Иная судьба. Книга I (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна. Страница 75

— Ах, ваше сиятельство, — Аннет кокетливо сощурилась. — Много ли надо такой бедной женщине, как я!

— Сколько? — теряя интерес, бросил Гордон. Похоже, он ошибся, и девица всего лишь жадная до денег мещаночка. Жаль, если так… Провести с ней приятно четверть часа, кошелёк в зубы — и пусть идёт на все четыре стороны.

— Ах, господин посол! — На смуглых щёчках трактирщицы заиграли соблазнительные ямочки, одна — прямо под очаровательной родинкой, натуральной, ни чета какой-то пластырной мушке. — Что — деньги, ветер! долго ли они у меня задержатся? Да и не бедствую я, сударь, это так, для красного словца сболтнула, а Жано сюда привела по расположению, больно жалко стало человечка. Нет, денег мне не нужно, могу и сама одолжить…

И засмеялась, бесстыдница, сощуривши ресницы, настолько густые, что тени от них казались нарисованы углем на щеках.

— Чего же ты хочешь? — Гордон подпустил в голос суровости. Ситуация начала ему нравиться.

— Чего… — Аннет словно невзначай отпихнула от себя Джона Клеменса, развернув к ближайшему стулу, и несчастный рухнул на сиденье, закрыв лицо руками. Всё. Бедолага спёкся. Некоторые… лично наблюдаемые сцены операций ломают хороших сотрудников навсегда.

— Ваше сиятельство, — смуглянка взмахнула чудо-ресницами и устремила на посла взгляд томный и загадочный. — Я ведь впервые в большом городе, у меня нет здесь ни друзей, ни знакомых, а одинокой женщине тяжело и опасно. И очень страшно, — прошептала быстро и вроде бы смущённо. — Ах, если бы я осмелилась просить вас о…

И запнулась, искусно изобразив приступ стыдливости.

— О… — многозначительно подхватил бриттский посол, тонко усмехнувшись и пошевелив пальцами, отчего опустившиеся было кружевные манжеты зашевелились, как живые. — О чём, дитя моё?

— О покровительстве… — чуть слышно отозвалась скромница Аннет, присев в очередном реверансе и продемонстрировав посредством двух случайно расстёгнутых перламутровых пуговок на корсаже прелестную ложбинку между совершенных грудей. — Уповаю на ваше милосердие и припадаю к вашим стопам. Ах, ваше сиятельство, я так одинока в этом большом и шумном городе! Но мне совсем не хочется возвращаться назад, к мужу-тирану, я уже почувствовала вкус свободы…

Поднимать почти с колен хорошенькую женщину было весьма приятно. Поддерживая Аннет за талию, Джеймс Вильям подвёл её к окну, ближе к свету, и… осмотрев внимательно, остался доволен. Глянул ещё раз в бесстыже-скромные глаза.

— Дитя моё… — Голосом посол мог играть виртуозно, и сейчас в нём зазвучали взволнованные нотки, свидетельствующие о непритворном сочувствии. — Помочь слабой женщине — долг каждого мужчины… особенно состоятельного. Ибо заповедано нам — по мере сил и средств оказывать благо своим ближним, особенно обездоленным. — Ты говоришь, — добавил участливо, — муж-тиран? И ты, дорогая…

— Аннет О» Малли, ваше сиятельство, просто Аннет, к вашим услугам.

— К моим, конечно, — усмехнулся посол, становясь всё больше похожим на толстого кота в кружевах, добравшегося до кувшинчика со сливками. — Мила, очень мила… А что, Аннет, не хотела бы ты уехать от постылого муженька подальше, а то ведь мало ли — вздумает искать, пригрозит судом, инквизицией… Я мог бы увезти тебя в Бриттанию, пристроить на тёплое местечко. Разумеется, за небольшое одолжение. — Глаза его вспыхнули. — Скажем так: несколько небольших одолжений… Как, согласна?

И многозначительно заглянул в глаза.

Дыхание юной дамы участилось. С треском отлетела от корсажа ещё одна пуговка.

— О-о, — севшим голосом проворковала хозяйка «Индюка и кастрюли». — О-о… Думала ли я о т а к о м? А вы умеете говорить с женщинами, господин посол…

— Джеймс, — мурлыкнул Гордон. — Для тебя, дорогая… Джеймс. Но только наедине, — добавил строго, спохватившись.

— Конечно, ваше сият… О-о, Джеймс, — с придыханием протянула Аннет. — Всё, что угодно. Я всё сделаю…

— Прелестно.

