Призыв - Гейдер Дэвид. Страница 27

— В одиночку?

Женевьева кивнула:

— Ты ловок и умеешь таиться. Король этими способностями не обладает, но ты лучше всех нас знаешь, как пробраться мимо врагов, оставаясь незамеченным. Я полагаюсь на тебя, на то, что ты сумеешь вывести короля.

— Почему я, а не Келль? Он охотник, он мог бы…

— Я полагаюсь на тебя, — с нажимом проговорила она.

Дункан судорожно сглотнул. Женевьева его явно переоценивает.

— Он понадобится Ферелдену, — продолжала она. Взяв меч, она положила его на колени, легонько покачнула, любовно провела пальцем вдоль клинка, словно зачарованная узорами, которые покрывали сталь. — Стране понадобится вождь, который одним из первых разглядел угрозу Мора, который верит в нее. Король Мэрик помог бы нам поднять по тревоге весь Тедас и способствовал бы тому, что во всех последующих событиях Серые Стражи пользовались бы непоколебимым доверием.

— Но что, если… — Дункан оборвал свой вопрос, стыдясь уже и того, что подобное пришло ему в голову.

— Вполне возможно, что я не права, — ровным голосом проговорила Женевьева, завершив его мысль без малейшей тени упрека. Она подняла взгляд на Дункана, и он увидел в ее глазах смерть. — Возможно, Бреган мертв, а я, приведя нас сюда, совершила чудовищную ошибку. Если не хуже.

— Хуже?

— Если то, что узнает король Мэрик, может навредить Серым Стражам, может выставить нас на посмешище и помешать нам исполнять свой долг… в таком случае ты должен позаботиться о том, чтобы он никогда не вышел на поверхность.

Дункан остолбенел, не веря собственным ушам:

— То есть… ты хочешь сказать…

Женевьева в задумчивости обхватила пальцами подбородок:

— Возможно, он попытается сбежать. Однако, по каким бы причинам он ни решил к нам присоединиться, обратного пути нет. Если он должен будет исчезнуть бесследно здесь, чтобы мы на поверхности смогли рассказать ту историю, какую сочтем нужной, — значит, именно так нам и надлежит сделать. — Заметив потрясение, написанное на лице Дункана, Женевьева подкрепила свои слова жестким прямым взглядом.

— Подумай вот о чем: здесь опасно, но я не знаю, что именно заключает в себе эта опасность, не знаю и того, что может узнать о ней сторонний человек, такой как Мэрик. У нас, Дункан, есть высший долг. Серые Стражи защищают весь мир, а не одно мелкое королевство.

Дункан медленно кивнул, чувствуя, как неистово колотится в груди сердце.

— Я… я понимаю.

Женевьева улыбнулась — печально, но и сочувственно. И утешающим жестом положила руку ему на плечо:

— Я знаю, что ты способен это сделать. И полагаюсь на на тебя, на то, что, если возникнет такая необходимость, ты всем позаботишься.

Дункан снова кивнул, не зная, что сказать, да и надо ли еще что-то говорить.

Рука Женевьевы соскользнула с его плеча.

— Ступай. Поспи хоть немного.

Завтра они войдут в логово льва.

Молча кивнув командору, Дункан повернулся и ушел прежде, чем она успела еще что-то сказать. Ему, только ему Женевьева доверила присматривать за королем, причем не только в одном, расхожем смысле. Она хотела, чтобы это сделал Дункан — не Келль, не Фиона, а именно он.

Возможно, потому, что он способен на убийство и Женевьеве это известно. Эта мысль застряла в сердце юноши осколком льда. И однако же, ее поручение не вызвало у него протеста. Он знал: главное дело Серых Стражей — одолеть порождений тьмы, чего бы это ни стоило. Порой для этого приходилось совершать чудовищные поступки.

Если дело до того дойдет, он убьет короля Мэрика. Наверное, даже Фиона, которая так откровенно выражает свою неприязнь к этому человеку, не сумела бы это сделать. Скорее всего, не сумела бы. Хоть она и злючка, но все же хорошая.

