Война сердец (СИ) - "Darina Naar". Страница 21

— Доброе утро! — громче сказал мальчик и сел за стол.

Руфина мельком взглянула на него, но не произнесла ни слова, хотя губы её побелели. Она поставила перед мальчиком тарелку с чурраско [2]. Данте не был уверен, что сможет нормально есть — на губе кровоточила рана и рот открывался с трудом. Но мальчик был голоден, поэтому, подавляя боль, принялся за еду.

— Ну и чучело! — Рене, гнусно хихикая, ткнул в Данте пальцем.

Данте сжал кулаки так, что ногти с силой вбуравились в ладони. Ещё немного и он убьёт их всех. Просто возьмёт и убьёт, а потом утопится в реке.

— Некоторые считают, будто бы они тут самые главные, и им можно вытворять чего угодно... в чужом доме, — прогнусавила девица с кудряшками.

— Может, ты помолчишь и бушь наконец есть, Хасмин? — бросила Леонора. — Думается, мы чересчур носимся со всем этим омерзительным сбродом. Это всё потому что мы слишком добрые. В конце концов, мы достойны салона вице-короля. Не понимаю, почему мы до сих пор не там. Неужель золото в карманах моего мужа и бриллианты на моей шее — не повод, чтобы быть представленными членам королевской семьи?

— Эта ситуация не изменится, Леонора, пока мы находимся под гнётом испанцев, — Сильвио воровато оглянулся — не подслушивает ли кто. — Нет у нас таких прав и привилегий, как у энтих аристократишек. Представь се, даже нищих идальго принимают в доме вице-короля и алькальдов, но только не нас. Нас, у которых куча денег!

Данте, слушая этот бред, зло подумал, что если бы семейство Бильосо ещё и принимали в доме алькальда, то они бы в конец распоясались. Мальчик был умен не по годам и считал, что крестьяне, разбогатевшие на эксплуатации чужого труда, не должны приниматься в высшем обществе. Однажды, когда Данте случайно попал в центр города, он видел там истинных аристократов: прекрасная дама в шляпе и дорогом платье выходила из экипажа, а элегантный кавалер открывал перед ней дверцу.

Данте взглянул на Сильвио, который одной рукой запихивал в рот куски говядины, а другой чесал волосатый живот, торчащий сквозь халат, и на Рене, который выковыривал из носа козявку. Данте мысленно представил этих двоих рядом с дамой и кавалером из центра города и его разобрал смех.

— Ты чего ржёшь, урод? — крикнул Сильвио.

— Ничего.

— Вот и заткнись! Ты не у ся дома, те тут ржать не положено!

Данте хотел было ответить какую-нибудь колкость, но почувствовал чью-то руку у себя на плече. Это была Руфина. Она принесла десерт — торт с кремом — и слышала последний выпад хозяина. Мальчик молча уставился в тарелку. По правде сказать, Данте терпеть не мог сладкое. Поэтому он лишь расковырял свой кусок торта, почти превратив его в пыль, но так и не съел ни кусочка.

— Смотри-ка, па-ап, наш приблуда ещё и выпендривается. Ему, похоже, не нравится наша еда! — тут же наябедничал Рене.

Сильвио влепил Данте подзатыльник.

— Жри чего дают! Радуйся, что я такой добрый и заботливый, поэтому кормлю тя!

Данте испытал непреодолимое желание сейчас, сию минуту, разорвать Сильвио на тысячу кусочков. Глаза заволокло туманом, из ладоней повалил дымок. Мальчик быстрым жестом сунул руки под стол, но толку от этого было мало. Не прошло и минуты, как Хасмин, сидящая напротив, вскрикнула:

— АААА! Смотрите! Он горит!

Все уставились на Данте. У того с кончиков волос сыпались красные искры.

Комментарий к Глава 3. Особые методы воспитания ----------------------------

[1] Цвет влюблённой жабы — зеленовато-серый.

[2] Чурраско — жаренная на сильном, открытом огне говядина, натёртая кристаллической солью и разнообразными специями.

====== Глава 4. Одиночество ======

— Чего это такое? Ты... ты... ты... чего творишь? Ну-ка прекрати! — выпучив глаза, заорал Сильвио.

Данте молча поднялся из-за стола. С волос его сыпались искры, из ладоней вылетал синеватый дымок. Хасмин и Рене вжались в стулья. Леонора отбежала к окну. Руфина перекрестилась, прижав к себе графин с водой:

— О, боже, детка, ты горишь!

— Ты, дьявольское отродье! Прекрати это! — горланил Сильвио.

