Королевская кровь - Трускиновская Далия Мейеровна. Страница 13

Поскольку местности он не знал, то и вернулся к кабачку с баркасами. Там уже последние посетители разбредались. И посуду прибрала бойкая девка, которой вынь да положь общих мужей, и недоеденную треску – соответственно.

От кабачка рукой подать было до гавани. Собственно, от города к этой гавани вела дорога, а кабачок стоял в сотне шагов от той дороги, но от него тянулась туда и своя, особая тропинка. И на той тропинке хорошо было в засаде сидеть, потому что окружали ее высоченные валуны. Жилло подумал – надо же куда-то двигаться, почему бы и не в гавань? В конце концов, в его дурацком положении матросом наняться – еще не самый скверный выход. Травознаем он был, браконьером был, сторожем на рынке был, слугой графским тоже был – матросом не был!

Похромал Жилло к гавани, соображая, когда же наконец рассветет. Ночи летом короткие. Моряки на судах поднимаются рано. Поужинал он на лекарской кухне плотно. Голод до утра не проснется. Часика полтора-два можно подремать на берегу – а потом…

Тут тропа сделала поворот, и Жилло – с ней вместе. Прямо в глаза ему з-за валуна – факел! Что еще за полуночные гуляки к кабачку бредут? А это нос к носу с Жилло столкнулись двое из той четверки, что попугая хоронила. Старший и тот, что лопату нес!

– Эге! – говорит басом старший, ткнув пальцем в колено графского слуги. – А платочек-то знакомый!

– Вот так всегда, – добавляет его спутник, вытягивая из-за раструба грязнейшего ботфорта ножичек с пол-сабли, не меньше. – Идешь за позабытым поясом, а находишь платочек…

– Напрасно ты меня тогда убеждал, Мак, что не для чего за пивом пояс расстегивать, – и тут старший тоже достает из-за своего раструба что-то похожее. – Видишь, кабы я тебя послушался, мы бы за поясом не вернулись и платочек свой не повстречали!

– Вы, капитан, правы в том рассуждении, что в стянутое брюхо много пива не вольешь, – философски отвечает юный владелец лопаты, – но распущенное брюхо отнюдь не способствует бдительности. А мы ее, видать, утратили, раз этот равноправный собрат за нами смог бесшумно пойти и платочком нашим разжиться…

Жилло давно бы деру дал, несмотря на колено, да только держат его два ножа с двух сторон, один в желудок уперся, а другой – в печенку, и неизвестно, что хуже.

– Я бы таких собратиков на реях вешал, – задумчиво сообщает капитан, – и знаешь, Мак, получал бы от этого огромное удовольствие… Придется нам с тобой теперь возвращаться, искать могилку, опять Дублона в сундучок укладывать, опять закапывать…

– Не придется, – наконец обрел дар речи Жилло. – Я когда понял, что там нет ни золота, ни драгоценностей, попугая обратно похоронил. Не верите – я вас сам туда отведу и покажу.

– Похоронил? – удивился капитан. – Попугая – похоронил???

– Вы же похоронили!

Помолчали моряки. Мак с большим интересом ждал, что капитан попугайскому гробокопателю ответит, а капитан задумался.

– На мели, значит, оказался? – спросил он наконец Жилло.

– И на какой еще мели!

– Пойдешь с нами, – внезапно решил капитан. – Только слово дай, что похоронил Дублона как полагается, не бросил лесным кошкам на растерзание!

– Право слово, как полагается! – отвечал Жилло. – Правда, и сам не знаю, зачем это сделал, но в сундучок уложил и закопал. Клянусь!

– Чем клянешься-то? – почему-то с великим подозрением спросил капитан.

Жилло задумался. Граф бы в таком случае свою честь и благородных предков помянул. А слуга? Впрочем, раз уж в государстве равноправие завели… Может, оно и к клятвам относится?

– Честью… – буркнул Жилло, понимая, что не про него такая клятва.

– Ого! – и тут моряки переглянулись. Понял Жилло, что опять их удивил.

– Откуда ты такой взялся? – полюбопытствовал капитан. – Честью! Да если бы ты честь в городе помянул – тебя бы повязали и в подземелье Коронного замка сволокли. Ты что, совсем из захолустья?

– Из захолустья, – признался Жилло. – С севера. Мы с молодым графом в университет приехали. Кто ж знал, что у вас тут уже и честь отменили!

– И где же твой граф?

– Да в Коронном замке, пожалуй… – неуверенно сказал Жилло. Граф с тем же успехом мог, свернув при падении шею, лежать мертвым в кустах.

