Книга суда (СИ) - Лесина Екатерина. Страница 16

Столовая в полуподвальном помещении, крошечные окна похожи на бойницы, света проникает мало, и тот какой-то мутноватый. Редкие солнечные пятна на потолке, бледные серо-зеленые стены, отвратительно голые, под стать полу. Длинный стол, люди. Человек десять. Нет, восемь, если с Вальриком считать, то девять.

- Опаздываешь, - недовольно заметил Юрм. - Опаздывать не принято. Нарушение режима может вызвать неприятные последствия.

- В первый и последний раз, - пообещал Вальрик. - Чем тут кормят?

Кормили прилично, вот только атмосфера равнодушного отстраненного молчания напрочь отбивала аппетит. Н-да, весело здесь будет…

Коннован

Черная громадина Хельмсдорфа вырастала плоть от плоти сколы. Причудливо изогнутые башни почти дотягивались до звезд, тогда как тяжелая ломаная линия стены нависала над пропастью. Раньше здесь все было иначе, не лучше, просто иначе.

Изнутри сложенная из крупных камней стена выглядела неприятно скользкой, она прижимала узкую подкову двора к черному боку замка. Здесь я буду жить… странно. Рука Рубеуса ободряюще сжимает ладонь. Все будет хорошо.

Семь ступенек. Черная, укрепленная железными полосами дверь, потом еще одна. Три ступеньки и сумрачная пустота холла. Красиво. Потолок где-то высоко-высоко, тонкие стебли колонн утопают в темноте, редкие светильники желтыми шарами зависли между полом и потолком.

Звук шагов мелкой дробью разносится по выложенному мраморными плитами полу. Звук чужих шагов. Частый цокот каблучков… сладкий запах духов, легкое дрожание огненного шелка… черные волосы… она красивая. И я ее знаю, точно знаю, но память упорно отказывается выдавать ее имя.

- Привет, - она смотрит не на меня, на Рубеуса, но я понимаю все и сразу. - Ты где так долго? Нет, Карл, конечно, говорил, что ты занят, но все равно с твоей стороны это крайне не вежливо.

Мика, ее зовут Мика.

Больно-то как… улыбаться, нужно улыбаться.

- Мика, это Коннован. Она будет жить здесь.

Мне стыдно за смущение в его голосе, и за то, как он смотрит на Мику, и за то, что я присутствую при этом разговоре, и за то, что я вообще существую. «Будет жить здесь»… наверное, следует читать «будет жить с нами». Чувство долга. Теперь я хотя бы понимаю, что означают эти слова.

- Коннован? Прости, не узнала.

Все-таки она очень красивая, Мика. И сильная. А я слабая и поэтому теперь больно. Но улыбаюсь. А она злиться.

- Господи, что это? Надеюсь, не заразно? И вообще зачем ты притащил ее сюда? - Мика рассматривала меня с нескрываемым отвращением. - Или Карл приказал? Ну да, конечно… извини, сразу не подумала. Мог бы и предупредить.

Поднявшись на цыпочки, Мика поцеловала Рубеуса в щеку.

- Нет, ну ты, конечно, как хочешь, но за один стол я с ней не сяду. Извини, Коннован, надеюсь, ты не против посидеть немного взаперти? На твоем месте я бы избегала общества…

Пусть она заткнется. Пусть она вообще исчезнет! Меня мутит от ее вида, запаха и самоуверенности. А сказать ничего не могу, и уйти не могу, потому что… потому что упавшее небо меня раздавило. Вот, значит о чем пытался предупредить Карл, а я - дура.

Дура, дура, дура…

Доверчивая мечтательная дура.

- Пойдем, - Рубеус тянет за собой, я послушно иду. Коридоры, ступеньки и снова коридоры. Комнаты какие-то. Зачем столько комнат? Пахнет свежим деревом и розами. Ненавижу розы, а Мика любит. Розы и еще красные платья, драгоценности и тягучие прилипчивые духи.

Хлопнувшая дверь сбивает с мыслей. О чем я думала? Не помню.

- Садись. - Рубеус толкает меня в кресло. Черная кожа и бронзовые ручки в виде когтистых львиных лап. Мягкое. Тону и не пытаюсь выплыть. Куда и зачем, все равно уже.

- Наверное, нужно было сказать.

- Наверное, - буду соглашаться. Соглашаться легко.

- Я просто не подумал, что… вернее, думал, но не знал, как сказать, боялся…

- Чего?

На столе бронзовый рыцарь сошелся в смертельной схватке с бронзовым драконом. Забавно.

- Тебя не было четыре года, Коннован.

- Знаю.

У дракона рваные крылья летучей мыши и грузное тело с кривыми лапами. Вряд ли он сумеет взлететь. Да и хорошо, что не сумеет, когда летаешь, падать больно.

Четыре года - это ведь не так много.

- Никто не думал, что ты вернешься. - Рубеус трет переносицу, в этом жесте и раздражение - ему не нравиться объясняться - и нетерпение - он хочет, чтобы этот неприятный разговор поскорее закончился, и здоровая злость. А самое смешное, что злится он на меня. Наверное, надо что-то ответить, пауза затянулась, но в голове пустота.

Почему с каждым разом становиться все больнее и больнее?

- Мика… ну просто так получилось, сначала она мне помогала, потом…

Главное влево не смотреть, там зеркало, большое такое, в красивой раме. Наверное, Микина идея, она всегда любила зеркала. А Рубеус говорит и говорит. Зачем? Кому эти слова нужны? Мне, например, нет, я и без слов все прекрасно поняла, ну или почти все, кроме одного момента:

- Зачем тебе я?

- Что?

- Ну ты забрал меня сюда… ну не забрал, а я не знаю, пригласил… потребовал, чтобы я жила здесь?

Рубеус

Она выжидающе смотрит, вроде бы и на него, и в то же время мимо, взгляд рассеянный, улыбка виноватая и какая-то неуверенная, а голос спокойный. Рубеус ждал чего угодно - истерики, обвинений, даже хорошей пощечины, но никак не этого спокойствия, граничащего с равнодушием.

- Так зачем? - Она рассеянно касается кончиками пальцев щеки и тут же одергивает руку. На запястье тоже язвы, но мелкие, похожи на винные пятна на белой скатерти.

- Не хочешь отвечать? Извини. Наверное, мне следует уйти… я не считаю тебя виноватым. Никто никому ничего не обещал. А четыре года - это долго для да-ори. Ну я хочу сказать, что мне просто не следовало принимать приглашение. Я сама виновата. Я во всем виновата сама.

Она произносила слова четко, будто доклад читала, но смотрела при этом не прямо, а куда-то в сторону. И закрылась к тому же, односторонняя связь - это нечестно.

- Ты ведь доставишь меня назад, правда? Я бы и сама, но не уверена, что сил хватит. Я потом как-нибудь зайду. И Мике привет, она обрадуется.

Коннован встала, движения неловкие, как у новорожденного жеребенка, который только-только становиться на ноги, и эта беспомощность не вызывает ничего, кроме глухой злости.

- Сядь.

Коннован садиться. Ну и какого она такая послушная? Почему не выскажет все, что думает о нем и о ситуации вообще?

- Ты останешься здесь.

Кивок.

- На Мику не обращай внимания.

Еще один кивок.

- Теперь твой дом здесь и…

И снова кивок. Белесые пряди прилипли ко лбу, на потрескавшихся губах проступили капельки крови, а глаза отливают лиловым. Неправильно, у всех да-ори глаза черные.

- Знаешь, - теперь ее голос печален. - А я тебя звала. Звала, звала, а ты не шел. Не слышал? Или просто она лучше?