Трафарет вечности - Костромина Елена. Страница 7

Федор повернулся, с почтением обратившись к своей спутнице:

— Матушка, позвольте представить Виктора, господина Дома Опалового Сияния, и его сестру Анну, драконов.

Виктор и Анна, весьма смущенные таким пристальным вниманием к своим особам, вновь почтительно поклонились Айланде.

— Как вы устроились, Виктор? Хорошо ли вас принимают в Гнезде Мира?

Виктор приложил руку к сердцу и проникновенно сказал:

— Мы не смели и надеяться на столь теплый прием, Старейшая.

Айланда улыбнулась и переключила свое внимание на Анну:

— Как вы находите здешние наряды, Анна?

— Восхитительными, Старейшая, — улыбнулась Анна.

Правительница самого богатого и одного из самых влиятельных Домов Подземного мира уж наверняка оценила "скромные" наряды Анны и Виктора, стоившие не менее боевого скакуна каждый.

Айланда улыбнулась и кивнула:

— Развлекайтесь, дети.

Виктор и Анна поклонились Айланде в третий раз. Правительница повернулась к сыну и спросила:

— Ты танцуешь с… Анной, сын? — запнувшись перед именем минуту назад представленной ей девицы.

Федор, кивнул и улыбнулся:

— Да, мама, три танца.

Айланда прикрыла веки в знак своего согласия с тем, что таким, якобы незначительным, гостям, оказываются такие почести.

— Я всегда рада друзьям моего сына.

Госпожа Дома Солнца величественно кивнула и, не дожидаясь очередного поклона, повернулась, чтобы прошествовать к своему законному месту — Пасти Василиска — трону, что подарил своей внучке сам Велес.

Трон был сделан в виде раскрытой пасти огромного василиска, с подушками для сиденья между зубов. Федор подвел Айланду к нему, она уселась на алые подушки, почти полностью слившись с ними. Федор подозревал, что такое сочетание цветов было подобранно специально, но комментировать эту мысль вслух не стал.

Музыка зазвучала громче. Федор церемонно поклонился матери и, дождавшись ответного кивка и небрежного жеста рукой, отошел от трона, подойдя к молодой брюнетке, что стояла в нескольких шагах от него.

Федор совершенно обыденно обнял ее за талию и поцеловал в щеку. Подобная вольность была воспринята всеми как должное, никто в зале даже не повел бровью. Федор, между тем, смеясь, что-то рассказывал изящной даме, она заинтересованно кивала, затем кивнула еще один раз, с чем-то соглашаясь. Федор взял даму под руку и подвел к Виктору и Анне.

— Виктор, Анна, знакомьтесь. Это — моя тетушка Мирель.

Он отвесил даме изысканный поклон:

— Душевно рад, леди Мирель.

Анна улыбнулась:

— Такая честь для меня, Старейшая…

Мирель таинственно улыбнулась:

— Я всегда рада друзьям моего племянника.

Федор протянул руку и вложил руку своей тетушки в ладонь Виктора:

— Прошу Вас, Виктор, идти вперед. Начните первую фигуру танца. Мы с Анной последуем за Вами.

Виктор галантно поклонился и взял леди Мирель под руку. Федор взял за руку Анну, и поцеловал ей пальцы.

Шепотом, который услышала половина бального зала, он сказал:

— Мы еще пойдем первой фигурой… В другом танце…

Но, насладиться танцем с красавицей Анной ему в этом сне, не было дано — зазвонил будильник и Федор очнулся от грез. Вздохнув, он начал собираться на работу — сегодня у него была лекция для второго курса лечфака.

Глава 3.

Медицинский институт жил своей совершенно обыденной жизнью. Толпы студентов хаотически перемещались по коридорам и аудиториям, что-то обсуждали, о чем-то спорили, в чем-то соглашались друг с другом. Все было как всегда. В одной из больших аудиторий, способных вместить весь поток, студенты, как и везде, готовились к лекции. Правда, почти все девушки в этой аудитории вместо того, чтобы читать конспекты, смотрелись в зеркала своих пудрениц, а юноши изо всех сил старались выглядеть строже и солиднее. Прозвенел звонок. Все были готовы к лекции, абсолютно все на своих местах, в полной тишине. В аудиторию вошел доктор Беляев.

