Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ) - Семенова Вера Валерьевна. Страница 89

— Что не спишь? — в голосе Гвендолен не было большой любезности. — Кстати, телохранители из Ташира может быть, не самые лучшие воины, но правители всех земель на Внутреннем океане ценят их за одно редкое качество. За трезвость.

— Отпихнись, — пробурчал Дагадд не слишком внятно. — Тут слишком много провидельников натыкано. Я от них всегда сохну.

— Ты становишься чрезмерным неженкой, Дагди, — Гвендолен присела рядом, растирая непослушную ногу. На мгновение ею овладело искушение залпом осушить кружку, которую протягивал Дагадд, и сразу же попросить наполнить ее снова. — Их здесь всего-то человек пять или шесть.

— Не здесь, а там, — Дагадд неопределенно ткнул рукой в сторону леса, начинавшегося за излучиной реки, — пять или шесть раз по сто не хочешь откусить?

— Ты хочешь сказать, — Гвен медленно начала подниматься обратно, выплеснув вино в сторону — Дагадд только глаза вытаращил на такое кощунство, — что лес полон отрядами воинов Провидения? Что нас окружают?

— Угу. — Дагадд с недовольным видом отобрал пустую кружку. — Похоже, пташка, на нас решили потоптаться.

— Почему ты молчал столько времени?

Дагадд шумно выдохнул и приложился к бурдюку, взяв его обеими руками.

— Мы с тобой все равно протолкаемся. Там можно пролезть, я нащупал. И я пока еще не намок как нужно.

Гвендолен открыла рот, чтобы напомнить о других, оставшихся в доме за спиной, но махнула рукой, осознав, что говорить о них бесполезно. Ниабель, Ойсину и прочим айньским посланникам вряд ли угрожало что-то серьезное — в крайнем случае, неприятная ночь разбирательств в чертоге Провидения. А судьба Баллантайна с тех пор, как тот вернулся в Круахан, была Дагадду безразлична.

Гвен снова подняла голову к окнам. В отведенной ей комнате на последнем этаже — то ли Гнелль отличался изысканной предупредительностью, то ли это было случайным совпадением — ставни были приоткрыты. Но искушать судьбу постоянными полетами на глазах у возможных зрителей она не стала и побрела к лестнице, чувствуя себя настолько разбитой, словно несла на спине десять таких же бурдюков, какой нежно прижимал к себе Дагадд. Одна, все время и везде одна. Все, что ей приходится делать, она может сделать только в одиночестве. И даже рассказать об этом некому.

Впрочем, награда за стойкое преодоление ступенек ее все же ожидала. Баллантайн спускался навстречу, ведя рукой по перилам, полностью погруженный в свои невеселые мысли. Но при виде Гвендолен на его лице появился какой-то слабый отсвет — словно пламя ее волос отразилось от стен и на секунду вспыхнуло в его глазах.

— Это ты все устроила? — спросил он устало. — Я бы не удивился. Странно, что еще не началась буря с градом, и река не вышла из берегов, чтобы никто точно не смог покинуть этот дом в ближайшие дни. Мне кажется, твоих способностей вполне хватит и на такое.

— Вы мне льстите, сьер Баллантайн, — Гвендолен прислонилась плечом к стене. — Потом, мы с вами прекрасно можем находиться в одном доме хоть целую неделю. Можем даже в одной комнате. И что с того?

Он теперь стоял совсем близко — она слышала его дыхание, сбивавшееся с ровного ритма, как бывало всегда, когда он прижимал ее к себе. Когда ей казалось, что он обнимает ее всю, и что его пальцы каждое мгновение оказываются именно там, где ей хочется больше всего. Вот как сейчас.

— К сожалению, Гвендолен, — он шептал ей в ухо, одновременно трогая его губами, поэтому ей казалось, что слова звучат прямо в ее голове, — это уже выше моих сил. Я могу взять себя в руки, когда я далеко от тебя. Но когда мы рядом… спать с тобой в одном доме и не в твоей постели — это невозможно. Не плачь. Я измучил тебя, я знаю. Но когда я тебя вижу… у меня в мыслях только одно… как я тебя раздеваю, и как мы потом…

"Еще немного, — прошептала она про себя. — Сейчас я пойду. Еще хотя бы пару минут. Вот оно, твое признание в любви. Гордись — со времен Вальгелля ни одна крылатая девушка не удостоилась и такого".

