Ничего хорошего - Фэйрстайн Линда. Страница 15

— Все идет своим чередом, Купер, своим чередом. Если ничего не сорвется, я позову тебя в подружки невесты, не против?

Майк поспешил свернуть эту тему, пока мы не добрались до его личной жизни.

— А вы разбираетесь в нейрохирургии? Нам надо точно понять, чем именно занималась Доген и каковы были ее обязанности, чтобы знать, о чем спрашивать врачей. И это касается не только больницы, но и ее деятельности в колледже, поскольку это две разные сферы.

— А кому ты назначил встречу после того, как вернешься со вскрытия? — спросила я.

— Сначала придет Уильям Дитрих, заведующий, который сегодня был моим гидом, он сам установил порядок первых бесед. Я получил от него практически все, что нам нужно. А затем явится Спектор, тот парень, что приглашал Джемму ассистировать на операции.

— Нейрохирурги считают себя врачебной элитой, — добавила я. — Эта профессия высоко ценится, ведь речь идет об операциях на мозге, к тому же она самая высокооплачиваемая среди медицинских специальностей.

— После Спектора у меня еще двое профессоров и куча студентов и практикантов. Дитрих хочет, чтобы я поговорил с двумя парнями, которые заменяли Доген на операциях, когда она не появлялась. Как думаешь, Куп, похоже это на «42-ю улицу»? Руби Килер в роли молодой дублерши, которая занимает место звезды и прокладывает себе путь на Бродвей. На этот раз... — Он открыл блокнот и пробежался указательным пальцем левой руки по именам, в правой руке он держал палочки, которыми ел морского окуня. — Да уж, парочка. Пакистанец и белый англосакс-протестант, у него даже фамилия двойная. Пакистанец — Бансвар Десай — я уверен, этот парень станет моим клиентом. Я напомню ему, чтобы он так не надрывался на работе. Уверен, каждый врач, с которым мне придется беседовать, будет в тюрбане.

— Когда же до тебя дойдет, что такие разговоры оскорбительны? — Эти выпады Майка в отношении этнической принадлежности действовали мне на нервы.

— Да не бесись, Куп. Я справедлив в раздаче оскорблений. А второй парень зовется Колман Харпер — вам не противно слышать эти красивенькие имена? Наверняка мне приходилось оскорблять его и раньше — он, очевидно, представитель уже третьего или четвертого поколения, названный в честь прапрабабушки с материнской стороны прадеда.

— А я ставлю на того хирурга-ортопеда, чей офис был рядом с кабинетом Доген, — встрял Мерсер. — Молодой парень с зализанными черными волосами и самой дурацкой улыбочкой, которую я когда-либо видел. Зубы вставные, разумеется. Видели его? Клянусь, он считает себя Беном Кейси. Думаю, его заботит только то, смогут ли уборщики вычистить пятна крови в кабинете Доген, чтобы он смог туда перебраться. Это на одну дверь ближе к декану, поэтому он мечтает о том кабинете.

Я наелась гораздо раньше, чем нам подали рыбу, и еще мне жутко хотелось спать. Я протянула Патрику карточку «Американ Экспресс», велела ему подать детективам все, что они пожелают, и прибавить к счету двадцать процентов за услуги.

— Увидимся завтра, — сказала я, вставая из-за стола.

— Не хочешь пропустить еще стаканчик перед сном?

— Нет, я уже готова ко сну.

— Ты не можешь уйти, не отведав печенья с предсказанием. Эй, Патрик, дай-ка мисс Купер самое лучшее!

— У нас в «Шан-Ли» все предсказания счастливые, мистер Майк. Плохих нет.

Я сняла целлофановую обложку, разломила хрустящее печенье пополам и вытащила белую полоску бумаги, чтобы узнать свою судьбу.

— Спасибо, Майк, мне было необходимо это услышать: «Прежде чем выправиться, ситуация намного ухудшится. Будьте терпеливы». Не моя карта.

— Хочешь, я тебя провожу? — спросил Мерсер.

— Нет, не надо. Я припарковалась прямо перед входом и заеду прямо к себе в гараж.

— Тогда увидимся в твоем офисе в обед. Пока.

