Без Предела (СИ) - Лобанова Елена Константиновна. Страница 57

Даэрос дал себе слово, разобравшись с Оплодотворительницами, воспитать из Жры человека и не дать Сульсу превратиться в орка. Для начала следовало отправить полоумного творца на беседу к Аэрлису. Как только младший Арк Каэль вернется и навестит узников, он и сам испытает потребность пообщаться с тем, кто их так разукрасил. Вот пусть ему Сульс и объясняет, как он вдохновился, находясь в толпе "почитателей его таланта", чем занимался в это время его последний "шедевр"-Жры, и кто такой "творческий экстаз". Ну, и заодно, как этот экстаз увлек его в тюрьму, вдохновенно творить под вопли Темных. Сульс натворил со своим экстазом татуировки на всех трех вождях. Разве что третьего недотворил немного. Нэрнису тоже будет полезно узнать, что у него, как у Черного Властелина, теперь имеется личная печать. Подделать её никто не сможет. Рука не поднимется. Эта идея родилась у Сульса во время рисования совы. Пристроить Властелину тотем как у орка он не посмел, а вот печать — вполне. Подданные Инэльдэ донесли до Правительницы идею художника, а до него — её одобрение. Так что наблюдать танец Жры Сульс отправился уже со всем необходимым для рисования на живых предметах. И если бы не этот "экстаз", то Даэрос успел бы предотвратить очередной творческий акт. Инэльдэ не поинтересовалась видом будущей печати. Она не сомневалась, что Сульс сможет изобразить что-нибудь ужасное. А Полутемный не сомневался, что Аэрлис определит эту печать правильно — клеймо. Никак иначе печать на живом существе называться не может.

Идея ставить печати на всех документах Властелина была сама по себе не плоха. Но опечатывать все принадлежащие Властелину предметы и пленных — это было уж слишком. Здесь творческий порыв Сульса явно пересекся с практикой учета трофеев и ведением дел в ноферате. Всё, с чем сталкивался в жизни служка-оруженосец-оружейник-чучельник-художник-шаман, хаотически переплеталось у него в голове и рвалось наружу. На сей раз, из закромов его памяти выполз способ, которым не самые родовитые жители Империи запечатывали свои письма, а иногда и короба с особо ценным имуществом. Личных печатей им не полагалось. Вместо них с успехом использовалась монета, чаще всего золотая. Она была и печать, и запас на случай крайней нужды. Оттиск с профилем Императора выглядел даже лучше, чем гербовые печати этель-ноферов. В Империи у власти находилась уже третья династия, которая безуспешно боролась с этой порочной практикой. И дело было не в том, что какой-нибудь простолюдин нахально пользовался изображением лица его Императорского Величества, а в том, что он это лицо увечил, как хотел. Во избежание подделок, насечки, царапины и каверны покрывали лики Императов в самых причудливых сочетаниях. Когда Даэрос узнал, что татуировка — печать, он уже мог и не спрашивать, кто на этой печати запечатлен. Кандидат был только один — его Светлый брат Нэрнис Аль Арвиль. Сульсу следовало сделать внушение сразу после портрета Таильмэ. Не сделали, и результат — налицо. Точнее — на спине лицом. А еще точнее — страшной мордой.

Профиль морды Сульс нарисовал на пергаменте и с него копировал на спины вождям. Орки решили, что Великий Шаман пришел оказать им не менее великую честь и с готовностью подставили спины. Еще и переругались, кому первому эта честь причитается. Даэрос неожиданно появился в темнице и не дал Сульсу закончить работу. Но и в законченном и в незаконченном виде печать Властелина ужасала.

Даэрос покинул верхние уровни, убедившись, что Сульс хотя бы слегка пришел в себя и уже не считает себя только художником. Может быть, и не следовало сразу же давать ему поручение, связанное с красками и холстами, но проблемы накатывали горной лавиной, и выстраивать воспитательный процесс было некогда. Какие-то дела были значительными, какие-то мелкими, но оттого — не менее раздражающими. Мать оказалась недовольна кратким визитом, но ограничилась суровым взглядом. Сестренка по малолетству не могла ограничиться взглядом и принялась рыдать. Отец выразил свое негодование кратко, но ёмко: "Сын, называется!" Пришлось промолчать, хотя было что ответить. Фразу "кто бы говорил", Даэрос благоразумно не произнес, а то разругался бы с семьей так же, как до этого с Инэльдэ. Ну, или не так. Мать никогда бы не назвала его любителем орков, что бы он там не сказал. А любимая и дражайшая Инэльдэ назвала и указала на дверь. И Даэрос в эту дверь вышел и пошел к Сульсу и… Жры. Как и обещал на прощание. Но все-таки он поступил благородно: посоветовал задуматься, почему для него общество орков оказалось предпочтительнее. Инэльдэ обещала думать долго.

