Меч эльфов - Хеннен Бернхард. Страница 57

Жюстина где-то в лесу, собирает грибы. Вернется она нескоро! А чертов рыцарь должен когда-то и спать. Может, стоит рискнуть?

Что же не так с Друстаном? От Жюстины ничего не добьешься. Она сказала только, что он опасен и к нему лучше слишком близко не подходить.

Еще сегодня утром Гисхильда слышала, как рыцарь пел длинную, печальную песню. Слов она не поняла, но мелодия и его чудесный голос тронули ее сердце. Разве может быть злым человек, который так поет?

Принцесса поднялась и пошла к лестнице. Она не знала даже, какие комнаты существуют над убогой комнаткой, в которой жили они с Жюстиной в самом низу башни. Может быть, там найдется какая-нибудь книга. Или ящик, в котором можно найти что-нибудь интересное. Дома, в Фирнстайне, она любила забираться на чердак и копаться в сундуках, где хранился столетний хлам.

«А еще нужно узнать, где рыцарь хранит пистолет», — с холодной решительностью подумала она и бесшумно скользнула по винтовой лестнице. Сердце учащенно забилось. Следующий этаж принес разочарование. Через три узкие бойницы свет падал в круглую комнату, занимавшую весь этаж. Здесь хранились припасы: бочонки с солониной, мешки с бобами и чечевицей, горшки с медом, сушеные травы, натянутые на деревянные стропила шкурки. Ничего особенного. Просто кладовая.

Гисхильда снова поглядела на лестницу. Интересно, высоко она забралась? Девочка подошла к одной из бойниц, но та оказалась слишком узкой для того, чтобы в нее можно было просунуть даже голову. Виден был только скалистый берег, окружавший башню. Наверняка есть еще один этаж. А может, и два.

Она осторожно ступила на лестницу. Подошвы сапог слегка шаркали. Девочка присела на корточки и стянула сапоги. Она пойдет по всем правилам, будто пробирается во вражеский стан.

Каменные ступеньки были холодными. Повсюду валялись щепки и кололи босые ступни. В нос ударил запах сушеного дерева. Уже после первого поворота лестницы ступени сузились. Вдоль внешней стены до потолка высились штабелями поленья.

Гисхильда застыла и прислушалась к темноте. Закаркал ворон, раздался скрип, как от дверной петли. Затем все стихло. Задержав дыхание, она сделала еще пару шагов. Там, где лестница выходила на новый этаж, поднималась стена поленьев, закрывая дверь в следующую комнату. Если когда-нибудь по этой лестнице поднимутся захватчики, легче всего будет завалить их лавиной из дров.

Гисхильда осторожно подошла к концу деревянной стены. По ее босым ногам полз толстый жук. В воздухе жужжали мухи. Воняло застоявшейся ухой. Как она ее ненавидела! Жюстина постоянно готовила уху.

Принцесса встала на колени и выглянула из-за угла. Затхлый полумрак комнаты прорезали два луча света, падавшие в окна бойниц. У противоположной стены комнаты стояла незастеленная кровать. Два сундука и большой стенной шкаф скрывали все те сокровища, которые она втайне надеялась обнаружить. Рядом с кроватью на табурете лежала книга. К стене была прислонена рапира с роскошной, украшенной бриллиантами рукояткой. Свет, попадавший через бойницы, преломлялся в камнях, отбрасывая блики на стены из поленьев и нештукатуреного бутового камня.

Витая лестница вела дальше наверх, но Гисхильда хотела сначала беспрепятственно осмотреться в комнате рыцаря, прежде чем встретиться с ним лицом к лицу. Эта комната расскажет ей, что он за человек. Очевидно, он не придает значения чистоте и порядку.

Разведчица прокралась к постели. На мгновение отвлеклась на муху, ползавшую по миске с ухой, неряшливо оставленной у постели. Указательным пальцем вытолкнула насекомое за край и вытерла палец о грязную простыню.

Она с любопытством оглядела книгу. На кожаном переплете названия не было. Немного полистала ее. Книга была написана на языке Юга, который Церковь перенесла во весь мир.

Прочтя несколько строк, Гисхильда поразилась: рыцарь читал стихи! Она пролистала дальше… Печальная любовная лирика и оды лучшему миру. Странно! Разве человек, читающий такое, может быть опасен?

Снова раздался звук дверных петель. Гисхильда вздрогнула. Дверь платяного шкафа распахнулась. В шкафу висели черная непромокаемая одежда и красная накидка. Белье громоздилось в уголке. А из накидки выглядывало дуло пистолета.