Я сказала ночному сторожу, что завтра машина мне не понадобится, открыла дверь, ведущую из гаража в дом, и поднялась по ступенькам в холл. Один из портье подал мои вещи, доставленные из химчистки, и почту, в основном журналы, которые не влезли в ящик. Я перевернула папку плашмя и водрузила на нее бумаги, а левой рукой пыталась удержать пакет с бельем так, чтобы ручка не очень врезалась мне в пальцы, когда я стану нажимать в лифте кнопку «20». Открыв два замка и распахнув дверь, я заметила на полу в коридоре записку от Дэвида Митчелла.

Я сгрузила пакеты, подняла листок и прочитала: «Я улетаю на неделю на Бермуды, не могу больше выносить эту погоду. Ты присмотришь за Прозаком или мне отдать ее в собачью гостиницу? Я позвоню тебе на работу завтра утром. Дэвид».

Это не трудно. Я присмотрю за его веймаранершей Прозаком, пока он — несомненно, в обществе новой пассии — расслабляется и загорает на пляже. Взамен я попрошу его пристроить в Медицинский центр Среднего Манхэттена внезапно заболевшую Морин Форестер.

Я прошла в гостиную, сбросив на ходу туфли и просматривая почту. Самыми тяжелыми в пачке были журналы мод, издания о декоре и садоводстве — ясное дело, весна не за горами. Четыре почтовых каталога я сразу выбросила. Еще пришли счета из местных магазинчиков и ресторанов, их я отложила в сторону, не проверяя. Я отнесла в спальню открытку от Нины, стянула колготки и бросила их в корзину для белья.

На открытке была репродукция картины Уинслоу Хомера, я читала, как Нина отдыхает в Малибу, и мечтала поговорить с ней по душам, все-таки она моя лучшая подруга. Мы были соседками по комнате в колледже, и, хотя нас разделяли три часовых пояса и совсем разная жизнь, мы старались поддерживать контакт: оставляли друг другу ежедневные сообщения и посылали открытки с репродукциями картин, которые обе коллекционировали. На открытках мы делились друг с другом последними новостями о своей жизни и мыслями. Несколько лет назад Нина в притворной зависти сокрушалась, что моя жизнь намного интереснее, чем у нее. Мы рассказывали друг другу о своих приятелях и романах, и она утешала меня в течение тех нескончаемых месяцев, когда я носила траур по жениху, погибшему в автокатастрофе в тот самый год, когда я закончила юридический колледж.

В последнее время ее рассказы о выходных, проведенных с Джерри и их сыном в домике на пляже, перемежались отчетами о работе на «Вирго Студиос» и лишний раз напоминали о моем одиночестве и долгой зиме. Но сегодня, когда у меня в руках было такое захватывающее дело, я очень хотела рассказать об этом Нине.

Я разделась и повесила костюм в шкаф, одновременно прослушивая сообщения на автоответчике. Первое было от отца, он звонил из дома на Сент-Бартс. Бывший коллега сообщил ему о трагедии в Медицинском центре Среднего Манхэттена, и отец звонил, чтобы предложить помощь, если она мне понадобится. Затем был звонок от Нины, которая отвечала на мое дневное сообщение и спрашивала о подробностях дела. Последней звонила Джоан Стаффорд, чтобы напомнить о приглашении на ужин, который она устраивала в субботу в восемь вечера. «И я не принимаю таких жалких отговорок, как убийство. Даже не думай».

Я постаралась расслабиться и забыть мрачные события сегодняшнего дня, поэтому взяла с прикроватной тумбочки томик Троллопа. Я начала читать «Бриллианты Юстасов» на выходных и знала, что мне хватит всего десяти-двенадцати страниц английского детектива девятнадцатого века, чтобы веки мои отяжелели и я без сожаления погасила свет.

Я думала, что выбросила все мысли о Джемме Доген из своего усталого сознания, но не могла отделаться от одного навязчивого вопроса: есть ли кто-нибудь еще, кто не может уснуть этой ночью из-за ее смерти? Может, кто-то оплакивает ее? Может, кто-то по ней грустит? А может, он не может уснуть из-за чувства вины?

8

Возможно, не каждый захочет просыпаться под голос Дона Аймуса [12], но меня он прекрасно тонизирует.

Будильник прозвонил в семь, и радио включилось автоматически. Аймус зачитывал новости, основной темой был, естественно, репортаж о Медицинском центре Среднего Манхэттена, в котором сообщалось обо всем, начиная с убийства и заканчивая активной подземной жизнью в тоннелях.