Иная судьба. Книга I (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна. Страница 72

— Я помню это прошение, — неожиданно подал голос мэтр Фуке. — Прошу прощения, ваша светлость, вы позволите?.. Да, я ответил молодому Дюмону фактически отказом, но в то время и не мог поступить иначе. Однако подобные документы не уничтожаются и хранятся в архивах — на случай, если проситель обратится с повторным обращением.

— Помню, Макс. Что-что, а делопроизводство и ведение архивов поставлено у тебя на редкость образцово. А почему ты вспомнил именно об этом случае? Память у тебя, конечно, феноменальная, но…

Ответ был неожиданен.

— Потому что дважды отвечал Дюмону. Прошений о восстановлении в дворянство не так много, все они — на особом контроле и пересматриваются раз в три года. В первом письме я сообщил, что в связи с изменением требований к количеству свидетелей — таковых может понадобиться не более одного, причём, возможно, из числа родственников. Ранее подобные свидетельства от кровной родни не признавались, как от лиц заинтересованных, но затем сделалось исключение для особ, носящих дворянское звание. Второе извещение я послал спустя год после первого. В Эстре скончался, не оставив наследников, некто Жан Поль Мари Дюмон, полный тёзка уже известного мне просителя. Я подумал: возможно, здесь налицо — родство? Родовые имена часто совпадают — у деда и внука, например, или у дяди и внучатого племянника, а разница в возрасте покойного и молодого Дюмонов вполне отвечала данным условиям. Но… — Секретарь развёл руками. — Оба моих послания вернулись без ответа.

— Барон, — желчно бросил герцог. — И гадать не надо. Похоже, разок подцепив Жана Поля на крючок кары за возможное самозванство, он не собирался его отпускать. Тешил своё извращённое самолюбие… Что, у того Дюмона, что скончался, и впрямь никого не осталось?

— Я говорил о наследниках, ваша светлость. Мужского пола — нет, никого. Была на то время уже престарелая сестра, но она умерла вскоре после того, как вернулось нераспечатанным моё последнее письмо. Незадолго до смерти она приняла постриг, и всё имущество отошло во владение сестёр-урсулинок, согласно завещанию.

— Хммм…

Его светлость в очередной раз пересёк кабинет.

— Не сочти за труд, Макс… Ты — человек на редкость дотошный и целеустремлённый, займись-ка лично этим вопросом. Выясни, не осталось ли от покойной каких-либо личных вещей, записей, книг, документов… Ну, не мне тебя учить. Времени, конечно, прошло много, но если среди святых сестёр окажутся радетели порядка и аккуратисты вроде тебя — возможно, что-то и сохранилось. Вдруг да пригодится…

Мэтр позволил себе дерзость с сомнением покачать головой. Но… Не в его привычках было обсуждать распоряжения. К тому же, обстоятельства жизни кузнеца-дворянина, услышанные от капитана, неожиданно взволновали Максимилиана Фуке. Он по себе знал, каково это — быть лишённым прав, данных от рождения, каково — жить не там, где хотелось бы и получать от судьбы совсем не то, что заслужил. Если бы не помощь господина герцога в своё время — ещё неизвестно, дожил бы секретарь до нынешних лет и своего, скажем, довольно-таки неплохого положения в обществе…

— Я постараюсь, ваша светлость, — только и сказал он.

Капитан Винсент удовлетворённо прикрыл глаза. В устах мэтра Фуке это обещание значило, что секретарь, если понадобится, будет землю рыть, исполнять языческие пляски с бубнами и, на крайний случай, продаст душу дьяволу, но нужные сведения добудет.

— Отдыхайте, дорогой мэтр, — неожиданно мягко сказал герцог. — За последние три дня я вас изрядно загонял этими судебными делами, а впереди у вас ещё уйма всего… Я знаю и ценю ваше усердие, однако вы мне нужны здоровым и трудоспособным. На сегодня закончим. Можете идти.

И только после ухода своей всезнающей тени, дождавшись, когда за закрывающейся дверью опустится тяжёлая портьера, заговорённая от подслушивания, обернулся к Винсенту с вопросом.

— Так что там с этой сестрой пастора?

