Артас: Возвышение Короля-Лича (ЛП) - Голден Кристи. Страница 44
Внутри Артаса вспыхнула ярость, так быстро, так сильно, что он едва ею не захлебнулся. Да как он смеет! Артас – рыцарь смерти, длань Короля-лича! Жизнь, смерть, жизнь после смерти – все повинуется его воле. А Гавинрад посмел плюнуть на его предложение разойтись с миром? Артас оскалил зубы.
– Нет, брат, – мягко проговорил он, – Я убью тебя, и подниму назад, как своего слугу. И заставлю петь под мою дудку. И вот это, Гавинрад, осквернит имя Серебряной Длани.
Он с улыбкой поддразнил его к себе. Нежить и культисты, что пришли за ним, тихо ждали позади. Гавинрад не набросился на него, но собрался и воздал мольбу Свету, что уже его не спасет. Артас позволил ему закончить молитву, позволил ему зажечь свой молот пламенем праведного гнева, как делал и он сам когда-то. С Ледяной Скорбью в руках и властью, данной Королем-личем, он знал, что Гавинрад обречен.
И вправду. Паладин бросил в бой все свои силы – но и этого оказалось мало. Артас играл с ним, делая вид, что молитва Гавинрада сломила его, но вскоре ему наскучили игры, и он сразил бывшего брата по оружию одним мощным взмахом клинка. Он ощутил, что Ледяная Скорбь поглотила еще одну душу, и вздрогнул, когда безжизненное тело Гавинрада рухнуло на землю. Несмотря на обещание, данное ему перед боем, Артас позволил паладину умереть навсегда.
Коротким жестом он приказал своим слугам откопать труп. Сам он оставил Кел’Тузада гнить там, где он умер, но кто-то, скорее всего верные последователи некроманта, возвели для его тела целый маленький склеп. Теперь послушники Культа Проклятых умчались к гробнице и с трудом отодвинули крышку. Внутри был гроб, и его быстро вытащили наружу. Артас с улыбкой легонько пнул его.
– Следуй за мной, некромант, – насмешливо сказал он, когда ящик перенесли на борт транспортного средства, прозванного “труповозкой”, – Силы, которым ты служил, вновь призывают тебя.
Я же говорил: моя смерть ничего не изменит.
Артас оцепенел. Он уже почти привык слышать голоса в голове. К голосу Короля-лича, что шептал ему через Ледяную Скорбь, так точно привык. Но это был не Король-лич. Он узнал этот голос. Он слышал его прежде, но тогда голос был высокомерным и едким, а не тихим и заговорщическим.
Кел’Тузад.
– Что за… Теперь я слышу призраков?
И не только слышал. Видел. Одного уж точно. Перед его глазами медленно появилась фигура Кел’Тузада, прозрачная и легкая, с зияющими темными дырами вместо глаз. Но это явно был он, и его призрачные губы изогнулись во всезнающей улыбке.
Я рад, что не ошибся в тебе, принц Артас.
– Вас только за смертью посылать, принц, – прогромыхал сердитым басом, казалось, неоткуда взявшийся Тикондрий, и призрак – если он и был там – исчез. Артас встрепенулся. Ему только показалось? Вместе с душою он стал терять разум?
Тикондрий, ничего не заметив, сбросил крышку гроба и с отвращением увидел внутри почти сгнивший труп Кел’Тузада. Артас ожидал, что смрад будет ужаснее, но все равно было мерзко. Он вспомнил, как прошла уже почти целая жизнь с тех пор, как он поразил некроманта своим молотом и как на его глазах труп начал разлагаться.
– Останки почти разложились. Мы не довезем их до Кель’Таласа.
Артас с радостью отвлекся от созерцания мертвеца.
– Кель’Талас? Золотой эльфийский край…
– Да. Только сила Солнечного Колодца эльфов может вернуть Кел’Тузада к жизни, – хмурый взгляд повелителя ужаса помрачнел еще больше, – У паладинов хранится особая урна. В ней мы сможем привезти останки некроманта в нужное место в сохранности.
Повелитель ужаса ухмыльнулся. За этой задачей стояло больше, чем казалось на первый взгляд. Артас хотел было спросить его, но сдержался. Если Тикондрий не рассказал подробности – значит, и не расскажет. Он пожал плечами, оседлал Непобедимого и поскакал, куда ему велели.
А за спиной его слышался зловещий хохот демона.
