Трафарет вечности - Костромина Елена. Страница 6
Все свободное пространство комнаты занимали стопки книг, не поместившихся в шкафах, они стояли под столом, у шкафов, у буфета, под креслами. Книги были самые разнообразные — художественные альбомы, средневековые фолианты, здоровенные тома по медицине, старинные трактаты по алхимии, гримуары с тайными формулами и антикварные травники и бестиарии. Отдельными стопками стояли энциклопедии, словари, справочники, иллюстрированные гербовники, атласы и поваренные книги.
Также на полу стояли картины, которым просто не было места, где висеть — изящные пейзажи, богатые натюрморты, мощные батальные сцены и, два портрета. Первый был старинным парадным портретом кавалера в роскошных доспехах и мантии, отороченной соболем. Кавалер носил ордена Святой Анны и Святого Владимира, но был до мельчайших деталей похож на Федора, хотя портрету было не мене двухсот лет. Другой — фантазийный портрет молодой красавицы в образе Минервы. Художник замечательно передал свежесть и красоту ее лица, золото рыжих волос, ослепительную зелень глаз. Красавица Минерва была изрядно похожа на того Федора, что смотрел с живописного полотна.
Все остальное пространство пола занимали стойки для оружия, набитые дорогими и редкостно красивыми мечами, метательными топорами, саблями, шашками, шпагами, дагами и еще десятками разновидностей колюще-режущих орудий смерти. Было несколько антикварных кремниевых ружей, пистолеты с инкрустациями и драгоценными камнями, все в прекрасном состоянии, хоть сейчас в бой, несколько дротиков и две алебарды с украшениями чеканного серебра.
Письменный стол, как зерцало, вмещал в себя отражение своей вселенной — сиречь комнаты Федора. Узор на столешнице изображал сцепившихся в смертельной схватке драконов. На этой битве, в боевых порядках, стояли три письменных прибора различных эпох. В центре стола покоился большой справочник по органической химии, открытый на интригующей статье "Интерференция нуклеотидных цепочек". Что бы сей том не закрылся, и не скрыл от мира мудрость, хранящуюся в его недрах, на нем, поперек страниц, лежал дуэльный пистолет с перламутровыми накладками на рукояти.
На стратегических точках стола лежали и стояли разные предметы — камеи из аметиста, резная слоновая кость, каменные ножи, реторты, которые вполне годились для выведения гомункулусов, статуэтки из дерева и кости, дарохранительница в виде кисти руки святой Анхен и прочие, совершенно необходимые в хозяйстве врача, вещи. Вокруг ценных вещей грудами лежали бумаги Федора.
Венчала композицию на столе огромная щетка кристаллов аквамарина, конкурируя только с огромным бронзовым канделябром в виде древа мира о двадцати четырех свечах. Изысканный канделябр со множеством подвесок в виде райских птиц, раззолоченных яблок, кистей винограда, гроздей инжира, весь в резных виноградных и хмелевых листьях мог украсить любой дворец или музей. Но аквамарин тоже был не плох — почти полметра высотой с идеально столбчатыми кристаллами, нежнейших оттенков синего, голубого и сине-зеленого, он приковывал глаз и очаровывал, как пение сирен, играя теми отблесками света, что проникали сквозь окна.
Света, впрочем, было не много, потому что пространства окон также были использованы должным образом — на одном грудами лежали коллекционные коробки, доверху набитые насекомыми, минералами, гербариями, а к другому было и вовсе не подойти — перед ним стоял огромный дубовый резной каминный портал, привезенный в Россию в начале XVIII века, но сделанный в Нюрнберге в конце XV. Федор свободно проходил сквозь него, всего лишь пригнувшись. Как деревянный портал пережил блокаду, знал только Федор.
Знакомые Федора, впервые попав в этот сад неземных наслаждений, всегда советовали ему что-то продать и купить себе нормальную квартиру, где-нибудь в новом районе. Федор неизменно отвечал, что эти вещи ничего не стоят, а расставаться с памятью за копейки — не имеет смысла.
На самом деле, всего этого антикварного добра, сваленного как попало, хватило бы на покупку не менее трех квартир в самом центре, но Федор, по разным причинам, вещи эти хранил, особо стараясь не разбазаривать. Причем было здесь далеко не все — самое ценное и дорогое сердцу Федора было аккуратно сложено в коробки и составлено на чердаке дома Кузьмы Кравченко.