Посол провёл тыльной стороной ладони по бархатной щёчке. Вот так не знаешь, где найдёшь, где потеряешь… Похоже, он таки нашёл кандидатку в Летучий отряд своей будущей королевы. До своего отъезда он как раз успеет испытать её в деле… Он усмехнулся. И в теле.

В мыслях Джеймс Вильям бывал далеко не таким утончённым, как на светских приёмах.

— Вот что мы сделаем, дорогуша… — Он сделал вид, что задумался. Нельзя накидываться на женщину сразу, даже если видишь её готовность, следует «подогреть» интерес ожиданием. Да и намёками на аванс, чтобы лучше старалась. — Сама понимаешь, я — человек заметный, и ы со мной рядом открыто быть не можешь…

— Что же я, не понимаю? Кто вы — и кто я… Не волнуйтесь, ваше сиятельство, я своё место знаю.

И улыбнулась, чертовка. Гордон даже с мысли сбился от её улыбки.

— Э-э… О чём я… Ах, да. Устрою-ка я тебя горничной — или девушкой по поручениям, как повезёт — в один очень важный для меня дом… Не бойся, работой мучить там не будут, но, конечно, надо зарекомендовать себя хорошо, чтобы тебе доверяли и свободно выпускали из замка. Я составлю для тебя подробные инструкции: кем представиться, как себя вести. Есть одно дельце, которое надо довести до конца, и чем лучше ты с ним справишься, тем быстрее я отсюда уеду… с тобой, естественно.

Аннет молитвенно сложила руки:

— Всё сделаю, ваше сиятельство, будьте уверены! А… — словно случайно скосила взгляд на притихшего Клеменса. — А с этим болезным как? Жалко ведь…

Первым желанием посла было схватить ополоумевшего шпиона за шиворот и вытолкнуть вон. Не мешкал бы, дурак, поспешил — глядишь, поспел бы в Сар раньше, успел бы хоть что-то разузнать. Убил бы этого тряпку, если бы не брезговал. Но… рядом с ним в ожидании хлопала чудными ресницами хорошенькая женщина, к тому же — только что завербованная, и показывать при ней, к а к Джеймс Вильям обходится с отработанным материалом, было, по меньшей мере, неразумно.

Подойдя к письменному столу, он собственноручно, не вызывая секретаря, начертал на особом бланке несколько слов. Иногда можно было поиграть в великодушие.

— Бедняга, — сказал скорбно. — Твоя преданность не останется без награды. Джон, слышишь меня? Я к тебе обращаюсь, Джон Клеменс. Встань. Вот так… Держи эту бумагу. Иди к моему казначею и получи расчёт и хорошее вознаграждение. Здесь распоряжение оформить тебе пенсию за заслуги перед империей. Иди, да пребудет с тобой Бог!

Кажется, Клеменс его понял. Во всяком случае, распоряжение на гербовой бумаге он взял почти недрожащей рукой. И вышел на почти сгибающихся ногах. И — словно кто его за руку вёл — дошёл до казначея, до канцелярии, получил наградные, расчётные, грамоту об освобождении от государственной службы, кою бумажку следовало обменять на свидетельство о выходе на пенсию уже в Лондоне…

Он обратил внимание на несколько равнодушных лиц чиновников при канцелярии посольства и сообщил им:

— Сара больше нет. Сар стёрт с лица земли. Сара больше нет…

И добившись, чтобы на него глянули с ужасом, добавил еле слышно:

— Бегите, несчастные! Этот человек — дьявол!

Глава 11

Казалось, ещё немного — и от бесконечных хождений его светлости по кабинету проляжет тропа в наборном паркете.

— Сперва я сам с ней побеседую, — смурно покосился Жильберт на капитана. — Она мне не нравится. И вообще, сама твоя идея не нравится. Согласен, Марте нужна наставница, но уж не та, что была свидетельницей её унижений. Как эта женщина вообще допустила, чтобы на её глазах творились подобные бесчинства? Я могу, хоть и с натяжкой, понять, что селяне глядели в рот пастору и внимали каждому слову, и раз он сказал — надо смирять в девицах грех прежде, чем он зародится — значит, действительно, надо… Что с убогих взять? Пастырей в деревнях иной раз почитают выше сеньоров, с этим я сталкивался. Но крестьяне темны, а Доротея Смоллет — образованная женщина, вкусившая не только плодов просвещения, но и вольных столичных нравов. Что же она молчала? Отчего не пресекла в корне порки и продажу девушек?