— Картинки в этой книге ты ищешь совершенно напрасно, принцесса-варварка, — сказал мелодичный голос, который она слышала ночью.

Из складок одежды выглянуло узкое, выдубленное непогодой лицо. Белки глаз были пронизаны красной сеточкой вен, вокруг рта притаились мелкие морщинки. Лицо совершенно не подходило к голосу.

На обидные слова Гисхильда рассердилась. Страшно ей не было, хотя рыцарь, очевидно, хотел ее напугать! Лилианна никогда не привезла бы ее в такое место, где ее жизни угрожала бы опасность, — в этом Гисхильда была совершенно уверена.

— Ты умеешь говорить? — спросил человек на языке Друсны. — Я знаю, некоторые из вас могут только хрюкать, как свиньи.

Гисхильда вспомнила бесконечные часы, проведенные в библиотеке. Впервые в жизни ей пригодится ненужное знание, которым пичкал ее учитель Рагнар, и она мысленно перебирала наполовину забытые слова южного языка.

— М-да, нема как рыба, — опередил ее рыцарь. — Может быть, стоило предложить Жюстине засунуть тебя в суп. Хуже он от этого не станет.

— Утопическим бредням вашего Андре Грифона предпочитаю классическую эпическую поэзию Велейфа Среброрукого. Должна сказать, выбор вами этой книги поражает меня.

Дуло пистолета качнулось в сторону и исчезло.

— Удивила, деточка. Удивила.

Она услышала, как тяжелое оружие положили на пол шкафа. Просто отложил в сторону или оно здесь хранится?

— Глупо судить о человеке до встречи с ним. Ты поражаешь меня, принцесса. Кажется, ты умна. Хотя… Для девушки у тебя довольно странная прическа.

Замечание по поводу ее прически разозлило ее до крайности. Какой напыщенный нахал!

Рыцарь вылез из висящей в шкафу одежды. Он был высок и очень строен. На грязной белой рубашке виднелся серебряный нагрудник со следами ржавчины. На нем были темные брюки для верховой езды и почему-то один сапог. Гисхильда уставилась на его босые пальцы, густо покрытые волосами.

— Вчера я ссорился с Жюстиной, — пробормотал он. — Она такая упрямая баба. Не сняла мне второй сапог. Пришлось спать в сапоге.

И только когда рыцарь полностью вылез из шкафа, Гисхильда заметила, что правый рукав рубашки Друстана пустой: рука была ампутирована до середины плеча.

Левой рукой рыцарь поднял правый рукав и снова опустил его.

— Что, она тебе не сказала? Калеку рассердить легко!

В его голосе внезапно послышалась жесткость, заставившая Гисхильду отшатнуться.

Друстан закрыл глаза, распахнул рубашку и обнажил обезображенное шрамами тело. Губы рыцаря шевелились, но из них не вылетало ни звука.

По коже Гисхильды пробежали мурашки. Не понимая, что происходит, она ощутила смертельный страх. Девочка отодвинулась еще немного, уперлась в край кровати, потеряла равновесие и упала на скомканную простыню.

Друстан открыл глаза. Из-за красных жилок казалось, что герб Кровавого дерева у него нанесен прямо на белки. Губы его исказились в подобии улыбки.

— Похоже, ты не подкидыш.

Гисхильда не поняла, при чем тут это.

Друстан хлопнул себя ладонью по обрубку.

— Этим я обязан одному из твоих друзей. Так что варваров, язычников и Других в своей башне я не жалую. Поэтому и не спускался вниз, не засвидетельствовал тебе свое почтение. Мне больше нравится, когда рядом нет никого, кто бы глазел на меня и думал: «Бедный калека!»

— Мои друзья не стали бы делать этого без причины.

Друстан сжал губы.

— Это случилось не во время битвы. — По его голосу было слышно, что ему стоит немалых усилий овладеть собой. — Какой-то кобольд выстрелил в меня из арбалета из укрытия. Болт пробил мой нарукавник. Рана была не очень тяжелой, почти не кровоточила и не болела, я ее особенно не лечил и только на следующий день добрался до одного из наших лесных замков. Вечером у меня поднялась температура. Когда болт вынули из раны и сняли шину, даже я увидел, что произошло. Рана была так сильно заражена, что не помогло бы даже лечение личинками. Темная линия спускалась вниз до самой кисти. Целитель пояснил, что нужно немедленно ампутировать, иначе от ядовитых соков раны я умру. Кобольды любят окунать свои арбалетные болты в гнилое мясо — об этом я узнал позднее, — чтобы даже легкие ранения превращались в смертельные раны.