Соавтор (СИ) - Далин Максим Андреевич. Страница 15

Изнутри колония абсолютно не похожа на станцию — она похожа на гнилой гриб, у которого провалилась трухлявая середина. В стенках грибницы копошатся крохотные белые червячки — личинки грибных мошек. Зомби медленно, дергано бредут к выходу — они никуда не торопятся. Выйдет отойти подальше, чтобы рассеять поры — хорошо; не выйдет — споры разлетятся с ветром, на трупы… все равно вызреют. Некоторые из зомби дозрели уже здесь; их почерневшие, разваливающиеся тела окутывает паутинный саван грибницы…

Дн-Понго устанавливает мину. Я гляжу, как на таймере начинают течь секунды — и открываю портал. Расчетная точка — карантинная зона. Мы бросаем в портал диктофон, на котором наши инструкции будущим диверсионным группам и контейнер с образцом спор.

— Мина работает нормально, — говорю я. — Сейчас рванет.

— Я подожду, — говорит Дн-Понго.

— У тебя же герметичный шлем, — говорю я. — Ты не заражен. Иди, я тут присмотрю за миной.

— Что ты в этом понимаешь, — говорит Дн-Понго, и я слышу в его голосе улыбку. — Закрывай портал.

Господи, как говорили древние люди! Зачем?!

Дн-Понго медленно снимает шлем. Я вижу его чудесное лицо, он улыбается, почти не показывая клыков.

— Видишь ли, — говорит он, глядя на меня невозможно нежно, — протонный ингибитор, вживленный в мою сердечную мышцу — очень удачный детонатор. Я сам — резервная мина. Обычно мы не посвящаем в это землян — но ведь обычно и нет нужды разнести мир вдребезги…

— А я думала — мы не дождались, пока вернутся зонды.

— Нет нужды, — говорит Дн-Понго и улыбается. — Вы, люди, хорошие союзники для нас. И мы — хорошие союзники для вас. Закрывай портал, Марта — и поглядим, как поджарятся грибы. У них будет очень большая сковородка.

Я схлопываю щель между мирами. Дн-Понго смотрит на меня сверху вниз.

— Поцелуй меня! — прошу я, потому что больше никогда не выйдет случая.

Дн-Понго качает головой, сгребает меня в охапку и прижимает к себе — к зеркальному панцирю на груди, но это неважно: мы — как биомеханический гигант и красавица с древней картины, я обнимаю его и прижимаюсь лицом к его панцирю — я безмерно счастлива — и таймер останавливается — и мир вспыхивает бесшумно и ослепительно…

Я скрючился на полу и пытаюсь успокоиться. У меня режет в груди, дико болит под лопаткой, скрутило желудок, текут слезы и ужасно холодно.

Андрей сует мне что-то в чашке. Я машинально отхлебываю — в кофе больше рома, чем кофе. Делаю еще глоток. Становится полегче дышать.

— Ничего, щелкопер, — говорит Андрей. — Сейчас пройдет. Я думал, ты вообще в этом теле не удержишься — а ты ничего, удержался. Молодец.

— Они же умерли, Андрюха… — бормочу я. — Ч-ч-черт, как меня-то… отрикошетило… А тебя? Ты-то как? Что — это только мне? Ты не чувствуешь?

— Я, скажем, привык, — улыбается Андрей. — Давай еще кофейку? Главное — не отождествляй себя с ней. Жалко девчонку очень — но это она, ее жизнь, ее мир, ее игра — не ты. Ты, кстати, дыши — не забывай.

Помаленьку отпускает, хотя все еще знобит и ноет сердце.

— Ни фига себе — к такому привыкать… — в горле комок, говорить тяжело.

— Ну так не привыкай, — вот-вот по-настоящему рассмеется. — Это — кому как удобнее, знаешь ли…

— Ты умираешь, как дело делаешь, — говорю я. — Да еще дважды… Как ты умудрился раздвоиться?

— Сложно объяснять, потом поймешь.

— Тяжело быть женщиной… вот ведь извращенка, действительно! Совсем дурочка. Да, везучая. Слушай, в ее воспоминаниях — такая каша, у нее такая каша в голове, диву дашься! Какой-то эмоциональный сумбур… Мне кажется, или она придумала половину того, что помнит, и поверила?

Андрей потягивается.

