Война сердец (СИ) - "Darina Naar". Страница 354

Женщины очутились в коридоре, по стенам которого располагался с десяток дверей. Клариса повела Эстеллу за собой — целенаправленно к двери, опутанной чем-то чёрным. Эстелле привиделось, что это цепи, но когда они подошли ближе, оказалось, что дверь обвивают живые змеи. Эстелла чуть в обморок не брякнулась, глядя как они шевелятся.

— Ну-ка, кыш отсюда! — голыми руками Клариса сбросила змей с двери на пол. Сняла с шеи серебряный меч — тот увеличился в размерах, и она, вставив его кончик в замочную скважину, открыла дверь. Втолкнула Эстеллу внутрь.

Комната была просторная, но напоминала камеру пыток. На стенах блестели зеркала, где что-то булькало, сверкало, выло и скрипело. Всюду — факелы. Под потолком — летучие мыши. По центру расположился деревянный помост-стол. И на нём кто-то лежал... Мужчина. Длинные чёрные волосы...

Эстелла, вскрикнув, кинулась вперёд:

— Данте! Данте!

Клариса не стала её удерживать.

Кроме Данте и летучих мышей в комнате никого не наблюдалась. Увидев любимого, Эстелла расплакалась: Данте был худой, бледный, измученный и напоминал покойника в гробу. На лице его красовались царапины и ссадины, спутанные волосы частично обгорели. Грудь его стягивали тугие ремни, а шею, руки и ноги — железные ошейник и кандалы.

— Данте! Данте! — всхлипывая, Эстелла попыталась руками разорвать путы — естественно, ничего не вышло. — Боже, что это? Кто это с тобой сделал?

Но Данте не узнавал её, бешеным взглядом изучая потолок.

— Клариса! Клариса! — заорала Эстелла. — Помоги мне, его надо освободить!

Но Клариса отчего-то медлила, прохаживаясь по зале туда и обратно и цокая каблуками.

— Данте, миленький, ты меня слышишь? — Эстелла потрогала его за лицо. — Данте, это я, Эсте, твоя Эсте, ты меня узнаёшь? — девушка плакала, прижимая к себе его голову. — Мой хороший, посмотри на меня, вспомни меня, я тебя так люблю, — и она прильнула губами к его губам.

Данте глубоко вздохнул. В сапфировых глазах мелькнула мука, такая, что Эстелла аж отшатнулась. Он взглянул на неё как-то дико, зажмурился, и из глаз его вытекло несколько слезинок, крупных и... красных как кровь.

— Данте... Данте, что с тобой? — Эстелла опять вцепилась в ремни, тщетно разрывая их. — Клариса, ну в самом деле, помоги же уже!

Та, наконец, изволила подойти, но помощь её ограничилась тем, что она вложила Эстелле в руку меч.

— Ты знаешь что делать. Мы это уже обсуждали, — сказала Клариса безразлично и снова отошла.

Но Эстелла, к её досаде, не ударила Данте мечом — она разрезала на нём путы. Те поддались легко, стояло коснуться их волшебным мечом, как они развалились вместе кандалами и ошейником. Данте, ощутив свободу, вдруг задрожал.

— Данте, Данте, миленький, всё будет хорошо, — ласково бормотала Эстелла, обвивая его руками. И тут Данте заговорил, едва неслышно, невнятно:

— За что... За что? Я всегда видел в тебе свет, ты была единственным человеком, которому я верил, иногда больше, чем себе. Все, все люди твари и ты такая же, как все, но если в тебе осталось что-то человеческое, убей меня сейчас. Пожалуйста, я хочу умереть...

— Видишь, он сам просит, — ухмыльнулась Клариса, и лицо её стало жёстким. — Чего ты ждёшь? Помнишь, о чём мы говорили? Разве ты не хочешь ему помочь?

— Убей меня... убей... пожалуйста... я не хочу жить, зная твоё истинное лицо, — повторил Данте. Взгляд его был безумен, а щёки перемазаны в кровавых слезах, и Эстелла, разрываемая страхом, любовью и жалостью, решилась.

— Данте, я не знаю, в чём ты меня обвиняешь, но я хочу тебе помочь. Я хочу, чтобы ты стал таким, как раньше. Чтобы мы любили друг друга всю жизнь, как мы об этом мечтали. Прости меня, — и она, занеся меч, зажмурилась и всадила его Данте в грудь...

====== Глава 52. Паутина ======

Пыххх! В тот миг, когда Эстелла всадила меч в Данте, кровь его, что потекла из раны, вспыхнула, а из тела повалил густой чёрный дым.

Эстелла шарахнулась в угол, отпустив рукоять меча, и тот, звякнув, упал на пол. А Данте продолжал дымиться.

— Эсте... Эсте... — звал он тяжело дыша. — Эсте...

