Хозяин таёжного неба (СИ) - Лукин Андрей Юрьевич. Страница 6

Затем пожаловал толстенький и сильно встревоженный редактор газеты «Провинциальные вести».

– Вот, – с бледной улыбкой проговорил он, кладя на стол вскрытый конверт. – Поступило.

Алексей Михайлович извлёк из конверта всё ту же листовку с одинокой жирной буквой «ё». Чёрная метка.

– Ну. Поступило. И что?

– Анонимка, – чуть задохнувшись, пояснил редактор. – Угрожающего содержания.

– А в чём угроза?

– Ну как же! – вскричал редактор. – Мы же «ё» принципиально не используем! У нас даже такая программа в компьютерах, чтобы уничтожала при вёрстке!

– Кого уничтожала?

– «Ё»! Корректоры в истерике. Плакатик сняли, уничтожили.

– Что за плакатик?

– «Ёшке – нет!» В корректорской висел…

– А я тут при чём?

– То есть как при чём? Мне грозят…

– Где?

– Вот! Там на изнанке даже место и время обозначено!

– Место и время чего?

– Не знаю, – вздрогнув, сказал редактор.

Мыльный перевернул листок. Обозначенные на изнанке место и время были хорошо знакомы старшему оперуполномоченному.

– Делать вам нечего, – утомлённо молвил он. – Какая анонимка? Это реклама нового книжного магазина «Ё». А на изнанке – адрес и дата открытия. Презентация у них.

– Быть не может… – не решаясь поверить, пролепетал редактор.

– А не может – переходите на «ё», – не сдержался и уязвил Алексей Михайлович. – От греха подальше.

Неужели и из других редакций побегут? Их же в городе штук десять, не меньше! Весело…

В тот день к делу было подшито ещё три маньяческих письма (две распечатки, одно бумажное) примерно того же содержания, что и первое, однако вряд ли они принадлежали настоящему преступнику, поскольку содержали грубые орфографические ошибки. Грамотному прикинуться безграмотным относительно легко. А вот безграмотному грамотным – несколько сложнее. Впрочем, нет худа без добра, поскольку круг подозреваемых резко сужается. Настоящих-то грамотеев ещё во время перестройки повыморили.

Странные, ей-богу, времена. На что только не решится человек, лишь бы присвоить чужую славу! Взять боевиков. Уж казалось бы, на что серьёзные люди – и те при случае так и норовят приписать себе на халяву чужой террористический акт.

Вместо четвертой главы

Часа за два до заседания литстудии её нынешний глава Сергей Овсяночкин (тот самый, с кем старшему оперуполномоченному довелось побеседовать в баре) заглянул к секретарю и застал его шумящим по телефону. Исай Исаевич был в сильном волнении и как никогда походил на серийного убийцу. Редкие седые прядки стояли дыбом над блистающим черепом секретаря.

– Да, настаивал!.. – зычно ухал он в трубку. – А теперь раздумал… Почему-почему… По кочану!!!

Овсяночкин подсел к столу и, бесцеремонно забрав из-под носа начальства пепельницу, закурил. Из угла кабинета на литераторов сурово смотрел метровый бюст Пушкина, выполненный из белого мрамора. Впрочем, Александра Сергеевича в данном случае можно было опознать лишь по бакенбардам. Скульптор (видимо, большой патриот) ухитрился придать лицу великого арапа откровенно арийские черты.

– Вот и давай… лёгким движением пальцев. – Секретарь разразился сатанинским смехом и бросил трубку. – Всё! – радостно объявил он Сергею. – Чик – и нету…

– Кого? – не понял тот.

– Буквы «ё».

– Как это? – искренне подивился поэт. – Где её нету?

– В тексте. У меня ж книжка в издательстве верстается. Роман. «Спаси, сохрани и помилуй!».

– И что?

– Газет не читаешь? – Круглые немигающие глаза уставились в упор. – Маньяк-то на букве «ё» свихнулся! Попомни мои слова, всех теперь подозревать начнут… А бережёного, знаешь, Бог бережёт… – Секретарь снял очки и перекрестился. Он всегда так делал. Странная эта привычка возникла у него ещё в 1991-м. Уверовав истово и бесповоротно, Исай Исаевич метал крестное знамение с таким размахом, что постоянно сбивал очки. – Тут пару месяцев назад, – понизив голос, сообщил он, – какой-то громила приходил. Сто баксов предлагал…

– За что?