Постояв в раздумьях перед столом, Федор прошел к одному из огромных шифоньеров, достал оттуда великолепный шелковый халат, весь в разноцветных павлинах, переоделся, и, усевшись в одно из кресел у стола, мгновенно заснул. Его поза чем-то напоминала позу спящей птицы.
Федору снился сон. Снился в который раз.
Лес резных мраморных и ониксовых колонн, уходящих в поднебесье… Но небес не было там, только каменные арки, все выше, выше, выше… Насколько хватало взгляда, только тяжелые монолитные своды, в отблесках алого и багрового пламени. Реки раскаленной лавы, снопы искр и фейерверки огненных брызг. И среди потоков расплавленных металлов, водопадов, текущих раскаленным добела вольфрамом, гейзеров платины и озер оливина, не спеша и, как бы, нехотя, проплывали огромные острова, кружа вокруг собственной оси и собратьев, лавируя между скальными выступами и исчезая во тьме среди неверных отблесков огня.
Один из островов гордо парил в самом центре необъятной пещеры. Его вершину, будто срезанную невероятных размеров ножом, венчал ажурный обсидиановый замок.
В галереях, переходах, коридорах, покоях замка звучала музыка, раздавались веселые голоса, звуки песен, смех. В бальной зале, где из кварцевых окон в кованых переплетах рениевых рам, виднелись бескрайние просторы подземного мира, развлекалась огромная роскошно наряженная толпа в костюмах драконов, птиц, фениксов, саламандр, грифонов и других невероятных животных. Были среди гостей и те, кому и не были рады в этом замке, но законы равновесия не позволяли отказать в гостеприимстве вампирам, демонам, некромантам. Только тем, кто нес на себе знак Всевидящего Ока, не было места в праздничной толпе гостей. Никто из помеченных знаком пирамиды и глаза не мог переступить порог Дома Солнца. В доме Старых Богов новому порядку места не было. Отдельной группкой, отделенные от общей толпы благородством и достоинством, как щитом, стояли жрецы и друиды. Среди них выделялись жрецы-близнцы Ягуара и Кетсалькоатля в золотых и зелено-синих одеяниях.
Прогремел гонг и все собрание, как одно существо, повернулось к массивным двойным дверям, на одной створке которых был изображен Крылатый Змей, а на другой — феникс.
Громовой голос пророкотал на весь замок:
— Айланда, Госпожа Дома Солнца! Фаро, Господин Дома Солнца!
Двери медленно открылись, и в зал вступила монаршая пара.
В полном, если бы не музыка, безмолвии все смотрели на входящих в зал. Федор, известный здесь, как Фаро, в черных, украшенных золотом, одеяниях, шел, держа под руку молодую женщину редкостной красоты. Ее рыжие волосы, уложенные в сложную прическу, идеально гармонировали с алым платьем, отделанным розовым жемчугом и кораллами. Как только они вошли, все кавалеры склонились в низком поклоне, а дамы присели в реверансе.
Федор, рука об руку со спутницей прошли вдоль замершей при их приближении толпы, и подошли к паре, неприметно стоящей у окна. Эти молодые люди расположились между колонной и окном, в безнадежной попытке скрыться от пристальных взглядов многочисленных присутствующих, но они все равно приковывали взгляды. Мужчина и женщина, стоявшие за колонной так, что бы привлекать как можно меньше внимания, явно смутились от столь высокой чести, так неожиданно им оказанной и склонились в изящных, каждый на свой лад, строго предписываемыми этикетом, поклонах.
Высокий мужчина с яркими нефритовыми глазами и волосами цвета спелых колосьев, наряженный в серо-черный камзол без украшений, совершено в них и не нуждался. Высокий, статный, он излучал силу и величие. Молодая женщина, стоявшая рядом с ним, явно была его сестрой — такие же зеленые глаза, овал лица, чуть вздернутый нос… Волосы, впрочем, были не золотистыми, а по здешней моде, ярко рыжими, и слегка вились. На ней было изумрудного цвета платье, отделанное серебряными кружевами, а в прическе красовалась живая алая роза.