— Я здесь, мой хороший, — пищала она, боясь к нему подходить. — Клариса, Клариса, что делать?

— Ждать, — односложно отозвалась та.

А Данте, объятый языками чёрного пламени, захохотал, извиваясь, как змея. Глаза у него были широко раскрыты и пусты, а смех срывался с губ помимо его воли. И вдруг он замер. Пламя и дым погасли. Из груди потекла алая кровь.

Эстелла бросилась к Данте. Стащив его на пол, начала трясти и бить по щекам.

— Данте! Данте! Зелье... надо дать ему зелье, — вспомнила она, запустив руку в карман и извлекая оттуда пузырёк с красноватой жидкостью. Открыв пробку, она приложила склянку к губам Данте, вливая ему снадобье в рот. Он не проглотил.

— Клариса, по-моему он не дышит! — в панике выкрикнула Эстелла. — Данте! Данте! Очнись, пожалуйста, не уходи! Ты не можешь так сделать! Не поступай так со мной! Данте! — она трясла его за плечи, гладила, целовала и вся перепачкалась в крови, но Данте не реагировал.

— Странно... — подойдя ближе, Клариса наклонилась, разглядывая юношу. — Вообще-то магия самого Данте должна была залечить рану. Зелье я приготовила на всякий случай. Меч волшебный, он должен был изгнать чужую Сущность. Определённо тут что-то не так, — Клариса изобразила на лице скорбь, хотя Эстелле вид её показался наигранным, да и голос звучал ровно. — Не может быть! Неужели мы ошиблись?

— Ошиблись? — оцепенев, Эстелла переводила взгляд с Данте на Кларису и обратно.

— У меня лишь одно объяснение этому явлению, — сказала Клариса мрачно. — Меч не нашел в крови у Данте чужой магии, потому что её там нет. Пожалуй, права была ты, а не я.

— Права в чём? — Эстелла не понимала, к чему ведёт Клариса, но у неё мороз побежал по коже — сердце у Данте не билось, и он не дышал.

— Магнетический сомнамбулизм. Ты озвучивала эту версию. Я же решила, что в Данте вселилась некая Сущность, но, похоже, у него и правда было заболевание головы. В него никто не вселялся, это всё плод его фантазии.

— Что-что-что? Что ты говоришь?

— А то, что нет никакой Сущности. Меч должен был её убить, но раз её нет, он убил самого Данте, вот и всё, — с бесстрастностью гранита молвила Клариса.

— Как убил?! Что значит убил?!!! — завопила Эстелла. Она чуть приподняла Данте, подсунув ему руку под шею, но голова его безжизненно повисла. — Данте! Данте! Очнись, Данте! Умоляю! Очнись! Ты же мне обещала, Клариса! Ты обещала, что он не умрёт!

— Ну-у-у, моя дорогая, в магии всякое бывает. Мне жаль, но это ты его убила, Эстелла, а не я. Ты своей рукой воткнула ему в грудь меч, поэтому пенять ты можешь только на себя, — не моргнув глазом заявила Клариса. — Я не заставляла тебя слушаться моих советов, ты вправе была отказаться от этой затеи.

Эстелла смерила её диким взглядом — Клариса в ответ пожала плечами.

— Он ведь сам хотел умереть, так, может, оно и к лучшему? — она погладила себя по подбородку указательным пальцем. — Если Данте и правда страдал наследственным недугом, он бы плохо закончил в любом случае. Болезни головы неизлечимы, и смерть тут — лучший выход. Так что отнесись к этому философски, он отмучился. Лучше рано, чем поздно.

Но Эстелла не слушала никаких объяснений, упав Данте на окровавленную грудь и заливаясь слезами.

— Прости меня... прости... я тебя убила, это я тебя убила... — лепетала девушка, обезумев от горя. — Но я отсюда никуда не уйду. Я останусь с тобой навсегда, я тоже умру, умру, и мы снова будем вместе.

Сколько прошло минут или дней Эстелла не понимала. Время будто замёрзло, как и её измученное сердце. Она убила Данте. Убила своими руками. Наслушалась тупых советов.

Лёжа у Данте на груди, вся в его крови, Эстелла, хоть голова её и была затуманена горем и слезами, сложила одно с другим. Это Клариса во всём виновата. Она затеяла какую-то свою игру, запудрив Эстелле мозг, убедив её, что в Данте кто-то вселился. Заманила её сюда, напугав отрезанными головами и уверяя, что все эти люди — жертвы Сущности, что управляет Данте и которую надо убить. Но это ложь! Всё ложь! Какая же она дура, что поверила! Она могла бы спасти Данте сама, вылечить его без всякой магии, только любовью. Она бы излечила ему и душу, и голову. Она всегда, всегда находила подход к нему, даже при полной его неадекватности.