Каменный Кулак и мешок смерти - Кууне Янис. Страница 21

Фриз потупился.

– Может быть, вы хотите на своих торговых ладьях и рыбацких лодках за драккарами угнаться? Так вы до Хавре доберетесь, когда мы уже будем добычу грузить…

Глаза фризского форинга сузились в щелки. Еще немного, и он даст волю своей обиде.

– Но и не взять вас с собой я тоже не могу, – упредил его гнев Хрольф. – Как говорят свеи: дурак мстит сразу, фольк никогда. А вы не дураки и, насколько я вижу, не фольки. Вы долго ждали подходящего дня для своей мести, и, возможно, он действительно настал. Ваша месть священна. Одноглазый Один не пускает на порог Валхалы того, кто не отомстил обидчику или хотя бы его роду. Как же мне быть? Скажи мне, форинг?

Фриз растерянно посмотрел на своих соплеменников. Те перешептывались друг с другом, алча найти выход из тупика.

Сторешеппарь подошел к вождю мстителей и что-то прошептал ему на ухо.

– Что? – взревел фриз, выхватывая из-за пояса сечный нож. – Кого ты назвал лошадью?

Миски с кашей в руках варягов мгновенно сменились мечами, билами и боевыми молотами. Фризы тоже ощетинились бранным железом. От вчерашнего благодушия не осталось и тени.

– Все-таки, фриз, ты еще больший дурак, чем я, – огорошил Хрольф ретивого защитника Священной рощи одной из своих заковыристых присказок, после которой нельзя было понять, шутит шеппарь или говорит серьезно. – Я слышал, – сказал он, отступая на шаг, – что во Фризландии самые быстрые лошади из всех, что набивают брюхо травой под сенью Иггдрассиля. Вот я и подумал, что ты со своими людьми можешь двинуться верхом по берегу моря…

Через несколько долгих мгновений настороженной тишины раздался первый смешок. Это хохотнул вождь фризов, уразумев наконец смысл слов Гастинга. Ох, как умен этот свеон и ох как не прост! Да на лошадях защитники Спайкероога будут в Хавре даже раньше драккаров. Никакому кораблю не угнаться за фризскими скакунами!

И вскоре хохотали уже все вокруг. «Ты еще больший дурак, чем я», – на все лады повторяли варяги, дивясь тому, как Хрольф сумел пройти по тонкой жердочке между драккарами и мало того, что никого не обидеть, так еще и укрепить воинство пеших северян фризскими всадниками. Да с такой дружиной они теперь осилят любую битву, возьмут любой город. Да они теперь сила, что бывала прежде только у вождей из древних песен Саги. [136]

Даннские шуточки

На следующее утро в залив Спайкероога вошел драккар. Размерами и обводами он был больше похож на кнорр. И только драконья морда на форштевне указывала на то, что это морской скиталец, а не жалкая ладья трусливых купцов. Даже вел он себя совсем не так, как подобает шёрёверну: едва показавшись в устье залива, драккар спустил парус и на веслах дал задний ход.

Как ни быстро промелькнул он в утренней дали, дозорные, выставленные свеями, успели его заметить. Тревоги они поднимать не стали, но растолкать сторешеппаря удосужились.

– Почему один? – недоумевал Хрольф, продирая заспанные глаза и зевая так, что в его глотку можно было вбить кулак.

Но злые от недосыпа сторожа только пожимали плечами. По всем расчетам драккары Кнуба должны были прийти не позднее сегодняшнего полудня, но их должно быть четыре, а не один. А что за нежданный гость наведывался в шхеру – неведомо. Однако внезапное и недоброжелательное появление фризов кое-чему научило сына Снорри. Зевнув еще разок, он приказал дозорным будить манскапы.

– Пусть просыпаются и будут наготове. Мало ли кого Локки навлек на нашу голову.

Стоянка шёрёвернов просыпалась неохотно, с руганью, с обещаниями разделать и пожарить на углях того, кому в голову пришла мысль будить русь в такую рань из-за какой-то заплутавшей ладьи. Но дозорным было всласть хотя бы в малом отыграться на тех, кто мирно храпел всю ночь, в то время как они бодрствовали.

