул Джек. — Ты хоть стихи-то сочинять умеешь?

— Представь себе, умею, — усмехнулся Эрик. — Знаешь что, иди-ка ты погуляй, за лютню тебе спасибо огромное, но сейчас ты мне просто мешаешь. Я должен сосредоточиться, чтобы…

— Вдохновение, говоришь, накатило? — ехидно ухмыльнулся Джек и скрылся.

Эрик вздохнул и задумчиво уставился в стену.

Как описать, что он чувствует? Как?! Нет, он умеет сплетать слова, ничего трудного нет в том, чтобы написать нечто вроде "Жестокой красотки", но… это совсем не то, что ему нужно. Потому что неправда. А ему нужна правда. Нужны те самые единственно возможные слова… Ему нужна настоящая, единственно возможная, сказочная правда. Такая, которая, пересотворясь в звучании струн, превратится в чудо.

Ближе к ночи подморозило. Не самая подходящая для серенады погода, что петь, что слушать… Однако разве холод когда-нибудь служил помехой любви? Разве мог ее остановить? Конечно, нет. А если мог… значит, и любви не было.

— Миледи, я не смею, оно такое красивое… — потрясенно выдохнула Энни.

— Оно и должно быть красивое, — решительно объявила герцогиня. — А кроме того, оно теплое, и ты не замерзнешь на этом балконе даже в такую погоду. Надевай, я сказала!

— Но как я могу? — защищалась Энни. — Это же платье для знатной дамы. Мне просто не положено… как может простая девушка надеть его?

— Простая девушка может надеть его в двух случаях, — ответила миледи герцогиня. — Во-первых, если ей его подарили. Во-вторых, если она довольно скоро сама станет знатной дамой. В данном случае присутствуют оба варианта. Я дарю тебе это платье — раз, и ты сама скоро будешь весьма знатной особой — два. Так что привыкай.

— Я? Знатной особой? — потрясение пробормотала Энни.

— А как же иначе? — откликнулась миледи герцогиня. — Когда твой отец откроет новую землю, он наверняка будет назначен тамошним олбарийским представителем и комендантом форта, если таковой удастся там построить. А представлять Олбарию в совершенно чужом мире может только влиятельный и знатный человек. Так что надевай и не смущайся. Кроме всего прочего, оно тебе очень к лицу. А мне — нет. Что ж ему, так и висеть в шкафу, пока моль не съест?

— Ох, миледи, спасибо! — выдохнула Энни, и ее руки робко коснулись чудесного платья.

— Давай, одевайся! — подзадорила ее герцогиня. — Эрик вот-вот запоет, а мы все еще не готовы.

Энни быстро скинула собственное платье и остановить, испуганная.

— Ой, миледи, как же я все это застегну?

— Я помогу, — ответила Ее Светлость. — Надевай.

— Но… как же это можно, чтобы вы сами…

— Хороша бы я была, если б таких простых вещей не умела, — откликнулась герцогиня. — И вообще это мой замок, я в нем что пожелаю, то и делаю. Одевайся, а не то пропустим начало серенады.

— Ой, миледи… а вы тоже пойдете?

— Что за глупости ты говоришь? — фыркнула Ее Светлость. — Это твоя серенада, ты и пойдешь, но никто же не мешает мне сесть у окошка и послушать песню… если мы только не провозимся лишнего. Хватит уже стесняться!

Герцогиня быстро и ловко помогла Энни надеть платье.

— Веер еще нужен, — отметила она, удовлетворенно оглядывая переодевшуюся девушку.

— Веер? Зачем? — удивилась Энни. — И так ведь холодно.

— По традиции, — наставительно поведала Ее Светлость, — выслушивая серенаду от своего кавалера, красавица должна прикрывать губы веером.

— Ой, правда? — огорчилась Энни. — А мой веер на корабле остался…

Миледи улыбнулась.

— Держи.

— Во время пения главное — слюной не подавиться, — с ухмылкой наставлял Эрика Джек. — Если что, аккуратно сплевывай через левое плечо и делай вид, что так и надо.

— Может, мне в ухо тебе плюнуть? — невинно поинтересовался Эрик.

— В ухо? — задумался вор. — Нет. Не стоит. Это будет бессмысленно. И жестоко.

— А говорить мне всякие глупости под руку — нормально? — хмуро поинтересовался Эрик.

— Вообще-то я просто пытаюсь тебя подбодрить и развеселить, — вздохнул Джек. — Может, мне Энни позвать? Ее вид почему-то сразу вызывает у тебя улыбку. Правда, кретинскую, но…

— Если ты не забыл, она будет стоять на балконе.

— Ах да, что это я. — Джек хлопнул себя ладошкой по лбу. — Какой-то я сегодня рассеянный… прямо удивительно.

Он озабоченно посмотрел за окно и поморщился:

— Погодка, прямо скажем, не для серенады. Сорвешь голос по такому холоду.

— Одну серенаду как-нибудь спою, — сказал Эрик.

— А ты хоть придумал, что петь будешь, горе мое? — вдруг встрепенулся Джек.

— Сам ты свое горе, — буркнул Эрик. — Разумеется, придумал, что ж я, дурак совсем, отправляться петь без единой серенады в голове?

— А кто тебя знает? Влюбленные иногда еще и не такие фортеля выкидывают!

Эрик в последний раз провел пальцем по струнам лютни, и та отозвалась переливчато и мощно.

— Джек, спасибо тебе за настройку… за моральную поддержку… и за то, что я теперь совершенно точно знаю, через какое именно плечо плевать в случае чего. — Эрик решительно встал.

— Удачи, — напутствовал его Джек. — И не смей фальшивить! А то я ведь буду подслушивать, а у меня весьма изысканный слух.

— Как бы тебе не лишиться его вместе с ушами, — посулил Эрик и вышел в морозный вечер.

Полнозвучный переливчатый аккорд прозвучал торжественно и строго, а древние стены замка, многократно его усилив, швырнули вверх красочное яркое эхо.

Энни огладила ладонями платье и шагнула вперед.

— Стой! — решительно остановила ее герцогиня. — Девушка не должна выбегать на балкон с первым же аккордом. Даже если ей этого очень хочется.

— А… когда же? — спросила Энни.

— Дождись хотя бы первого слова, — ответила миледи герцогиня. Подмигнула и вышла.

Эрик еще раз провел пальцем по струнам, подождал, пока не отзвенит аккорд, и нащупал ту самую ноту, с которой должна была начинаться песня.

Нет, хорошо все же Джек придумал. Куда как проще всего одну струну зажимать, а звук какой красивый!

Эрик собрался с духом, вдохнул побольше воздуху и запел.

Он пел о том, каким темным может быть ночное небо, но жизнь человека может быть куда темней, если он один. И если по черному ночному небу бог рассыпал звезды, то жизнь он наполнил хорошими людьми. Он пел о моряках, что ищут путь по звездам, и хороших людях, которые, как те же звезды, помогают заплутавшим отыскать путь во мраке. И это не страшно, если приходится пройти сквозь огонь, важно видеть протянутую тебе руку. Он пел о том, как человек, покидая мрак, ищет дорогу к свету. Ищет, пока не находит любовь. Тогда ему становится светло, и он понимает, что никакого мрака вокруг никогда не было. Это он был мраком, нес его на себе и наполнял им все вокруг себя. А теперь, когда пришедшая любовь умыла его серебряным дождем, мрак кончился, и ему светло даже самой темной ночью. Потому что он не один.