Чаша и Крест (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 36
Неожиданно для самого себя я придержал стремя и подал руку Рандалин, подсаживая ее в седло. Остальные настолько оторопели от моей наглости, что не успели вмешаться.
— Мой друг Гвендор сказал мне один раз, а он хорошо понимает в том, о чем говорил: "Если ты испытал сильную боль, ты станешь чувствовать страдания других. Если ты испытал слишком сильную боль, ты можешь захотеть причинить ее другим. А если ты испытал боль, которую невозможно вынести, ты начнешь понимать, как устроен этот мир".
Она внимательно смотрела мне в лицо, наклонившись с седла.
— Прощайте, Торстейн. Не зову вас в Валлену — но если вдруг вы приедете, я буду рада.
— Не ходите больше одна на берег моря, Рандалин, — попросил я, проглотив какой-то странный комок в горле.
Она подняла руку, словно хотела коснуться моих волос, но задержала ее в воздухе.
— Друзья зовут меня Рэнди, — сказала она и ударила коня по бокам босыми ногами.
Я смотрел им вслед, пока мог различать четырех быстро несущихся по каменистой дороге лошадей. Потом повернулся и медленно побрел к орденской крепости. Ночь заканчивалась, и знаменитая таширская луна висела уже совсем низко над горизонтом, почти касаясь воды своими длинными рогами. С другой стороны небо медленно светлело. Крепость мирно спала, настолько безмятежно, что я казалось, мог расслышать дружное сонное дыхание всех видящих последний предрассветный сон. Только в окне кабинета Гвендора по-прежнему был виден желтоватый отблеск многочисленных мигающих свечей.
Я стоял на маленькой площади, задрав голову. Мне не надо было подниматься к нему в кабинет, чтобы легко представить, как он сидит, подперев голову обеими руками, над фолиантом с растрепанными страницами, вглядываясь в мелкие наклонные буквы, давно уже пляшущие перед глазами. И так же свободно я мог представить Рандалин, с закушенной губой поднимающуюся по трапу своего корабля, чтобы встретить рассвет уже в море. У меня было какое-то странное ощущение неправильности происходящего, и мне казалось, что вот-вот я должен догадаться о чем-то очень важном, но оно упорно ускользало от меня вместе с отступающей ночью. К тому же глаза мои давно слипались, и сознание балансировало на краю сна. Поэтому я решил, что попробую разгадать все загадки днем, когда высплюсь, махнул рукой и пошел спать.
А на следующий день началась подготовка к Большому Совету, и мне стало сразу некогда думать о посторонних вещах.
Большой Совет созывался довольно редко и требовал присутствия всех командоров и большинства старших магистров. Обычно он проводился в Эмайне, но в виду неотложности обстоятельств его решили провести в Ташире. Больше всего меня удивило то, что на моей памяти никогда никуда не уезжавший из Эмайны Ньялль тоже согласился приехать. За день до него прибыли командор Эбры Брагин и айньский командор Хада. Остальные и так уже были на месте.
За все эти дни я едва перемолвился с Гвендором несколькими словами — он все время безвылазно проводил то в библиотеке, то в кабинете Фарейры, причем выбор книг, которые он бесконечно читал, был более чем странным — все они касались древней, доорденской истории. На его лице застыло какое-то отсутствующее выражение, которое мешало мне поговорить с ним о всех произошедших недавно событиях. Теперь он сидел на положенном ему месте за длинным столом Большого Совета, выпрямившись и положив руки на подлокотники кресла. Он казался удивительно сосредоточенным, словно ему предстоял какой-то серьезный экзамен. Более тщательно, чем обычно, причесанные волосы были откинуты назад, открывая удивительно высокий лоб, и шрамы смотрелись еще более уродливо, чем всегда, на этом ясном спокойном лице.
Рядом с ним вертелся в кресле и вздыхал Фарейра — видимо, он думал о том, как пережить более трех часов совещания без пристойной закуски и выпивки. Его вьющаяся проволокой борода торчала вперед настолько воинственно, что никто даже не решался с ним заговаривать.
Ньялль, казалось, мирно дремал, уронив голову на грудь. Сидевший напротив него Хада тоже прикрыл глаза тяжелыми веками, но все четко видели проступавший у него на лбу третий глаз. Брагин был погружен в какой-то длинный свиток, развернутый на коленях, периодически помахивая в воздухе загнутым пером.