– В университет! Ишь! Студиозусы! – капитан опять надежно установился на крепких ногах, решительно выкатив живот и уперев руки в боки. – Нашли время! Ну, граф – молодой, ему простительно дурака валять, но ты-то уже в мужском возрасте, мог бы понимать! Не то теперь время, чтобы по университетам шастать! Вы что там, у себя, вообще из столицы вестей не имеете?

– Имеем. Только кто же их всерьез принимает? – признался Жилло. – Вон лет шесть назад проезжали купцы, говорили, что в Кульдиге возле самого Коронного замка девку с рыбьим хвостом из реки выудили. У нас конюх, молодой еще парень, сбежал – на девку посмотреть. Вернулся через полгода злой как черт. Оказалось – надувательство! Стоит на базарной площади палатка, в палатке одна убогая свечка горит, в ванне тетка пожилая без ничего восседает, и хвост в воде мокнет тряпичный.

– Простая твоя душа… – вздохнул капитан. – Ладно, леший с ним, с поясом. Мало надежды, что его еще к рукам не прибрали. Наверняка та дура, у которой мужья общие. Пошли! Колено-то чем повредил?

– Водопадом, – усмехнулся Жилло.

– Чем?… – хором спросили моряки.

– Ну, на водопаде сейчас споткнулся. Треснулся…

– На Вентас-Румбе?! – прямо остолбенел капитан. – Кой черт тебя туда ночью понес?

Жилло развел руками – и впрямь, объяснить умному человеку эту экспедицию было невозможно.

– Помните, капитан, возле Коронного замка факелы мельтешили? – вдруг сообразил Мак. – Мы как раз в кабачок шли и на гору смотрели! Так вот кто всю суматоху поднял! Студиозусы!…

Мак еще что-то собирался угадать, но схлопотал по затылку, а лапа у капитана была серьезная.

– Не наше дело! – рявкнул капитан. – Мало ли какие графы со слугами в Коронный замок ездят! И суматохи мы никакой не видели. Подумаешь, факелы… Пошли скорее. Еще до рассвета выйти в залив надо. Лишь бы языком трепать! Пошли! И ты хромай шустрее. Студиозус! Шастают тут всякие…

Бурчал капитан на разные лады, пока не дошли до гавани. Там прямо на глазах переменился.

– Голубушка моя! – говорит. – Красавица ненаглядная! Второй такой на свете нет!

И впрямь – с носа шхуны смотрела на них деревянная девица с пышнейшей грудью и золотыми локонами, каждый – с человечью голову. Девица была выкрашена в розовато-белый цвет, кудри – вызолочены. Там, где кончался розовеющий животик, была небольшая и не очень заметная на темном дереве дыра – отверстие корабельного гальюна. И надпись шла по борту – «Золотая Маргарита».

В гавани нашел Мак принадлежащий кораблю ялик, ошвартованный у пристани, и доставил капитана с Жилло на борт шхуны. Сам, получив приказ, в кубрик отправился – спать. А Жилло капитан в своей каюте оставил.

– Я пьян, – сказал, – хорошо пьян, но недостаточно. Поэтому сейчас мы с тобой, студиозус, добавим. Пиво – это ерунда. Развлечение. Причем ненадолго. А вот ром… Конечно, мешать ром с пивом – преступление. Но пива во мне уже не осталось, а желание выпить имеется. И повод есть.

– За приятное знакомство, что ли? – осведомился слуга, берясь за свой оловянный кубок.

– За Дублона, беднягу… – капитан взялся за свой золотой. – Мир его птичьему праху! Ты не поверишь, студиозус – любил я его, негодяя, хотя звал он меня исключительно дураком и мерзавцем!

– Любил? Птицу? – Жилло чуть кубок не выронил.

– Любил, черти бы ее побрали! Почему же я, как ты думаешь, хоронил Дублона, как родимую бабушку не хоронят? Любил, будь ты неладен!

– Любил… – задумчиво повторил Жилло. – Слово-то какое…

– Это слово, студиозус, вроде репейника на огороде. Как его ни истребляй, прорастет и к человеку прицепится, – поучительно заметил капитан. – Что, и у вас в захолустье его из моды вывести пытались?

– Из уездного правление комиссия приезжала, – сказал слуга. – Книги в графской библиотеке смотрела. Про науку оставили, а про это самое – увезли. Но нас с графом тогда дома не было, я его по горам водил. Секретарь старого графа нам потом так объяснил – если кто-то кого-то любит, значит, считает, что тот человек лучше всех прочих. А это противоречит равноправию. Ну, пусть так – не ехать же в уездное правление про любовь разговаривать! До него неделю добираться.