Эти бессмертные - Проскурин Вадим Геннадьевич. Страница 51

— Мы пришли, ваше высокоблагородие.

Они стояли перед оросительной канавкой, разделяющей два холопских участка. Участок впереди ничем не отличался от других подобных участков, разве что был несколько более запущен — грядки не перекопаны, сорняки не выкорчеваны, а от сарая к компостной яме тянулась грязная полоса, как будто глупый холоп протащил через весь участок тачку с помоями, не обращая внимания на падающую наружу грязь. На полпути к хижине, прямо на голой земле, прислонившись спиной к стволу дерева, сидела женщина-холопка, грязная и отвратительная, она смотрела на Людвига, и ее взгляд был тупым и безразличным.

— Хорошо, — сказал Людвиг. — Оставайся здесь и ни во что не вмешивайся.

Он перешагнул канавку и ступил на землю, которой суждено стать полем боя, первого настоящего боя Людвига, когда за спиной нет повелителя, готового в любую секунду прийти на помощь. Такого боя, исход которого зависит только от сражающегося воителя, как и должно быть в настоящем бою. Впрочем, нет, это не бой, это просто наказание раба.

Внутренний голос сказал Людвигу, что сейчас не самое подходящее время подыскивать оправдания тому, что ты еще не сделал. Когда демон будет повержен, когда ты попрешь ногами его бездыханное тело, только тогда можно будет рассуждать о том, что это было наказание презренного раба. А пока демон полон сил и смертельно опасен, лишь глупец может убеждать себя в ничтожности противника. Сейчас надо собраться и сконцентрироваться, главное — победа, а рассуждать о причинах, характере и ходе поединка можно будет потом.

Людвиг сложил руки в жесте файрбола, все чувства напряглись и обострились, взгляд не отрывался от хижины, где, скорее всего, прячется демон, а периферическое зрение охватывало весь участок, тщательно отслеживая все движения. Исход поединка должен решиться первым ударом, который будет внезапным и сокрушительным. Обнаружить демона, пока он не обнаружил тебя, и ударить — что может быть проще?

Грязная женщина издала нечленораздельный звук и вдруг вскочила на ноги слитным грациозным движением, и Людвиг с ужасом понял, что эта грация хорошо знакома ему, а эта женщина… Что он сделал с Бригиттой?!

Ненависть затопила душу Людвига. Нет больше ни времени, ни желания соблюдать правила, какие бы они ни были. Грязная тварь, способная на такое, должна быть истреблена не как заблудший раб, а как ядовитая жаба, себе на горе осмелившаяся перейти дорогу воителю. Получай, демон!

Мир осветился ослепительной вспышкой, файрбол отделился от сцепленных рук Людвига и отправился в полет, издавая зловещий шипящий свист. Огненная полоса рассекла воздух и вонзилась точно в темный дверной проем холопской хижины, а в следующее мгновение этот проем осветился изнутри пламенем. И еще один файрбол, и еще один, гори, демон! Ни одно целебное заклинание не спасет от пламени, бушующего в тесной каморке, превращающего ее в жуткое подобие закрытого очага. Жарься, демон, и пусть боль, пронзающая тебя в эти мгновения, последние мгновения твоей жизни, пусть она не покинет тебя в последующих перерождениях, пусть она возвращается ночными кошмарами, и да не познаешь ты счастья, и…

Сзади донеслось негромкое покашливание. Холодея внутри, Людвиг начал оборачиваться, уже понимая, что не успевает.

— Эти одеяла давно стоило сжечь, — произнес из-за спины голос демона.

И стало темно.

9

Впервые за последние дни Бригитта ощутила некое подобие удовлетворения. Павел все-таки поставил на место несущего грязь, обругал и заставил копаться в дерьме, там, где ему самое место. Бригитта смотрела, как бывший мастер смерти морщит нос, как выгибается всем телом, стараясь увернуться от поганых брызг, и наслаждалась зрелищем. Теперь ты поймешь, тварь, каково это — быть униженным! Жаль, что Бригитта не владеет боевой магией, а то она объяснила бы это более подробно и доходчиво. Может, попросить Павла научить ее чему-нибудь? Нет, ей противно даже разговаривать с ним, он еще больший мерзавец, и то, что сегодня он за нее заступился, ничуть не извиняет тех подлостей, что он уже успел натворить.