Оставались Лоциус и Ронан, которые пришли одновременно и сели, не глядя друг на друга. Кроме всех вышеперечисленных, в зале сидело несколько наблюдателей из числа старших магистров — они то и дело обеспокоенно переглядывались, ну и я как бессменный летописец. Правда, за скрывавшей дверь портьерой время от времени мелькал горящий голубой глаз, который мог принадлежать только Жерару.
Выражение лица Ронана мне совсем не нравилось. Он то хмурился, так что его густые брови сходились в одну черту, и пытался пальцами согнуть витой командорский жезл, лежащий перед ним на столе, то внезапно вскидывал голову, старательно изображая полную безмятежность.
— Приветствую всех вас на Большом совете, мессиры, — сказал он наконец, понимая, что дольше медлить было бы странно. — Совет был созван по просьбе командора Альбы, который обвиняет командора Круахана в использовании запрещенного колдовства.
— Не совсем так, — раздался низкий голос Гвендора. и все невольно вздрогнули, — просто командор Круахана хотел применить в моей лаборатории заклинания из Черной книги. Мне непонятен их смысл.
Лоциус передернул плечами, но ничего не сказал.
— Разве Черная книга существует? — протянул Брагин. — Мне всегда казалось, что это просто красивая выдумка. Или кто-то из вас видел ее, мессиры?
Все промолчали. Лоциус положил ногу на ногу и лучезарно улыбнулся.
— Я не знаю, есть ли Черная книга на самом деле, — сказал наконец Гвендор, — или это просто обозначение любого злого колдовства. Но в таширской библиотеке я прочитал все старинные хроники, какие только мог найти. В них гораздо чаще, чем в наше время, говорится о таких вещах. Там пишут, что высшая цель заклинаний Черной книги — нарушить ткань пространства, чтобы в мире воцарился полный хаос. Я нашел еще довольно любопытные вещи, вот например… — он мельком взглянул в лежащие перед ним бумаги и продолжил наизусть: "Как вы можете легко узнать мага, который пользуется заклятиями Черной книги? Использование сих страшных слов налагает несмываемую печать на его чело, так что никогда больше он не сможет выглядеть как прежде, и вы сразу поймете по искаженным чертам его, что душа его отдана навек силам зла".
— Ха, мессиры! — вскричал Лоциус, сохраняя такую же сладкую улыбку. — Не кажется ли вам, что данное определение как нельзя лучше подходит к самому господину Гвендору? Никогда больше он не сможет выглядеть как прежде — насколько точно указано!
На мгновение шрамы Гвендора налились кровью, но он не изменился в лице и ничего не сказал. Вместо него высказался Фарейра:
— Заткнись ты, хрен в камзоле! — сказал он, употребив на самом деле куда более сильное выражение и добавив настолько гнусное ругательство, что даже Ронан слегка покраснел.
— Мессиры, — сказал он, повысив голос и постукивая жезлом по столу, — настоятельно прошу вас оставаться в рамках приличий. Командор Ташира, если вы еще раз позволите себе подобное высказывание, я попрошу вас покинуть Большой Совет.
— Сильно я плакал, — пробормотал Фарейра достаточно громко, чтобы его все расслышали, — хоть поужинаю тогда как следует.
Я покосился в сторону дверной портьеры — она слегка колебалась, как от легкого дуновения ветра, и в просвете виднелся поднятый кверху большой палец в знак полного восторга.
— Вы знаете, мессиры, — продолжал Ронан, — что ни в коей мере Орден не может допустить нарушения существующего миропорядка, ибо мы стараемся направлять этот неразумный мир по пути развития. Именно поэтому Черная книга считается у нас запретной. Но командор Круахана подтвердил мне, что никогда не касался ее и уж тем более не пытался использовать ее заклинаний. Не правда ли, Лоциус?
— Я вообще не знаю, — сказал тот, сохраняя легкую оскорбленность на лице, — откуда командору Альбы пришло в голову, что я открывал Черную книгу, в существовании которой я уверен не больше, чем досточтимый Брагин. Вы все могли ознакомиться с теми формулами, которые я предлагаю использовать для получения более чистого золота. Могли ли вы найти в них что-то подозрительное и смахивающее на темное колдовство?