Волькша, даром что он был почитаем в манскапе превыше всех хольдов вместе взятых, вызвался принести воды для каши. В предыдущие дни ее черпали из того места, где все три священных ручья уже сливались в один. Но в это утро Годинович измыслил взять воду только из одного из трех потоков. Он прошел полсотни шагов вверх по самому южному из них и черпнул воду ладонью. Она оказалась солоноватой на вкус. Вода среднего из ручьев была какой-то «сухой». Прозрачная на вид, она точно оставляла на языке тонкий слой глины или песка. Зато пить из последнего потока было сущим наслаждением. Еще чуть-чуть сладости, и можно было бы подумать, что в нем бежит не вода, а березовый сок. Волькша напился до изнеможения, но тут почувствовал, что вчерашнее питье алчет покинуть баклагу его пуза. Мочиться в ручей и даже рядом с ним Годиновичу было совестно, и он углубился в ореховые кусты. Венед уже изготовился к долгому журчанию, как вдруг застыл, как прибитый: со стороны взморья, с западного берега острова к стоянке свеев по лесу пробиралась хорошо вооруженная дружина. Шли с железом на изготовку. Молча. Хмуро. Бойцов насчитывалось десятков пятнадцать-шестнадцать, но по ухваткам было видно, что все они – матерые и выученные воины. Напади такие на спящих шёрёвернов, еще неизвестно, помог бы свеям трехкратный перевес в силе или нет.

Неслышно ступая, дружина шла прямо на Волькшу. Сорок шагов – один убойный выстрел из лука – отделяли неведомых ратарей от Годиновича.

И тут кусты за спиной венеда затрещали, раздался воинственный рев дикого кабана, и под коленки Волькшу ударило точно выкатившимся из стопы бревном. Вепрь хотел насадить человека на свои клыки, но промахнулся и взгромоздил Волкана себе на спину. Решив, что противник извернулся и теперь сам наседает, зверь рванулся прочь… и вынес Волькшу как раз на дружинников. От неожиданности те даже попятились.

Кабан стряхнул с себя незадачливого всадника, отбежал шагов на двадцать и остановился. Ярость оказалась сильнее страха. Секач злобно взрыл землю копытом. Волькша мог поклясться, что уже стоял вот так, безоружный, напротив разъяренного вепря. И в тот, прежний, раз все окончилось для него хорошо. Но как? Как он спасся тогда? Убежал? Нет, своего бегства Волькша не помнил. Воспоминания толковали ему о славной победе. Но как она ему досталась?!

И тут Волькша вспомнил, что это не он, а славный бог карельских охотников Хийси вышел один на один с кабаном, держа в руке камень размером не больше куриного яйца. Это сказание поведала ему Кайа в его последнее лето на берегах Волхова. «Я вначале увидел смерть этого кабана, а потом мне лишь оставалось исполнить то, что я увидел» – так объяснил Хийси свою чудесную победу над диким зверем Властелину леса Тапио. Но у Волькши под рукой не было даже камня ни тем более опоясного ножа, который остался лежать возле драккаров…

Нет! То есть да! Опоясного ножа с Годиновичем не было, а вот малые метательные, позаимствованные у «гостеприимного умельца» в Хедебю, были. Волькша никогда не слышал, чтобы кабана убивали таким оружием, но в сравнении с галькой, доставшейся Хийси, метательные ножи были куда пригоднее для битвы с вепрем.

А зверь желал биться. Еще как желал. Даже полторы сотни человек не принудили его спасаться бегством. Оправившись от внезапного появления кабана и его наездника, дружинники начали окружать и того, и другого широким кольцом. Теперь уже у Волькши не было путей к спасению, кроме как драться вначале с диким боровом, а потом и с неведомыми ратарями. Судя по всему, в этом намерения венеда и суровых дружинников совпали. Последние явно собрались прежде потешиться зрелищем битвы безоружного недотепы с секачом, после чего расправиться с победителем, будь то кабан или человек.

Но вепрь оказался разумнее, чем можно было подумать. Очутившись в окружении, он понял безвыходность своего положения и немного умерил боевой раж. Он даже попытался вырваться из плотного кольца людей, но получил несколько болезненных уколов копьем и снова рассвирепел. Виновником своих свинских бед он избрал человека без копья в руке, то есть того, на кого он первоначально и набросился в орешнике.