Хранительница врат - Цинк Мишель. Страница 41
Жалкие остатки разума — того разума, что еще в Вайклиффе впитал наставления мисс Грей — дивятся, сколь же мало во мне осталось стыда. Однако внутренний голос, напоминающий о приличиях, подобен тусклому пламени свечи, а в груди моей жарко полыхает огонь, разожженный не только все нарастающими чувствами к Димитрию, но и восторгом, который я испытываю при мысли, что предо мной открыты иные пути, иные возможности. Что выбор мой не столь ограничен, как я считала прежде.
Я не могу сдержать улыбки.
— Ладно. Тогда я хочу, чтобы ты остался.
Димитрий открывает дверь моей спальни.
— Значит, я остаюсь.
Я не переодеваюсь перед сном. Если вспомнить, в каком виде я проснулась утром, то ясно, что выбора у меня, в сущности, и нет. Позволить мужчине ночевать у меня в спальне — само по себе скандально, даже для моей новообретенной свободы. Но чтобы при этом я еще и была совершенно нагой, пусть даже и под одеялом — нет, подобное невозможно, даже в таинственном мире Алтуса.
Я поудобнее устраиваюсь на кровати. Димитрий вытаскивает из шкафа одеяла и подушки, укладывает их на полу, подходит к окну и раздергивает шторы. Только теперь я замечаю, что это даже и не окна, а высокие двойные двери, как в покоях тети Абигайль.
Димитрий открывает створку и вопросительно поворачивается ко мне.
— Ты не против? Я люблю морской бриз.
Я качаю головой.
— Я и не догадывалась, что эти двери открываются.
Димитрий подходит к кровати и подтыкает вокруг меня одеяло.
— Вот теперь тебе будет тепло и сладко спать под дыхание волн.
Нагнувшись, он целомудренно целует меня в губы.
— Доброй ночи, Лия.
Внезапно я смущаюсь.
— Доброй ночи.
Димитрий задувает свечу, и я слышу, как он устраивается на одеялах на полу. Впрочем, длится это совсем недолго — постель широка и непривычна, и мне не нравится думать, что Димитрий мерзнет на холодном полу.
— Димитрий.
— М-м-м?
— А ты мог бы спать в моей кровати, не… не нарушая законы моего мира?
Интересно, слышит ли он улыбку в моем голосе.
— Запросто.
Улыбку в его голосе я слышу совершенно отчетливо.
25
— Силы небесные! — Голос Луизы пробуждает меня от глубокого сна. — Однако, смотрю я, ты уже привыкла к местным порядкам!
Я сажусь, с трудом выбравшись из объятий Димитрия. Он медленно открывает глаза, ничуть не смущенный столь неожиданным приветствием.
— Пожалуй. И все же давай сохраним это между нами, ладно?
Луиза приподнимает брови.
— Я твои секреты не выдам, если ты не выдашь мои.
— Не знаю я никаких твоих секретов! Во всяком случае, недавних, — говорю я, потягиваясь. Мне очень хочется улечься обратно к Димитрию.
— Я исправлю столь прискорбное положение дел, если только ты отошлешь своего юного островитянина на то время, пока будешь одеваться и умываться, — заявляет Луиза и направляется к шкафу.
Мне вовсе не хочется, чтобы Димитрий уходил — ни на минуточку. Однако мне надо подготовиться к встрече с Соней, а заодно и узнать, как там тетя Абигайль.
Наклонившись, я нежно целую Димитрия в губы, пользуясь тем, что Луиза стоит к нам спиной и роется в шкафу.
— Прости, — шепчу я.
Он проводит пальцем вниз от спутанных волос у меня на виске, по щеке, шее, и ниже — туда, где начинается вырез моего платья.
— Ничего страшного. Мне надо переодеться и побеседовать со Старшими по поводу твоего свидания с Соней. Я скоро вернусь.
Я киваю.
— Спасибо, что остался.
— Тебе спасибо, — усмехается он. — Давно уже мне так сладко не спалось. — Он поднимается и поворачивается к Луизе, которая стоит в ногах кровати, держа свежее платье. — Всем на острове известно о моих чувствах к Лие. И меня не волнует, проведают ли мои сограждане, где я провел ночь, — но ради нее благодарю вас за молчание.
Моя подруга выразительно возводит глаза к потолку.
— Да-да, конечно. Но теперь уходите, ладно? А то ее из комнаты вовек не выпровожу, пока вы тут.
