Меч и Крест - Лузина Лада (Кучерова Владислава). Страница 10

«Не четки», – поняла она, не разбиравшаяся ни в антиквариате, ни в степени благородства металлов.

Брюнет не возвращался.

«Передам вечером через папу, – здраво рассудила Ковалева, пристраивая украшения себе на шею, под ворот футболки, а книгу – в рюкзак.

Вздохнув, она подошла к двери и неуверенно взялась за выкрашенную масляной краской старинную ручку…

«Здравствуйте, мне нужно снять венец безбрачия».

Признаться в таком было стыдно даже себе самой, не говоря уже о молодой, золотоволосой Кылыне.

– Девушка, стойте, сейчас моя очередь! – властно скомандовал чей-то голос.

Маша послушно замерла. К ней спешили две женщины. Одна – та самая красивая брюнетка, с которой она встретилась при входе. Вторая – пухлая, крепко сбитая девуля с множеством косичек и блестящей сережкой в носу.

– Девушка, отойдите! – отдала приказ Катерина.

Она уверенно протянула руку к ручке, но Даша стремительно преградила ей путь и бесцеремонно осклабилась, выпятив пухлую нижнюю губу:

– Чего это ваша? Сейчас моя очередь, тетя! – нарочито презрительно процедила она.

За время работы в «О-е-ей!» Чуб заработала свирепую аллергию на всех катеподобных «хозяек жизни». Но если там она обязана была считаться с ними, то здесь – извините-подвиньтесь!

– Я занимала за мужчиной! Где он? – Этот вопрос Катя адресовала уже Маше.

– Он только что вышел, – промямлила Маша, пытаясь протиснуться на свободу. Она охотно уступила бы очередь им обеим, но Дашина спина, прижимавшая ее к двери, оказалась абсолютно нерушимым барьером.

– Уже ушел? – искренне расстроилась Даша Чуб.

– Вот. А я за ним занимала! – рявкнула Катя, окончательно выходя из себя.

Ее злил уже сам факт, что она обязана выяснять отношения с какой-то дурой-тинейджеркой.

С силой протиснув кулак сквозь Дашину подмышку, Дображанская вцепилась в Машины пальцы, сжимающие ручку двери.

– Это я за ним занимала, а тебя здесь и в помине не было! – возмущенно заорала Даша, отпихивая Катю животом. – Тоже мне, крутая выискалась! Думаешь, все тебе кланяться должны? Да пошла ты знаешь куда!

– Пошла на… – конкретизировала направление Катя.

Даша, получив, наконец, неприкрытое оскорбление, злобно лягнула Катю ногой и сделала ей подсечку, сопровождая это ответным матом – столь великолепным и искусным, что назвать его трехэтажным мог бы только дилетант – по количеству этажей тот рискнул бы поспорить с самым высоким нью-йоркским небоскребом!

Не удержав равновесия, подсеченная дама грузно завалилась на Дашу.

Даша – на Машу.

В то время как Маша с ужасом ощутила, что выбивает затылком дверь и летит на пол, увлекая за собой всю эту кучу-малу.

– Че-е-е-е-е-рт! – разъяренно прокричала Катя. Но вдруг издала нечто похоже на шипящее «х-а-а-а-а» и заглохла.

Преодолевая тяжелую ломоту в голове, Маша с трудом открыла глаза и тут же вскочила на ноги, напрочь позабыв про ушиб, поскольку увиденное ею было способно отбросить от земли любого…

Казалось, в кабинете бушует ураган.

Свистящий вихрь кружил по комнате вещи и бумаги. Ледяной порыв дунул Маше в ухо, и, как это часто случалось с ней зимой, она мгновенно оглохла и в то же время расслышала вдруг, что в утробный вой ветра вплетаются еще множество голосов, смеющихся, шепчущих, улюлюкающих.

А по высокому потолку, словно огромный сумасшедший паук, металась страшная уродливая фигура.

– Больно!!! – застонала она. – Как больно!!! – вонзаясь посиневшими ногтями в вывернутое болью горло, как будто пыталась разорвать свою сморщенную кожу в клочья.

– Мамочки, – прошептала Маша, хватаясь за чью-то руку справа.

– Черт, – эхом прошелестело справа от нее.

