Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 87

Собрат Эбер наклонил голову в ответ и улыбнулся с вежливой тоской, словно мучаясь зубной болью.

— Зачем ты сюда приехала?

— Я не знала, что ты здесь будешь.

— Очень сомневаюсь. Ты внезапно растеряла свои способности?

— Мне нужно было поговорить с Ниабель.

— С эрлессой Ниабель совсем нетрудно встретиться в любом другом месте.

— Ты совсем не рад меня видеть?

— Я много раз тебе объяснял, что мы не можем видеться так, чтобы нашу встречу видел кто-то еще. Потому что о ней всегда смогут рассказать. Тебе надо было ждать, пока я приду к тебе сам.

— Сколько ждать? Еще три месяца?

— Гвендолен, я говорил тебе, почему нельзя вести себя, как раньше.

— Мне прямо сейчас уехать?

— Ты пользуешься тем, что я… я сам уехать сейчас не могу.

— Да, я пользуюсь! Я не могу так больше! У меня нет даже твоего портрета, чтобы смотреть на него перед сном!

— Ты причиняешь мне очень большие неприятности, Гвендолен.

— Не правда ли, прекрасный вечер получился? — незаметно подошедшая сзади Ниабель безмятежно улыбнулась. — Полагаю, у него будет не менее замечательное продолжение, ведь прием продлится три дня. Надеюсь, вы не собираетесь нас покинуть, сьер Баллантайн?

— Я уеду сегодня, как только собрат Фредерик меня отпустит, — голос Эбера звучал безукоризненно ровно, но Ниабель с удивлением приподняла тонкие брови. — У меня еще очень много дел в столице.

— У твоего Баллантайна явно что-то в голове подвинулось, — Ниабель с легкой жалостью посмотрела ему в спину. — Упускать такую возможность — это выше моего понимания.

— Она… Элизия… ждала его из Эбры, когда все считали его погибшим, — Гвендолен в очередной раз показалось, что все слова у нее выговариваются отдельно. Она встряхнулась, только ощутив резкую боль в ладонях — сама стиснула руки так, что ногти вонзились под кожу. — И потом прожила с ним семь лет в бедности.

— И что? — Ниабель даже бровью не повела.

— Она… пригрозила, что покончит с собой, если… узнает, что это действительно правда. Что мы… что у него была крылатая женщина.

Все-таки Гвендолен смогла это выговорить, пусть шепотом. Слово "была" оказалось произнести даже легче, чем "есть".

— Пфф! — свое истинное отношение к подобным намерениям Ниабель выразила всего лишь одним звуком. — Если травиться из-за каждой девчонки, с которой твой муж захочет поваляться, в мире не останется яда.

— Эбер… не такой, как все.

— Пфф! — эрлессе, похоже, очень понравилось презрительно фыркать. — Было бы у меня побольше времени, я бы тебе показала твоего непохожего на всех Баллантайна во всей красе. Столько сил на тебя потратила — а все без толку. Почему ты себя не ведешь м ним так, как я тебе объяснила?

— Потому что я его люблю.

— Глупо. Зачем любить мужчин? В мире столько других приятных вещей.

— Тебе не понять.

— Это ты ничего не понимаешь. Наверно потому, что на тебе эти перья. Была бы ты нормальной женщиной, было бы проще.

Они отвернулись, обе недовольные друг другом. Гвендолен нашла взглядом Эбера, тихо беседующего с Гнеллем, и быстро погрузилась в свое желанное состояние тоски и блаженства. Поэтому, когда она вновь заговорила с Ниабель, голос ее звучал чуть отрешенно:

— А чем вы здесь так заняты, что тебе не хватает времени?

— Занят в первую очередь господин Фредерик Гнелль. У него здесь очень важный тайный разговор со своими соратниками. Чтобы ничего не заподозрили, устроен прием в честь очередного прибытия айньских посланников. Поэтому мы изображаем гостей.

— Дело исключительной важности.

— На самом деле мое главное дело — выведать, в чем смысл беседы Гнелля, чтобы потом пересказать ее Гирли. А Гнелль занят тем, чтобы не дать мне ничего узнать. Тут появляешься ты, которая может все вытянуть из своего Баллантайна. Всю правду, если ты окажешься достаточно сильной, или всю сказку, которую захочет сочинить для нас Фредерик Гнелль, если они с твоим Эбером нас перехитрят. Представляешь, какой уровень интриги? Даже в Айне у меня такие были всего два раза! А ты говоришь — мне нечего делать!

