Не будите Гаурдака - Багдерина Светлана Анатольевна. Страница 210
— Ишь ты!.. — дивясь, покачал головой Домнал, снова сделал вид, что в упор не замечает яростного взгляда и грозного кулака Кримтана, неохотно шагнул вперед…
Но только для того, чтобы в следующую секунду изумленно остановиться.
— Ксук? Ксук? — кто-то вежливо и ясно поинтересовался у них над головами.
— Чего-чего? — переспросил Кримтан и сердито обернулся на приотставших Домнала и Ивана.
— Это не мы, — шутливо развел руками старый сиххё.
— Ксук? Ксук? Ксук? Ксук? — как по команде, в тот же миг окрыленно зазвенело любопытными деревянными колокольчиками со всех сторон над их головами. — Ксук? Ксук?
По кронам деревьев пробежал легкий ветерок, словно поднимаемый стайкой несущихся втуков.
— Надо ж — чудо природы… говоруны… — дивясь, качнул головой Домнал и торопливо ускорил шаг под грозным взором цвета кипящей платины своего военачальника, не испытывая больше судьбу.
— Ксук? Ксук? — настойчиво прозвучало с ветки дерева справа.
— И вправду — говоруны… Словно спрашивают что-то… — с тихим удивлением улыбнулся Иванушка, забывая на миг и про гайнов, и про оставшийся где-то в соседней Вселенной его родной Белый Свет, и про Гаурдака. — Интересно, Эссельте их видит?
А между тем, походя и незаметно, легкий перестук деревянных молоточков сошел на нет, а вместо него под лесной крышей залетали нетерпеливо обеспокоенные вопросы:
— Ксук? Ксук?..
Втуки, перемахивая с дерева на дерево подобно старым добрым лукоморским белкам, или экзотическим зверям мартышкам, окружили сиххё, с легкостью повисая на своих присосках на ветках всех мастей и калибров и, приноровившись к скорости отряда, сначала учтиво, а потом со всё возрастающим недовольством принялись наперебой выспрашивать-вызнавать:
— Ксук? Ксук? Ксук?..
Но беженцы, погруженные в свои заботы, только качали головами и иногда улыбались вполсилы.
— Ксук? Ксук? Ксук? Ксук?
Тон голосков зверушек с каждым последующим вопросом становился всё выше, раздраженней и визгливей, словно сварливая жена расталкивала пьяного в стельку мужа, чтобы узнать, куда он дел зарплату, и лес, будто в тон и в такт их сердитым выкрикам, шевелился, скрипел и кряхтел, словно тоже вопрошал брюзгливо: «Ксук? Ксук? Ксук?..»
— Гайны! Гайны в путь выступили! — донеслась тревожная весть от разведчиков группы прикрытия, отчаянным стоном моментально пронесшаяся по колонне беглецов подобно дуновению ветерка, грозящего перейти в ураган.
Женщины сиххё отчаянно загомонили, заплакали дети, истерично заржали перегруженные и перетруженные сверх всякой меры единороги, с остервенением обреченных подгоняемые всё вперед и вперед…
И поэтому никто не слышал, как и где первый втук разочарованно выговорил:
— Не ксук?..
— Не ксук, не ксук, не ксук, не ксук!.. — обиженно подхватил хвостатый хор со всех сторон, и выкрики их, пронзительные и резкие, словно кто-то пытался распилить смычком скрипку, взвились под плотный лесной потолок и заметались там, будто пойманное в бочку эхо. — Не ксук, не ксук, не ксук, не ксук!..
— Не ксук?.. Не ксук?.. — словно подпевая им, изумленно заскрипели под порывом особо настырного ветра деревья, тяжело раскачивая ветвями. — Не ксук… не ксук… не ксук…
Споткнувшись о корень, невесть откуда взявшийся у него под ногами, Иванушка растянулся во весь рост в белесой и жесткой как свиная щетина траве, пристыженный, попытался вскочить, с размаху ударился головой о нависший над ним сук, которого — он мог бы поклясться своей любовью к Эссельте — не было тут еще мгновение назад, схватился за затылок, горя адским пламенем стыда за свою прилюдную неуклюжесть…
Перед тем, как его с ног сбила толстая, как объевшийся питон, ветка, и он полетел кувырком в толпу сиххё, лукоморец успел увидеть, как слева от него под самые кроны вверх перевитыми лианами ногами взмыл Кримтан.