А он, Дункан, — нет.

Глава 6

Бреган не знал, сколько времени провел в келье. Разум его часто затуманивали приступы боли, и он то погружался в забытье, то просыпался вновь, не имея ни малейшего понятия, день настал или ночь. Время утекало как вода, растворялось во тьме и отчаянии, которые накрывали его с головой.

Зачастую, когда он пробуждался от беспокойного сна, на долю секунды его охватывало смятение, — казалось, будто он на самом деле находится в замке Серых Стражей в Монсиммаре, что все муки пережитого плена на самом деле лишь кошмарный сон. В глубине души он ожидал, что вот-вот вдохнет знакомые запахи кипариса и чистого белья, искал взором блики лунного света, проникающего сквозь неплотно прикрытые ставни, хотя умом и понимал, что ничему этому не бывать. Быть может, это его сознание цеплялось за призрачную надежду, не желая мириться с неумолимой действительностью.

И это казалось Брегану странным — он не питал никаких теплых чувств к этому замку, пусть тот и был его домом столько долгих лет. Пребывание в рядах Серых Стражей никогда не приносило Брегану радости. Впрочем, если быть точным, горести тоже не приносило — скорее, это была жизнь, которую он терпел. Он не стал противиться зову, который привел его на путь Серого Стража, но и с радостным сердцем по этому пути не шел.

И то, что сейчас собственное сознание всеми силами стремилось вернуть Брегана в немилое прошлое, казалось ему дурной шуткой.

Женевьева с ним не согласилась бы. Она всегда считала, что их положение в ордене Серых Стражей — великая честь для обоих. В тот день, когда Брегана сделали командором, глаза ее сияли затаенной гордостью, между тем как сам мужчина чувствовал себя подавленным, загнанным в ловушку. И тем не менее он не отказался от этой должности, принял ее и все обязанности, а сестра лишь недоверчиво качала головой, считая поведение брата обыкновенным упрямством.

И вышло так, что именно такое поведение принесло Брегану изрядную популярность среди подчиненных. Сам он никогда не считал себя выше и достойнее тех, кем командовал. Все они принесли ту же жертву, что и Бреган, все, как он, приняли в себя мерзость скверны, дабы сражаться с опасностью, которую почти все человечество считало давно минувшей. Бреган не искал возможности отличиться и все почести, которыми осыпали его вышестоящие, с готовностью перенаправлял тем, кто эти почести действительно заслуживал. Именно за это его и любили Серые Стражи.

Этого Женевьева тоже никогда не понимала. Чопорный нрав и приверженность дисциплине вынуждали ее возводить стену между собой и подчиненными. Бреган был единенным, кого она допускала к себе, и порой он чувствовал, что сестра с неприязнью относится к его популярности. Она рала, что он намеренно добивается от подчиненных восторженной преданности…

Быть может, все дело в том, что именно так на его месте поступала бы она сама? Быть может, Женевьева всегда тайно мечтала добиться всеобщей любви и пошла бы на многое… Впрочем, оба они прекрасно понимали, что это недостижимо. Для Женевьевы люди были не более чем орудия, средства для достижения цели. Она предпочитала, чтобы все они были одинаковыми — стойкими, решительными, предсказуемыми, — и неизменно удивлялась, обнаруживая, что это совсем не так.

Сознавать, что именно Женевьеве придется после его ухода исполнять обязанности командора, Брегану было почти так же тяжело, как переносить все испытания, которым подверг его Призыв. Как, должно быть, мучительно было ей видеть людей, горюющих о его уходе, и отчетливо понимать, что, когда в скором будущем настанет время, о ней так горевать не будут.

Мысль о сестре бесцеремонным рывком вернула Брегана к реальности. Ему снилась Женевьева, и, хотя сон заволакивала завеса боли и безумия, даже сквозь эту завесу мужчине чудилось, что сестра где-то рядом, что она отчаянно ищет его в непроглядной тьме. Сон, конечно, был странный, но Бреган, хорошо разбиравшийся в такого рода вещах, поневоле заподозрил, что ему явилось не простое сновидение.