Шляпа, полная небес… - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 5

Как то раз, когда они возвращались с овечьей ярмарки, Тиффани спросила отца, почему конь так выглядит, и он рассказал ей то, что рассказала ему Бабушка Болит, когда он был маленьким. Он повторил слово в слово то, что она сказала ему и сейчас Тиффани тоже повторила эти слова:

— Это не изображение коня. — сказала Тиффани. — Это то, что конь есть.

— О. - ответила мисс Тик. Но поскольку она была не только ведьмой, но и учительницей, то просто не смогла удержаться и добавила. — Интересно, на самом деле считается, что белых лошадей нет. Их называют серыми. [1]

— Я знаю — сказала Тиффани. — Но вот этот конь — белый. — решительно добавила она.

На какое-то время мисс Тик удовлетворилась и замолчала, но было заметно, что она о чем-то размышляет.

— Ты очень расстроена, что уезжаешь из Мела? — спросила она, покачиваясь в дребезжащей повозке.

— Нет. — ответила Тиффани.

— В этом нет ничего плохого.

— Спасибо, но я не расстроена. — ответила Тиффани.

— Если ты хочешь немножко поплакать, совершенно не обязательно притворяться, что тебе что-то попало в глаз или…

— Я в полном порядке. — ответила Тиффани. — Честно.

— Видишь ли, если ты будешь хранить в себе такие вещи, тебе станет хуже позднее.

— Я ничего не держу в себе, мисс Тик.

На самом деле Тиффани немного удивлялась, что не плачет, но говорить об этом с мисс Тик ей не хотелось. Тиффани оставила у себя в голове немножко места, чтобы выплакаться, но слезы не шли. Может быть потому, что она собрала все свои переживания и оставила их там на холме, возле пузатой печурки.

— И конечно же, если ты хоть на минутку почувствуешь себя подавленной, ты всегда можешь развернуть этот подарок… — не унималась мисс Тик.

— Раскажите мне о мисс Левел. — перебила ее Тиффани. Она ничего больше не знада о леди, к которой направлялась, только ее имя и адрес. Но такой адрес, как «Мисс Левел, Дом в Лесу около Сухого Дуба, что по тропинке Заблудшего высоко на Выступе. Если нет дома, то оставлять письмо в старом ботинке около двери», звучал многообещающе.

— Ах, Мисс Левел, да. — сдалась таки мисс Тик. — Эээ. Не такая уж она и старая на самом то деле, но по ее словам, третья пара рук на подхвате ей не помешают.

Даже у мисс Тик бывают оговорки.

— Значит с ней уже кто-то живет? — спросила Тиффани.

— Эээ… нет. Не совсем. — ответила мисс Тик.

— Значит у нее четыре руки? — продолжала Тиффани. Что-то в голосе мисс Тик говорило о том, что ей очень не хотелось распространяться на данную тему.

Мисс Тик вздохнула. Трудно разговаривать, когда тебя так внимательно слушают. Это сбивает с толку.

— Давай подождем, пока ты сама ее не увидишь. — ответила она. — Что бы я тебе не объясняла, все равно ты запутаешься. Но я уверена, вы с ней поладите. Она очень милая и она изучающая ведьма. Она держит пчел — и еще коз, чье молоко так полезно из-за своих гомогенизированных жиров.

— Чем занимается изучающая ведьма? — поинтересовалась Тиффани.

— О, это очень древнее ремесло. Она разрабатывает новые заклинания по образцу старых. Ну ты, наверное, слышала всю эту дребедень вроде «возьмите ухо летучей мыши и лягушачью лапку»? Толку от них никогда не было, но мисс Левел полагает все это потому, что неизвестно лапку какой именно лягушки надо взять…

— Простите, но я не собираюсь никому помогать резать невинных лягушек и летучих мышей. — отрезала Тиффани.

— Ох, нет, никого она не убивает! — быстро ответила мисс Тик. — Она берет животных, умерших своею смертью: тех которых задавили или кто покончил собой. Лягушки так часто впадают в депрессию.

Повозка медленно катилась по белой пыльной дороге, пока не скрылась из вида.

Ничего не происходило. Где-то в вышине пели невидимые жаворонки. Воздух был наполнен семенами трав. Высоко, в меловых холмах, блеяли овцы.

Затем, что-то прошло по дороге. Оно двигалось как маленький замедленный вихрь и заметить его можно было лишь по поднимаемой им пыли. Двигаясь, оно издавало звуки, как будто жужжал рой мух.