С Таильмэ надо было срочно что-то делать. Лучше всего — определить в спутницы жизни хоть к кому-нибудь в приказном порядке. Эта Темная, несчастная своей красотой, всё равно сама выбрать кого-то одного не могла. А когда в Синие горы прибудет Лэриас, то тем более не сможет. Даэрос с выбором не сомневался. Почти согласный, которому можно было приказать, имелся только один — Разведчик Ларгис. Прочие разделять судьбу с Таильмэ не собирались, да и приказывать им Даэрос не стал бы, даже если мог. Только Ларгис был в состоянии влачить семейную жизнь с этой девой и радоваться, что совершает подвиг. Стоит ему только намекнуть, что Повелитель Амалирос не заинтересован ни в противостоянии здешних Светлых и Темных, ни в сомнительной славе своей подданной как орочьей возлюбленной, и Старший Разведчик получит дополнительный стимул к ухаживаниям. Эта проблемы была почти решена. Даэрос так и сказал Таильмэ — не нравится орк, соглашайся на брачный обряд с Ларгисом. Не согласишься — значит, орк нравится и нечего морочить всем голову. Пример Светлого отца и Темной матери пришелся как нельзя кстати, так же как и обряд Повелителя Амалироса с совершенно Светлой Элермэ. Хорошо, что его сравнений не слышали ни те, ни другие. Но вывод все равно был правильный — любовь — она не "потому что", а — "вопреки всему и несмотря ни на что". Таильмэ осталась рыдать перед выбором: или Ларгис, или "быть смелой".

Внизу Даэрос собирался решить сразу две задачи — посмотреть в каком состоянии Денмета и встретиться с гномами. Это их стадо шустрые Темные разорили ради бубна, будь он неладен. Плату за коровьи погремушки какой-то весельчак додумался повесить на рога быку, как самому ответственному в стаде. Оставленная плата гномов не совсем удовлетворила — не было так любимого ими торга с эльфами. Поскольку эльфы терпеть не могли торговаться, гномы само это развлечение ценили выше всякой платы. Так еще и бык отдал плату не сразу. Владельцем рогатого повелителя коров был Пузо. А Пузо находился где-то на полпути к предгорьям вместе с Расти и телегами. Ходить со стадом бык соглашался, заходить в стойло — тоже. А вот вешаться себе на шею каждому встречному гному — нет. А иначе снять связку монет было невозможно. Вот набросить на рога — запросто, что Темные и сделали. За попытку подцепить серебрушки палкой, бык гонял гномов по выпасу, и двух догнал. Так что имелись и пострадавшие и недовольные. С гномами тоже можно было поссориться. Если посоветовать им доверить стадо не быку, а пастуху, то день закончится ссорой со всеми, с кем только можно. Быть пастухом не согласится ни один гном. И ни один гном не согласится платить за то, с чем справляется бык на огороженном выпасе. На полпути вниз Даэрос решил, что если гномам что-то не нравится, то пусть идут торговаться к Сульсу или получают свои звонилки обратно. У него же.

Кое-как дела распределялись, и у некоторых проблем появлялась надежда на решение. Оставалось придумать, как примирить Нэрниса с печатью и его портретом на ней. Наверное, следовало действовать постепенно. Сначала показать пергамент. Пусть привыкнет. Потом рассказать, что печать уже применили и об этом все знают. И только потом сообщить где и как её применили. И сразу же, а лучше заранее, спрятать Сульса. А то брат-то Светлый, но Властелин — Черный. Войдет в образ и разрушит что-нибудь тяжелое Сульсу по голове. Потом сам же страдать и будет. Аэрлиса тоже следует выдержать, как вино в бочонке. И лучше — в темнице. Случайно запереть и случайно сломать ключ в замке. Пусть посидит, посмотрит, как орки татуировкам радуются. Если младший Арк Каэль отправится беседовать с Сульсом немедленно, то может и Нэрниса опередить в праведном гневе. Даэрос и без разрисованных орков ожидал нового приступа сострадания у Аэрлиса, решив поселить в тюрьме Денмету. Правда, за коварный ход с запиранием Аэрлиса может обидеться Нэрнис. Держать в тюрьме того, кто не так давно покинул мрачные застенки, значит — причинять ему душевную травму.