Ниабель вновь слегка надулась — она легко принимала чуть обиженное выражение, учитывая, что ей оно очень шло.

— В твоих грандиозных замыслах, эрлесса, — когда речь шла не о Баллантайне, Гвендолен быстро обретала прежнюю манеру разговора, — есть некоторые неувязки. Например — если я действительно узнаю, о чем Фредерик Гнелль на склоне дня решил поболтать со своими собратьями, но не захочу раскрывать это тебе?

— Мы твои единственные союзники в Круахане. Значит, ты сможешь обменять эти сведения на что-то полезное для себя. — Ниабель изящно потянулась за высоким кубком. — Или, что тебе еще важнее, для твоего Баллантайна. Если все будет складываться так, как я думаю, ему будет совсем не лишней защита в соседних землях.

Если Эбер ре Баллантайн и подозревал, что ему в ближайшее время может понадобиться защита, то вида не показывал, несмотря на всю серьезность происходящего разговора. Он сидел напротив Гнелля, оперевшись локтями в колени, и внимательно слушал, время от времени вскидывая глаза. Вернее, правильнее было бы сказать — сидел напротив пустого кресла, потому что глава Изучающей ветви постоянно вскакивал, быстрыми шагами пересекал кабинет по какой-то странной траектории, и с неохотой садился обратно. Двое других собеседников опирались о высокие спинки, не спеша опускаться в кресло. Последний воин Провидения со скучающим видом смотрел в окно — то есть следил за дорогой, не отрываясь.

Но Гвендолен он не видел — во-первых, ее удачно скрывали распахнутые ставни, во-вторых, перед тем, как выбраться на карниз, она попросила Дагадда набросить на нее на мгновение полу своего плаща — "и ладно уж, можешь бормотать свою тарабарщину, которую сочиняешь на случай, если хочешь остаться незамеченным". Карниз был узким, Гвендолен почти висела, наполовину развернув крылья, прижимаясь щекой к шершавой стене и тихо радовалась, что у Гнелля подавали достаточно крепкое вино, чтобы никто не захотел погулять после ужина по берегу реки. Проверять на практике надежность заклинаний Дагадда Гвен не стремилась — вряд ли они безотказно действовали на крылатых.

— Ну что же, собратья, давайте открыто посмотрим в лицо судьбе. — заговорил наконец набегавшийся и несколько запыхавшийся Гнелль. — Что мы имеем и к чему пришли? Вчера в Валлену был отправлен очередной обоз с серебряным песком. Как всегда, в два раза больше предыдущего. Собрат Ирви отбыл вместе с ним, Как вы понимаете, не только затем, чтобы проследить точность доставки. В первую очередь, чтобы в собственность нескольких генералов Провидения перешла еще пара дворцов на теплом берегу. А остатки золота задержались бы в сундуках валленских ростовщиков. Что вы так на меня уставились? Воины Провидения не возводят на собратьев напраслину в присутствии друг друга? Так это не напраслина, и вы это прекрасно знаете. Закон Провидения строго карает всех участников подобного разговора? Значит, мы с вами теперь крепко связаны одной веревкой. И от вас зависит вести себя разумно, чтобы она не затянулась на шее.

Кроме того, по большому счету, мне это безразлично, — Гнелль откинулся на спинку кресла, немного успокаиваясь, — пусть Онкер, Ирви и Эренгур тешат свое самолюбие сознанием того, что у них есть белоснежный дом в огромном зеленом саду, наполненный диковинными фруктами и прекрасными девами. Зачем тебе дворец, куда ты можешь приехать от силы раз в году? Меня беспокоит другое — они слишком этим увлеклись, и все идет слишком легко. А значит, рано или поздно придет ураган, и власть вырвется у нас из рук. Пусть ее теряют они — я не собираюсь.

Мне не нравится все, что происходит в Круахане последнее время. Мне не нравится твой орден, Эбер. Не возражай! Я не понимаю до конца, что они здесь делают. Но они определенно имеют отношение ко всему происходящему. Вместо четырех библиотек, которые им были позволены, они свили по гнезду в каждом поселении Круахана. Там собираются не только всякие безумные книжники и прочие ребята не от мира сего, но вообще все, кто на плохом счету у Службы Провидения. Никогда не поверю, что они вдруг воспылали безумной страстью к чтению рукописей. Да они их раньше в глаза не видели! Туда же прибиваются те крылатые, что еще не скрылись на своих холмах. Что ты на это скажешь, Эбер?