Яркие глаза Данте превратились в чёрные угольки. Он взмахнул рукой и в тот же миг остатки торта поднялись в воздух и полетели прямёхонько Сильвио в физиономию. Одновременно с этим стаканы и графин на столе лопнули, выплеснув своё содержимое на Рене и его сестру.

— Ах ты, скотина! Не много ль ты о се возомнил? Ну, я те щас покажу! — Сильвио, размазав торт по лицу, бросился к мальчику и схватил его за горло. Данте резко вывернулся:

— Не трогай меня! Всё, хватит! Ещё раз ты меня тронешь, старый пенёк, и я превращу тебя в жука!

— Превра... чего? Чего ты сделаешь? — Сильвио аж посинел.

— Превращу тебя в жука, старый пенёк! — громко повторил Данте. С волос его искры сыпались уже зелёного цвета.

— Ах ты... ты... ты, отродье... псих... дьявол...

— Так и есть! Я — Дьявол! Я могу сделать всё что угодно! Так что лучше ко мне не подходите! — и Данте направил руку на Сильвио. Прямо из центра его ладони хлынула струя ледяной воды, окатив мужчину с ног до головы.

— Вот так! — мальчишка зло рассмеялся.

— Нечистая сила!!! Сатана!!! — в ужасе завопил Сильвио. — Правильно про тя говорят! Правильно от тя все шарахаются! Ты не человек! Ты не должон жить за энтой земле! А уж особенно в моём доме! Исчадие! Будь проклят тот день, коды ты появился!!! Нелюдь!!! Всю жизнь нам испортил! ВОН! ВОН ОТСЮДАВА!!!

Данте развернулся и выбежал на улицу, с силой долбанув дверью.

— Завтра позову падре Эберардо, чтоб он изгнал нечисть из нашего дома, — сказала Леонора.

Данте нёсся по дороге. Глаза его застилали слёзы, и он ничего не видел вокруг. Чудовищные слова Сильвио звенели в ушах. Было бы лучше и вовсе не родиться. Никому, никому он не нужен на этом свете.

Мальчишка, миновав пастбища и несколько поместий, пробежал по мосту и остановился, едва переводя дыхание.

В до полуденные часы улица имени Святой Мерседес — Богоматери Всемилостивой [1], на которой оказался Данте, была фактически пуста. Только редкие экипажи проносились мимо, да чернокожие няньки с детьми гуляли по тротуарам.

В этой части города Данте был всего раз — пару лет назад, когда видел ту даму и кавалера в экипаже. Мальчик медленно побрёл по аллее, дотащился до сквера и плюхнулся на скамейку. Так он сидел долго, вперясь в пустоту своими бездонными глазами. Редкие прохожие (в основном служанки в передниках, кучера да экономки с корзинами) с удивлением поглядывали на необычного ребёнка, неподвижно сидящего на скамейке в одиночестве.

— Ну-ка отойди от него, Фе! — пронзительный женский возглас вывел Данте из оцепенения. Он повернул голову. Рядом стоял розовощёкий упитанный малыш. Рассматривая Данте, он улыбался ему во весь рот. Данте улыбнулся в ответ и тогда малыш радостно засмеялся. Но к ним во весь опор уже неслась нянька — полная женщина в синем платье и с огромной шляпой на голове.

— Ня-а-нь... смятри... кякёй мяльчик... ня-нь, — выговорил малыш, тыча пальцем в Данте.

— Я кому сказала, отойди от него, Фе! — визгнула нянька. — Ещё заразу какую-нибудь подцепишь, — она свирепо взглянула на Данте, и глаза её налились кровью. — Вот бездельник! Сидит тут средь бела дня, людей нормальных пугает. Чучело, да ещё и весь в синяках, — процедила нянька сквозь зубы. — Пойдём отсюда, Фе, — и она потянула малыша за ручку. Тот захныкал. Он долго ещё вертел головой, рассматривая так и не шевелящегося Данте, пока вместе с нянькой не скрылся за углом.

К полудню народу на улице прибавилось. Появились кучки детей без нянек, дети с родителями, а также нарядные франты и франтихи. Данте подумал, что пора бы ему убираться отсюда, только вот куда идти он не знал. Мальчик уже точно решил: в дом Сильвио он не вернётся. По крайней мере, сегодня. Но и в очередной раз слушать гадости он был не в состоянии. Однако, кое-что привлекло внимание мальчика и заставило задержаться. Неподалёку от него, возле качелей [2], расположилась семья — молодые отец и мать и девочка лет пяти. Отец раскачивал малышку на качелях, она смеялась и болтала ножками. Мужчина и женщина тоже смеялись. Девочка оказалась непоседливой. Качели быстро ей надоели и она повисла у отца на шее. Мужчина усадил дочь себе на плечи, и они принялись бегать по кругу, изображая лошадиные скачки.