Ивернес наполнил тачку пометом и поволок к зловонной яме. Колесо подпрыгивало на кочках, грязь сыпалась через борта, мастер смерти забавно дергался, переступая через упавшее на землю дерьмо. За тачкой оставался поганый след. Интересно, этот дурак довезет до ямы хоть что-нибудь?

Довез. Опрокинул тележку и отскочил в сторону, боясь запачкаться. Зря боишься. Ты еще можешь избежать грязи, пятнающей тело, но душу тебе никогда не отчистить, она замарана навсегда. Как же приятно наблюдать, как тот, кто раньше унижал других, сам подвергается унижению…

Ивернес остановился на краю ямы и некоторое время задумчиво созерцал опрокинутую тачку. Затем выкрикнул что-то неразборчивое и пошел прочь. Бригитта обрадовалась — он решил покинуть их с Павлом. Раньше он много говорил о высоком предназначении потрясателя вселенной, он так гордился, что сопровождает потрясателя с самого начала пути! А теперь потрясатель повелел ему лично вычистить дерьмо — и вся гордость испарилась, как не бывало. Какая же низкая и подлая душа у мастера смерти! Хорошо, что он больше не будет осквернять своим присутствием воздух, которым она дышит.

Когда он проходил мимо Бригитты, она сказала:

— Ты правильно поступаешь. Уходи и не возвращайся.

Ивернес вымученно улыбнулся и ответил:

— Ты ошибаешься. Я вернусь.

И ушел торопливым шагом, почти что вприпрыжку, как будто больше всего на свете боялся, что она начнет задавать вопросы.

Она осталась сидеть в той же позе. Когда Ивернес скрылся из виду, ей захотелось вскочить и крикнуть ему вслед что-нибудь злое. Но она подавила это желание — во-первых, глупо, а во-вторых, лень. Зачем прыгать, скакать и кричать? Гораздо приятнее сидеть, ни о чем не думать и ждать конца.

Прошел час, а может, и четыре часа, Бригитта не следила за временем. В ее поле зрения появился Павел, он подошел и сел рядом с ней. Вопросительно заглянул ей в глаза, но она не ответила на его взгляд ни словом, ни жестом. Сидела и молчала, глядя прямо перед собой.

— Бригитта, — начал Павел. — Я давно хотел сказать тебе… А куда, кстати, подевался Ивернес?

Бригитта пожала плечами. Раскрывать рот было лень.

Павел продолжал говорить, путаясь, запинаясь и с трудом подбирая слова:

— Прости меня, Бригитта. Я не хотел… то есть хотел, конечно… Но я не думал, что это так на тебя подействует. Я думал, ты легче перенесешь это… ну, я имею в виду, когда заклинание рассыпается…

Бригитта скептически хмыкнула.

— Конечно, — сказала она. — Ты тоже легко перенес это, когда очнулся, а тебя…

Павел скорчил страдальческую гримасу и взмахнул рукой — то ли вбивал в землю невидимый столб, то ли творил неведомое заклинание.

— Я знаю, — сказал он. — Я все понимаю, как ты себя чувствуешь, и все такое. Я виноват, да. Но у меня не было другого выхода!

— Другой выход есть всегда, — заявила Бригитта. — Надо только не бояться перерождения.

Странное дело, первые слова, произнесенные Бригиттой, пробили невидимую и неощутимую завесу, закрывающую ее разум от внешнего мира. Как будто она спала и видела страшные сны, а теперь проснулась и поняла, что те сны — это реальность. Затекшее тело потребовало движения, она встала, и Павел поднялся на ноги вместе с ней. Зачесалось лицо, Бригитта провела по нему рукой, и на щеке обнаружилась какая-то короста. Она отковырнула кусочек, понюхала…

— Вот дерьмо! — воскликнула Бригитта.

Павел засмеялся.

— Вот именно, — сказал он. — Извини, я не над тобой смеюсь, то есть над тобой, но не со зла. Пойдем, умоешься.

Бригитта подошла к лохани с водой, окунула руки в маслянистую жижу, помедлила, но все же решила умыться. Грязнее, чем сейчас, она все равно не станет.

Вода освежила ее. Она огляделась вокруг и приняла в себя красоту мира — зелень травы, пение птиц, и даже неприятный запах застоявшейся воды больше не казался таким отвратительным. А ведь жизнь продолжается, поняла Бригитта.