Она отстранилась — было явное ощущение, что в тех местах, где ее касались руки Баллантайна, она оторвалась от него, сорвав кожу. Обеими ладонями Гвендолен с силой вытерла глаза и щеки.

— Сьер Баллантайн, — сказала она хрипло. — Сегодня вы можете быть свободны от искушений. Я должна улететь. Хотя и не хочу этого, как вы прекрасно понимаете.

— Гвендолен! Подожди!

Но она бросилась вверх по лестнице, влетела в свою комнату и резко повернула ключ в замке, швырнув его в угол комнаты, потому что совершенно на себя не надеялась. Черный клинок, странное творение вандерцев, гордо возлежал на кресле посреди комнаты, словно отдыхая и одновременно любуясь собой со стороны. У Гвендолен часто возникало ощущение, что он живет какой-то своей, вполне одушевленной жизнью. Но сейчас она схватила его без особой почтительности, прилаживая ножны на привычное место за спиной. Девять кинжалов — полный арсенал — защелкнулись в ножнах, с каждым звуком возвращая в ее душу некое подобие уверенности. Еще одни ножны она надела на шею и убрала под камзол. В сторону великолепного изумрудного плаща, висевшего на спинке кресел, Гвендолен даже не взглянула — в полете он только мешает.

Она распахнула ставни и выпрямилась на подоконнике, развернув крылья в стороны и внимательно глядя в сторону леса. В темноте верхушки деревьев сливались с ночным небом, и что-либо различить было невозможно. Лес спал, издавая во сне обычные ночные звуки и не напоминая о какой-либо угрозе. Гвендолен уже не очень ясно помнила, как летела одна в бурю из Тарра в Круахан, надрываясь, хватая воздух пересохшими губами. Более отчетливо в ее памяти сохранился одинокий поход на дворец султаната в Эбре — как она ползла по ступеням, шатаясь, перегибаемая пополам своей непонятной силой, ничего не слышащая вокруг из-за стука крови в ушах. Сейчас она готовилась к полету, уверенная, осторожная, вооруженная до зубов, и все же ее не покидало ощущение, что никогда еще силы не были столь неравны, а опасность — столь явной.

Воины Провидения тщательно подготовились к походу. Они несли фонари с закрывающимися створками, так что на землю падали только узкие лучи неяркого света, озаряя тропинку, но оставляя приближающиеся отряды неразличимыми в темноте. Впрочем, у скудного освещения была и положительная сторона — все были сосредоточены на том, чтобы не споткнуться, и не задирали головы кверху.

Гвендолен осторожно парила над деревьями, стараясь держаться возле тех ветвей, которые погуще. Когда она как следует пересчитала количество людей в передовых отрядах, ей стало совсем нехорошо, и она искренне пожалела, что нельзя сесть на мох и прислониться к стволу дерева, потому что голова отчетливо кружилась. Весь лес шевелился, наполненный тонкими лучами красноватого цвета, словно живой паутиной, и нити паутины медленно стягивались, приближаясь к берегу реки, где стоял дворец Гнелля.

На одной из полян лучи не двигались, образуя некое подобие клубка, из чего Гвендолен сделала разумное заключение, что там определенно находятся предводители похода. Ей очень хотелось оказаться максимально далеко, или на худой конец прямо сейчас с силой взмахнуть крыльями так, что ночная роса полетит с деревьев, поймать ветер и через несколько мгновений уже мчаться в сторону Круахана. Гвендолен Антарей не была всесильной, и плащ Великого Магистра не прибавил ей никаких особых талантов, только речь сделал более надменной. Но он не отнял у нее страха — ни перед арбалетной стрелой, ни перед камнем из пращи. Среди людей на площади или перед строем противников, глядящих на нее во все глаза, она не могла не дерзить и насмешливо ухмыляться — в этом была ее суть. Но наедине с собой, в темноте, где шелестели деревья и внизу сосредоточенно передвигались воины Провидения, Гвендолен чувствовала, как ее начинает выворачивать от страха. Она отвела руку как можно дальше и с силой стукнула по собственной скуле, надеясь, что прием поможет. Или по крайней мере, ее обнаружат, и тогда она от безысходности невольно вернется к язвительному образу рыжего отродья.