Студенты встали, доктор приветливо кивнул и сделал знак рукой садиться. Все знали, что он не проронит ни звука, пока не взойдет на лекторское возвышение. Студенты, как один человек, уселись на свои места. Федор Михайлович в абсолютной тишине пересек пустое пространство от порога аудитории до ступенек кафедры, легко и элегантно взошел на кафедру и только сейчас все в аудитории вздохнули. Почему так происходило — сказать не мог никто. Да, молодой доктор медицины был красив и изящен, умен и эрудирован, прекрасный лектор и внимательный собеседник, но все это не имело ничего общего с тем гипнотическим воздействием, какое он оказывал на людей. Студенты ловили каждое его слово.

— Доброго Вам дня, — произнес он свое обычное приветствие и скользнул одобрительным взглядом по барышням, сидящим в первых рядах. Барышни зарделись и опустили глаза, смутившись. Каждая подумала, что его одобрительный взгляд относился лично к ней.

— Сегодня мы с вами начинаем новую, очень интересную и сложную тему — "Дисплазия соединительной ткани".

Небрежным жестом он показал на плакаты, висящие за его спиной с изображением разных тканей — нормальных и патологических.

— Дисплазия соединительной ткани — группа генетически гетерогенных и клинически полиморфных патологических состояний, характеризующихся… — начав лекцию, Федор погрузился в собственные мысли.

Главной из них была мысль о том, что неплохо бы заново покрасить "Хаммер", верно служивший ему вот уже скоро пять лет. В конце концов, этим летом в Санкт-Петербурге саммит большой Восьмерки, а он на облезлом автомобиле. Просто позорит родной город! Из этой мысли плавно вытекала следующая — какую именно из государственных организаций города следовало "развести" на финансирование покраски любимой автомашины. Не самому же ее оплачивать, право слово. По всему выходило, что легче всего сделать это с прокуратурой. Затем мысли, не покидая прокуратуры, плавно перетекли на Ирину Костромину, второго заместителя прокурора города, и там и остались…

В коридоре под расписанием, в общем бурлении жизни, студенты решали стратегические вопросы обучения. Старшекурсники снисходительно посматривали на студентов младших курсов и старались говорить, подражая врачам.

— Что у нас завтра?

— Второе зачетное по литературе!

— Не может этого быть! Сейчас же нижняя неделя! — ахнуло сразу несколько голосов.

— Ага! Как же! Замена же была! Саммит же, мать!

— Без наших профессоров саммита не будет, что ли?

— Будет, не будет! Достоевский нас убьет! Вот, что будет! Кто-нибудь готов к железам? А к крови?

— А кто такой Достоевский? — спросил какой-то новичок со второго курса.

— Великий писатель! — редкостно стройным хором ответил четвертый курс лечфака. У второкурсника отвисла челюсть, но через мгновение он понял, что его разыгрывают. Собрав всю силу воли, он с достоинством удалился. Четвертый курс также побрел от расписания, обсуждая острую проблему "литературы".

К гистологии название "литература" прикипело давно и надежно. Родилось оно из прозвища доктора Беляева — студенты в первый же год его появления в институте окрестили его Достоевским, и это осталось. Да и какая ассоциация могла родиться у ленинградских студентов при имени-отчестве Федор Михайлович? Естественно — Достоевский. Тут уж не поспоришь. И что же именно мог вести этот самый "Достоевский"? Гистологию? Помилуйте! Литературу, конечно же, литературу! Время шло. Беляев стал кандидатом наук, затем доктором, но так и оставался на кафедре гистологии. Спустя десять лет, даже в учебной части можно было услышать: "Нормальная физиология получает трех дипломников, патологическая анатомия — тоже трех, а литература в этом году — аспиранта и дипломника". Сказать в институте "кафедра гистологии" означало выдать в себе чужака.

Студенты тем временем разработали что-то вроде стратегии, хоть уже и начали узнавать, что абсолютно корректный и всегда сдержанный Федор Михайлович — жесточайший тиран, когда дело касалось профессиональной подготовки. Всю глубину своих затруднений им предстояло постичь на сессии, когда все их жалкие доводы о сложности науки и их загруженностью во время сдачи сессии, разбивались о его вопрос: "Что будет, если Вы поставите неправильный диагноз?". Вопрос, конечно, был риторический.