— Женщина, что возьмешь… И потом, у операторов телепортов — специфический талант; чтобы он не увял, у них специальным тренингом развивают интуитивное, внелогичное мышление. Как я понял, она следит за колебаниями метрики пространства, пока в ней что-то такое не мелькнет — когда можно будет открыть портал?

Я уже могу улыбнуться.

— Она сама не понимает, как это у нее получается. Читает безумные числовые последовательности на следящем компьютере — и вдруг ее озаряет. Гадание на кофейной гуще.

Андрей качает головой.

— Не надо недооценивать. На Кунданге такие операторы смотрят-слушают в системе космической защиты — и принимают единственно верные решения быстрее компьютера. Тренинг заключается в умении замечать и анализировать быстрее, чем успеешь понять умом, мелкие частности. Работает.

— Она обожала кундангианца. Совсем сумасшедшая девица, — говорю я, смущенно улыбаясь.

— Ты тут ни при чем, — хмыкает Андрей. — Не забывай — не надо отождествлять. А то вообразишь невесть что… Дн-Понго, кстати, знал, что Марта по нему с ума сходит.

— Она не заметила.

— Он бы не позволил ей заметить. Она — человек, он — нет, что, ему надо ее убивать? Она — отличный оператор телепорта, о ней его товарищи хорошо отзывались… Олег намекал почти открытым текстом, а Олегу Дн-Понго доверял, Олег ему нравился: они уже работали вместе. И потом, у кундангианцев есть сердце, как ни удивительно…

— А я думал, у них вместо сердца — пламенный мотор с протонным ингибитором…

Андрей вздыхает.

— Эх ты… Она поверила в эту байку, сочиненную наспех, потому что ей очень хотелось. Но ты-то вылезай уже из ее шкуры! Это же полная ерунда, с любой точки зрения — хоть с физической, хоть с позиции здравого смысла. Да и потом — их диктофонные записи прямо говорят, что планета заражена насквозь, ее надлежит уничтожить или сделать непригодной для грибов. В Министерстве Обороны не идиоты сидят. А Дн-Понго просто не смог уйти. Ну как солдату бросить девчонку умирать одну? Ты бы мог? А зная, что она тебя любит? Украдкой так, безнадежно?

— Вот дьявол…

— Вы, люди — хорошие союзники для нас, — нежно говорит Андрей. — Эх, кундангианцы… В них человеческого не меньше, чем в землянах… не напоказ, но, близко пообщавшись, можно понять. Дн-Понго любил эту парочку психов, ему хотелось с ними работать — наверное, он был психом не в меньшей степени…

— А мне казалось, что людей он слегка презирает…

— Это ей. Не отождествляй. Учись отделять свои чувства от… ну тех, которые у них! Ей, кажется, нравилось, что он такой мрачный, таинственный и презрительный. А ему нравились многие земляне, нравился Олег, да и к ней он относился серьезнее, чем можно подумать… это, с точки зрения девочки, наверное, не так романтично.

Боль отпускает. Я постепенно привыкаю к мысли, что жизнь «роли», «тени» — моего alter ego в другом мире — может прерваться, и прерваться внезапно. Все ходят под Богом.

Я живу много раз. Я осознаю, что и умереть могу много раз. Впоследствии я умираю еще и еще — но так и не могу научиться делать смерть терпимой.

Правда, по-моему, есть вещи и похуже смерти. Когда мы открываем очередной выход, я, перешагивая границу реальности, ощущаю кандалы на запястьях…

Я голоден.

Я настолько голоден, что хочется сесть, собравшись в клубок, подтянув колени к груди и обхватив их руками. От голода меня знобит, а в желудке режет и сосет. Я прислоняюсь спиной к стене, пытаюсь выпрямиться. Голод, очевидно, должен унизить меня. Эти ничтожества приносят мне черный хлеб и какую-то вонючую бурду в миске — показывают, что заботятся обо мне как должно, как надлежит заботиться о государе, который еще жив и официально не отрекся — смешная подлость. Есть хлеб я давно не могу, а эти помои — не стал бы, даже если бы мог.

Подлый холуй узурпатора, тупой скот с красной мордой, с белесыми глазками, с чирьем на подбородке, вчера швырнул в каземат дохлую ворону: «Дичь, ваше величество!» Злиться — ниже моего достоинства. Я настолько презираю всю эту сволочь, этих скотов, которые повизгивают от счастья, видя короля в худшем положении, чем они сами — что не оборачиваюсь на их голоса.