— Не ксук, не ксук, не ксук, не ксук!.. — неистово вереща, исступленно метались по ветвям втуки, и ожившие под ними ветви тоже метались, словно руки лесного великана, или лесного духа, или чудовища, с глухим треском натыкаясь друг на друга, разбрасывая по сторонам листву, сухие сучки, старые гнезда и зазевавшихся птиц, но чаще — сиххё, хватая их, швыряя, расшвыривая, снова хватая и обвивая тонкими усиками и лианами, и всё это — под аккомпанемент ни на мгновение не прекращающегося сокрушенного плача втуков: — Не ксук, не ксук, не ксук, не ксук!..
— Эссельте?.. — отчаянно выкрикнул Иванушка, панически силясь разглядеть в светопреставлении вокруг свою возлюбленную, и едва не подскочил от неожиданности, когда прямо из-под него донесся сдавленный голос:
— Здесь…
— Эссельте, милая!..
Воодушевленный, лукоморец перевернулся на бок, выхватывая меч, обрубил несущуюся к ним ветку, отсек кинувшуюся ей на подмогу лиану, наугад ухватил слабо трепыхающееся под его спиной что-то, что оказалось плечом Друстана, возмущенный подменой отпихнул, схватил что-то снова, и, не забыв убедиться, что на сей раз ему попалась именно принцесса, рванул гвентянку из мешанины поломанных веток, мешков и утвари, потащил за собой, куда-то вбок, куда — не важно, важно откуда, увидел открывшуюся перед ним пещеру, толкнул девушку туда, но сам рухнул не доходя нескольких метров, поваленный корнем, вообразившим в честь какого-то праздника, что он — удав.
Вслед за ней в древесное убежище на четвереньках вполз и обессилено растянулся у ее ног оглушенный мстительным суком, обрушившимся на него из засады сверху, лекарь.
— Друс….
— Не ксук?..
Подняв глаза на невысокий свод пещеры, оказавшейся прикорневым дуплом огромного старого дерева, Эссельте прямо перед своим поцарапанным грязным носиком увидела огорченную мордочку забавного зверька с печальными желтыми глазками.
— Какая прелесть!..
Рядом с ним, но чуть ближе к выходу, прикрутившись хвостом к отошедшему пласту серой шершавой древесины, висел другой, точно такой же, но лапки его с растопыренными тонкими пальчиками светились травяным зеленым.
В передних конечностях, больше напоминающих ручки, зверюшка держала отполированный розовый камушек размером с голубиное яйцо, покрытый как божья коровка — точками, крупными золотыми блестками.
— Ксук, ксук, ксук, — удовлетворенно мурлыкал зверек, бережно крутя своё сокровище в пальчиках-присосках, словно любуясь его матовым сиянием. — Ксук…
Первый втук протянул лапку в попытке то ли потрогать драгоценность второго, то ли отнять, но тот сердито фыркнул и отвернулся, надежно загородив от посторонних завидущих глазок и загребущих ручек свое имущество.
— Не ксук… — сокрушенно вздохнув, горько пожаловался первый зверек и удрученно заглянул в глаза принцессы. — Не ксук…
— Такой хорошенький… — моментально позабыв про творящуюся снаружи свистопляску, растаяла Эссельте. — Такая лапочка…
Что сказал бы сейчас Айвен, если бы меня увидел?
«Вокруг люди… и сиххё… страдают, а чем занимаешься ты?! Неужели тебе всё равно?» — с пугающей легкостью подсказал гвентянке внутренний голос, и она покраснела и пристыжено сморщилась.
Нет, ей не всё равно, конечно!..
Но что она может поделать?!
И разве Айвен это когда-нибудь поймет?
Ведь не могу же я взять откуда-нибудь меч и пойти сражаться с сучкАми, как он!..
А этот зверек такая симпатяшка…
И кому будет хуже… в смысле, хуже, чем сейчас… если я его чуть-чуть поглажу?
Эссельте робко протянул руку и осторожно провела кончиками пальцев по пепельно-серой шелковистой шкурке.
— Пуши-и-и-истик… — нежно прошептала она. — Хоро-о-о-оший…
— Не ксук… не ксук… — тяжко вздохнул втук, даже не пытаясь уклониться от руки человека, и золотистые глазки его печально заморгали. — Не ксук…
Повинуясь мгновенно возникшему импульсу сочувствия и жалости, принцесса не задумываясь сняла с пальчика золотое колечко с тремя рубинами и протянула на ладошке маленькому втуку.
— На, возьми!
— Не… ксук?.. — осекся на полуслове и недоверчиво уставился на подарок втук. — Ксук?