Тикондрий был прав. Вдоль дороги шла маленькая похоронная процессия. Артас узнал ее по церемониям – это были похороны генерала или важного сановника. Несколько человек в доспехах строем шли впереди. Один, посреди процессии, нес что-то в сильных руках. Слабые лучики света заиграли на его доспехах и на том, что он нес – на урне, о которой говорил Тикондрий. И вдруг Артас понял, что так позабавило Тикондрия.
Ноша паладина была особой, броня – единственной в своем роде. Артас схватил во внезапно ослабевшие руки Ледяную Скорбь. Он приказал несметному полчищу спуститься вниз и, немного встревоженный, пошел за ним.
Хоть процессия и состояла из знатных борцов, но она была небольшой, и ее легко было окружить. Они обнажили клинки и молоты, но не стали нападать, ожидая приказов человека, что держал в руках урну. Утер – это не мог быть никто иной – держал себя в руках. Он бросил взгляд на бывшего ученика. Его лицо оставалось безразличным, хоть и куда более уставшим, чем его помнил Артас, но глаза горели праведной яростью.
– Пес всегда вернется к своей рвоте, – процедил Утер, его слова хлестали как кнут. – Я молил Свет, чтобы ты остался в стороне.
Артас вздрогнул, но ответил грубым голосом.
– Для меня это только начало пути. А ты, я вижу, все еще называешь себя паладином, хоть я и распустил орден.
Утер засмеялся, но в его смехе была неприкрытая горечь.
– Будто ты имел право сам его распустить. Я отвечаю перед Светом, мальчишка. Как и ты когда-то.
Свет. Он все еще помнил его. Его сердце пошатнулось в груди, и на миг он опустил меч. Тогда в его уме зашептал голос, что напомнил ему о власти, данной ему теперь, и о том, что он не получил бы ее, следуя стезям Света. Артас крепко сжал в руках Ледяную Скорбь
– Когда-то я делал много глупостей, – парировал он. – Но теперь уже нет.
– Твой отец правил этой страной пятьдесят лет, а ты уничтожил все за несколько дней. Но разрушать легче, чем строить, правда?
– Как трогательно, Утер. Жаль, у меня нету времени на разговоры о былом. Я приехал сюда за урной. Отдай мне ее – и ты умрешь без мучений.
Никакой пощады. Никакой, даже если он будет молить о ней. Особенно если он будет молить. Слишком много связывало их в прошлом. Слишком много чувств было между ними.
Теперь Утер был в гневе и испепелял взглядом Артаса.
– В ней – прах твоего отца, Артас. Неужели ты осмелишься вновь оскорбить его память?
Внезапно Артаса поразило.
Отец…
– Я и не знал, что в этой урне, – пробормотал Артас, как Утеру, так и самому себе. Это было второй причиной, вызвавшей ухмылку на лице повелителя ужаса. Он знал, что было в урне. Испытание во время испытания. Мог ли Артас поднять руку на наставника? Мог ли осквернить прах своего отца? Артасу стало дурно от всего этого. Он обратил это в гнев, поднял Ледяную Скорбь.
– Но это и не важно. Я получу то, зачем пришел. Так, или иначе.
Ледяная Скорбь задрожала в руках и мыслях, ожидая схватки. Артас приготовился напасть. Утер оценил его взглядом и медленно поднял свой пылающий молот.
– Я не хочу в это верить, – сказал он, и Артас с ужасом понял, что на его глазах появились слезы. – Когда ты был молодым и самовлюбленным, я считал это просто ребячеством. Когда в тебе родилось упрямство, я решил, что это просто стремление вырваться из тени своего отца. А в Стратхольме… прости меня Свет… я молился, что ты сможешь увидеть свои ошибки и вернуться на свой путь. Я не мог поднять руку на сына моего правителя.
Артас улыбнулся, и они двое стали кружить друг против друга.
– Но сейчас-то придется.
– Это была моя последняя клятва твоему отцу. Моему другу. Я обязан похоронить его с почестями, даже если его, беспомощного и безоружного, убил его собственный сын.
– Ты умрешь ради клятвы.
– Может быть, – Утера, казалось, это совсем не беспокоило. – Я лучше умру, исполняя свой долг, чем буду жить твоей милостью. Я рад, что он умер. Рад, что он не видит, во что ты превратился.
Эти слова… больно задели его. Артас сам не ожидал этого. Он остановился, и внутри его вскипели чувства. И Утер воспользовался этой заминкой, чтобы напасть.