– Вот это да! – потрясенно выхлопнула Даша и обмерла, позабыв закрыть рот, – женщина услышала ее!

Она замерла, мелко трясясь и не сводя с них исступленно-страстного взгляда. Резкая боль полоснула Машу по глазам, и она закрыла их, чувствуя, как из-под ресниц ручьем потекли слезы.

– Вам?! – издала истошный звериный рык бесноватая. – Я должна отдать это вам? Троим!!! Не хочу! Нет!!!

Помимо воли Машины веки взметнулись вновь, словно птицы, испугавшиеся громыхающего звука.

И она увидела, как ураган безжалостно швыряет тело женщины из стороны в сторону, бьет его о стены и потолок, а та кричит, кричит, кричит…

– Нет! Нет! Нет!

Но с каждым ударом ее «нет» становится все слабее.

– Хорошо, – заорала Кылына невыносимо и страшно. – Я согласна!

И в тот же миг странная, неведомая сила подбросила растерзанное пыткой тело к потолку, и, прилипнув к нему спиной, женщина отчаянно протянула к ним руки с растопыренными крючковатыми пальцами. И Маше почудилось, что кто-то ударил ее кулаком под дых, насквозь пробив кожу и кости.

Извивающиеся, как черви, пальцы завозились у нее внутри и нащупали сердце…

Стало нестерпимо больно.

Холодно. Невозможно. Темно.

Она не знала, сколько она стояла так, согнувшись пополам, ослепнув от боли, задыхаясь от беззвучного крика. Но внезапно боль ушла. Маша услышала, как что-то титаническое и тяжелое упало на пол прямо к ее ногам.

И глаза, снова ставшие зрячими, увидали: в обломках рухнувшего, оскалившегося деревянными стропилами потолка лежит молодая женщина с золотыми волосами и тихим, ясным лицом спящего ангела.

Из дневника N

Смерть.

Красивой, молодой, со сладкой и такой жадной к жизни кожей. Но мой гений запрещает думать об этом…

Интеллектуальное убийство от ума, в стиле расколовшегося Раскольникова, всегда разит паранойей. Убийство ради кайфа – болезнь. Желание убить должно быть естественным, как любовь и голод, и продиктованным такой же насущной потребностью.

Нормальный человек убивает так же органично, как вдыхает воздух, не заморачиваясь мыслью о том, что он превращает его в углекислый газ.

Вы не ослышались, – нормальный.

Ибо тот, кто не способен убить, при необходимости, – обычный выбрак природы. Вы поджимаете губы? Но вы и сами скажете так, когда ваш мужчина будет скулить, прижимая руки к груди, глядя, как вас насилуют трое. И закричите: «Почему ты не убил их?!!»

«Но это же совсем другое дело», – возразите вы мне.

И вот вы уже и попались!

Потому что ваш Бог запретил вам убивать, даже защищаясь. Он разрешил вам только безропотно принимать смерть.

Глава четвертая,

в которой Даша теряет работу, Катя – борова, а Маша – здоровый сон

«Да, человек смертен, но это бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен… и вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер»

М. Булгаков. «Мастер и Маргарита»

Какое-то время девушки молча стояли, сбившись в кучу и продолжая цепко держать друг друга за руки и рукава одежды. Затем Даша, решительно стряхнув со своих плеч Катины ладони, опустилась на четвереньки, опасливо подползла к неподвижному телу и приложила два пальца к его шее.

– Пульса нет. Она мертва, – шепотом сообщила Чуб. – Что это с ней было? Передозировка?

– Дуры! – хрипло вскрикнула Катя, мигом оживая при слове «мертва». – Что бы это ни было, сейчас здесь будет милиция. Бежим! – И выполняя собственную команду, первая бросилась к двери.

Даша мудро последовала ее примеру, но заметив, что Маша по-прежнему стоит возле тела, словно соляной столб, дала задний ход и, туго обхватив ее кисть, молча потащила тормознутую барышню за собой.

Затравленно оглядываясь по сторонам, троица пронеслась по гулким и пустым коридорам «Центра». Однако, подходя к выходу, по крайней мере двое из них попытались сделать благообразный вид и прошествовали мимо регистратурной дивы, подчеркнуто размеренно цокая каблуками. Нейтральный звук был сымитирован удачно: та даже не удосужилась выудить взгляд из детектива.