– Объяснить, где «ё» пишется, где «е». Вот думаю сейчас: не дай Бог его работа! Скажут потом: проконсультировал…

– Исаич, – глядя на него в изумлении, сказал поэт. – Ты что, блин, ментовки больше, чем маньяка, боишься?

– В смысле? – встревожился тот и вновь впрягся в линзы.

– Ну вот, блин, купит наш убийца твой роман, а там, блин, какой-нибудь «манёвр» через «е»…

– А он через «ё»? – всполошился секретарь.

– Через «ё». Не веришь – у Ожегова посмотри.

Секретарь оцепенел в раздумье.

– Где купит? – неуверенно всхохотнул он наконец. – Тираж – тысяча экземпляров, в продажу не поступает, по библиотекам распихиваем…

– Или в библиотеку зайдёт.

– Да ладно там! – занервничал Исай Исаевич. – Будет тебе маньяк по библиотекам ходить!

– Этот – будет.

– Да пока роман выйдет, его уж поймают…

– А Чикатилу сколько ловили?

Секретарь со страхом посмотрел на поэта и схватился за телефон.

– Володя? – взвыл он в трубку. – Ты там ещё букву «ё» не убрал? Нет? Слава те Господи… Отбой, Володя! Пускай всё остаётся, как есть… Да! И вот ещё что!.. Рукопись кто вычитывает? Элеонора? Слушай, скажи ей: если увидит слово «маневр», так его, оказывается, тоже через «ё»…

Белокурая бестия Пушкин смотрел из угла и, казалось, надменно усмехался краешками мраморных губ.

С красиво переписанным стихотворением в кармане Славик ступил в небольшой актовый зал, где под увешанной пейзажиками стеной составлены были столы и расставлены стулья. Судя по всему, прибыл он рановато: в помещении присутствовала одна старушка, сидевшая горбиком к вошедшему. Жидкие желтоватые волосёнки собраны сзади в трогательно куцый хвостик. Беззащитно торчат полупрозрачные розовые ушки.

Заслышав шаги, она поглядела, кто пришёл, и оказалась вдруг вовсе не старушкой, а старичком, улыбчивым, подслеповатеньким. Даже с бородёнкой – мочальной, коротко подстриженной.

– Литстудия – здесь? – спросил Славик.

Старичок умильно посмотрел на рослого юношу и радушно скукожился, личико брызнуло морщинками.

– Здесь, здесь… – приветливо закивал он. – А вы, я вижу, впервые? Стихи, небось, принесли?

– Д-да… один… – замялся Славик.

– Зря, – посетовал старичок. – Надо было все.

– А вы – руководитель?

– Был, – промолвил тот со вздохом. – Пока не подсидели. С сегодняшнего дня студией моей правит Сергей Овсяночкин. Однако давайте знакомиться, – предложил он, протягивая жёлто-розовую лапку. – Пётр Пёдиков.

Славик осторожно пожал хрупкие пальчики, понимая уже, что таким деликатным инструментом затылка не пробьёшь. Даже с помощью молотка.

– Вячеслав Иванов, – представился он.

– Ох ты! – почему-то поразился старичок. – А ударения сменить не пробовали?

Славик его не понял.

– Что-то я о вас слышал, – честно признался он, присаживаясь рядом. – Пёдиков, Пётр Пёдиков… А! Вспомнил… Вы ж у нас главный ёфикатор?

Старичок замурлыкал от удовольствия.

– Да, да… Хотя… – опечалившись, добавил он. – Боюсь, что меня и здесь успели подсидеть.

– В смысле?

– Ну этот… маньяк… Думаю, теперь главный – он. – Пётр Пёдиков скорбно покивал. – Пропаганда… – произнёс он с горечью. – Убеждаешь, агитируешь… А тут тюк кистенём по кумполу – и вся пропаганда!

– Отчество ваше не подскажете? – спросил Славик. – А то как-то…

– Да мы здесь попросту, без чинов, – успокоил старичок. – Поэты, Вячеслав, возраста не имеют. Раз начал, то уже не начинающий… Кстати! Если питали какие-либо иллюзии относительно литературной среды – забудьте. – Помолчал и добавил меланхолически: – Уж на что, казалось бы, Карамзин! И тот в каком-то смысле плагиатор…

– Карамзин?

– Карамзин. Не изобретал он никогда никакого «ё».

– А памятник в Ульяновске?

– Вполне заслуженный памятник. Однако буковку изобрела княгиня Дашкова. Тогдашний министр культуры.