— Что ж, хорошо. — Он улыбается и, не сказав ни слова, выходит.
Стоит ему скрыться за дверью, Луиза разражается хохотом.
— Ты что? — Я пытаюсь изобразить святую наивность, однако щеки у меня так пылают, что из этой попытки ничего не выходит.
Луиза швыряет мне платье.
— Уж со мной-то можешь не скрытничать, Лия Милторп! Я слишком хорошо тебя знаю.
— Да я вовсе не скрытничаю. Ничего такого и не произошло. Он… он чтит законы нашего общества.
Луиза сдавленно хихикает, пытается прикрыться ладошкой, а затем валится на кровать в припадке неудержимого хохота. Мне даже слегка обидно — смеется-то она надо мной, но я не в силах вымолвить ни слова в защиту Димитрия. Луиза говорить не может, она жадно ловит ртом воздух и снова заливается смехом — очень заразительным смехом.
Мне из принципа не хочется присоединяться к ней, ведь причина этого неуместного хохота — именно я, но удержаться невозможно. Вскоре обе мы смеемся так сильно, что по щекам у Луизы катятся слезы, а у меня от смеха болит живот. Понемногу смех наш затихает, перемежаясь иногда судорожными вспышками, и вот мы лежим бок о бок на покрывале, не в силах отдышаться.
— Ну что, теперь, когда ты так неплохо повеселилась за мой счет, не хочешь рассказать мне про свою ночь с Ризом? — спрашиваю я, уставившись в потолок.
— Скажу тебе одно: для Риза желание «чтить законы нашего общества»… — Тут Луиза снова начинает смеяться. — …не входит в список приоритетов.
Я швыряю в нее подушку.
— Ладно же, смейся-смейся. Вы с Ризом удовлетворяете ваши не слишком добродетельные страсти, а вот Димитрий самоотверженно беспокоится о традициях нашего общества.
— Ты совершенно права, Лия. — Луиза старается подавить снова разгорающийся смех. — Димитрий джентльмен до мозга костей. Хвала небесам, что Риз — нет!
— Ты… ты просто невозможна! — Я сажусь, хватаю новое платье и пытаюсь сделать серьезное лицо, — Ты что-то говорила про ванну? Хотелось узнать, где я могу ее обрести.
— Ты всегда отлично умела сменить тему. — С этими ее словами не поспоришь, и я очень признательна, что Луиза не пытается вернуться к прежнему разговору. Она встает. — Я попрошу кого-нибудь принести тебе ванну и наполнить горячей водой. Мне приносили.
— Спасибо.
— Всегда пожалуйста. — Она направляется к двери и на пороге оборачивается. — Лия, я просто дразнюсь.
Я улыбаюсь подруге в ответ.
— Знаю.
Ее ответная улыбка затуманена легкой грустью.
— Ты очень дорога Димитрию.
— И это я тоже знаю.
Я и вправду это знаю — хотя Димитрий еще не говорил мне этого лично.
— Знаешь, тебе ведь вовсе не обязательно с ней встречаться, — говорит Луиза.
Мы с ней сидим на кровати и ждем, пока Димитрий придет и отведет нас к Соне. Как Луиза и обещала, ко мне в спальню принесли большую медную ванну, наполнили ее горячей водой, добавили ароматического масла из прозрачного флакона. Не знаю — потому ли, что я давно толком не принимала ванны, то ли это было так необыкновенно, но она запомнится мне надолго. А каким райским блаженством было ощутить потом, как гладкий шелк платья скользит по моей чистой ароматной коже!
Я поворачиваюсь к Луизе.
— Если не сейчас — то когда? Я же уезжаю завтра, помнишь?
Я лишь в самых общих чертах рассказала подруге о следующей части нашего путешествия: нам с Димитрием доверена задача найти страницы, а Луиза останется приглядывать за Соней, пока та окончательно не выздоровеет.
Луиза теребит складки платья, светло-фиолетовый шелк мерцает и переливается у нее в пальцах.
— Не хочешь дождаться, пока Соня придет в себя и сможет вернуться в Лондон?
Я качаю головой.
— Ждать я не могу. Соня — наша ближайшая подруга, и я никогда не прощу себе, если не навещу ее перед отъездом. Будь на ее месте ты, я поступила бы точно так же.
— Что ж, будь по-твоему, — со вздохом отвечает Луиза. — Я пойду с тобой.