По роду занятий, а так же в силу природной интуиции Бланш Леро прекрасно знала, что делает женщину Красивой Женщиной. Отнюдь не платье, нет. Вернее сказать, не одно только платье. Конечно, далеко не последнее место в облике Прекрасной дамы отводится продуманному туалету, но это ещё не всё! Нелепо можно выглядеть даже в парче, осыпанной жемчугами и каменьями настолько, что не понадобится и болван-манекен для хранения — сия диковина будет стоять сама, ибо от количества нашитых украшений и золотой канители не сможет согнуться. Конечно, в мастерской прелестницы Бланш такие шедевры не создавались — и не только из-за дороговизны «товара», но… попросту говоря, рылом пока не вышла простушка Леро, чтобы обшивать господ такого умопомрачительного ранга. И решил это никто иной, как некий господин Ламбер, некоронованный король портняжного и модного мирка столицы, король, обхаживающий клиентов исключительно из круга, приближённого ко двору его светлости, и даже вызываемый иногда в сам таинственный и загадочный замок на острове.

Своим умением обаять, закружить голову, уверить, что все его творения пошиты «точь в точь, как при дворе Его Величества Генриха, честь ему и хвала!», а также щедро и вовремя раздаваемой мздой, оседающей в кармашках горничных и камердинеров, умеющих вовремя похвалить пошив одного мастера и охаять другого — Ламбер занимал прочные позиции в сердцах столичных дам и кавалеров, как непревзойдённый знаток моды, новых веяний и тенденций… Этакий паук, умело опутавший сетями десятки лучших домов Эстре, и горе той мушке, которая, не подумавши, осмелится пролезть со своими дешёвыми платьицами и дерзкими замыслами сквозь щелку в паутине: сожрёт! Под незримым контролем Огюста Ламбера были все мастерские и салоны, ибо он, сколопендр гадский, решал, кого можно милостиво допустить до кормушки — за соответствующую благодарность, конечно — а кому вообще лучше всего убраться, и не только с его глаз долой, но и вообще из столицы.

Года три тому назад, едва открыв собственное дело, Бланш умудрилась крепко получить от него по зубам — хорошо, что в переносном смысле, не в буквальном. Несмотря на устоявшееся положение мсьё Ламбера, как единственного и неповторимого знатока, ценителя и Мастера, некоторым из дам и мадемуазелей приходила время от времени в голову такая блажь — во время променадов по магазинчикам и лавкам нет-нет, да и заглянуть в поисках чего-то новенького во вновь открывшийся салон, кондитерскую, кофейню… А простушка Леро возьми и придумай: для привлечения клиенток предлагать им по чашечке только-только вошедшего в моду горячего шоколада, причём бесплатно, и это в то время, когда «чеколатт», привозимый полулегально из Нового Света, был безумно дорог! Да и варить его правильно могли далеко не все, нужно было ещё найти и переманить к себе умельца… Когда по простоте душевной маркиза де Брюс выболтала на очередной примерке у Огюста, что «вот хорошо бы сейчас чашечку шоколада, как у малышки Бланш, я, право же, иногда только из-за этого к ней заглядываю, дорогой мэтр, а вовсе не из-за её кружев и мантилий из Севильи…» — божок и законодатель Эстрейской моды не на шутку обеспокоился. Мелочь, конечно, чашка диковинного напитка — тьфу, это и ему под силу, можно и кофий, и сладости этим капризницам предложить, пусть обожрутся, лишь бы ткани не заляпали… Но его обставили! Опередили!

Нахалку требовалось проучить.

С умиротворением в сердце, одобрительно кивая, мэтр созерцал, как под руководством двух его человечков окрестные нищие бьют безумно дорогие зеркальные окна в мастерской нахалки, возомнившей о себе слишком много. До того, как поспеет дозор, его молодцы должны были успеть справиться с дверью и основательно пошерудить внутри мастерской, а может, и пощупать саму цыпочку с белошвейками… так, попугать на первый раз, до серьёзного членовредительства дойти дело не должно было… сегодня. Свидетели происходящего безобразия чудесным образом растворились в вечернем сумраке; впрочем, кое-кто из них исчез не бесшумно, а с криками, подзывая караул, на что, собственно, и рассчитывал паук-сколопендр, затаившийся в своём возке на углу квартала и предусмотрительно не высовывающий нос наружу. У обнаглевшей мушки должно сложиться впечатление, что только неожиданно подоспевшая помощь доблестной городской стражи спасла её от неминуемой гибели.