Вскоре оно тоже скрылось за холмами…

Спустя какое то время, внизу в траве чей то голос произнес: — Ах, кривенс! Он за ней обертается, таки да!

Второй голос ответил: — Нечто стара карга его не заметит?

— Чегось? Учителка? Да разве ж она пристойна карга!

— У нее под цветиками остроконечна шляпа, Величий Ян. — несколько неодобрительно овтетил второй голос. — Я то сам зрил. Стоит ей тиснуть мальцу пружинку, как конец и выскочит.

— Ох, айе, Хаммиш, но осмелюсь заметить, что читать да писать она дюже гарно могет, но ведать о том не ведает, чего в книжках не понаписано. А я сам не сунусь, покеда она тут околачивается. Она из тех, что все на бумагу перекладает! Гэтьски к кельде!

Много было причин, по которым Нак Мак Фиглы с Меловых холмов ненавидели всякую писанину, но самая главная заключалась в том, что все написанное оставалось навсегда. Написание слов продляло им жизнь. Скажешь какую мысль и вдруг какой отвратец ее запишет, и кто его знает, что он потом будет делать с этими словами? Это все равно, что прибить свою собственную тень к стене!

Но с приходом новой кельды повеяло новыми веяниями. Так и должно быть. Иначе клан разленится и перестанет учиться чем-либо новому. Кельда Дженни происходила из клана фиглов Долгого Озера, что высоко в горах, и они умели писать. Поэтому Дженни не видела оправданий для своего мужа. И Роб Всякограб обнаружил, что уж Дженни-то кельда настоящая.

Пот капал с его лба. Как то раз он один на один сразился с волком и поборол его. И он с радостью схватился бы с ним снова, да еще и с закрытыми глазами и с привязанной за спиной рукой, лишь бы не заниматься письмом.

Робу уже удалось освоить первые два правила писания, в той мере, как он их понимал:

1. Украсть бумагу

2. Украсть карандаш

К несчастью, правил было намного больше.

И сейчас он сжимал в руках огрызок карандаша, сопротивляясь братьям, подталкивающим его к прикрепленному к стене листу бумаги (это бы старый счет за овечьи колокольцы, украденный на ферме). Остальные члены клана в священном ужасе взирали на происходящее с идущих вдоль стен галерей.

— Мабудь я зачну с чего полегше, а? — протестовал он, упираясь изо всех сил. Его пятки оставляли следы в земляном полу кургана. — Мабудь я зачну с этих запятулек или окончательных точек…

— Ты, Роб Всякограб, Большой клана, так что тебе первому писать. — сказала Дженни. — Не можно мне мужа иметь, что даже свое имя написать не умеет. Я ведь показывала тебе буквы, так?

— Айе, жинка, эти меркзие, петлячие, кривые загогулины! — прорычал Роб. — Не доверяю я этой буквице «Й», она явно что-то замышляет! Вона жалом обзавелась!

— Прижими карандаш к бумаге, я скажу тебе, что делать. — скомандовала Дженни, складывая на груди руки.

— Айе, но от этой писанины одни беды. — пробормотал Роб. — Слово, что записано было, может погибель навлечь!

— Никшни, хватит уже! Это так просто! — отрезала Дженни. — Даже детишки большаков справляются, а ты целый взрослый фигл!

— Записанные слова продолжают говорить и после смерти их сказавшего! — ответил Роб Всякограб, размахивая карандашом, будто отгоняя злых духов. — И речи не смей, что это справно!

— А, так ты перелякаешься букв, вот оно что? — проворно сказала Дженни. — Вот и ладушки. Все велики мужчины чего-то да перелякаются. Вулли, забери у него карандаш. Нельзя потребовать от мужчины, чтобы он узрился в лицо своим страхам.

В полной тишине Вулли Валенок отобрал карандаш у своего брата. Маленькие глазки-бусинки всех фиглов были направлены на Роба Всякоргаба. Его кулаки сжимались и разжимались. Он тяжело дышал, не отводя глаз от чистого листа бумаги. Наконец, Роб выпятил подбородок.

— Айе, ну ты и крррута жинка, Дженни Мак Фигл! — сказал он. Роб поплевал на ладони и выхватил карандаш у Вулли Валенка. — А ну дай сюды это орудие погибели! Эти буквецы и понять не встигнут, чего их там написало!