Два талисмана - Голотвина Ольга. Страница 18
Ларш возвращался в Дом Стражи, весьма гордый собою. Медведя усмирил, буйного пьянчугу приструнил, ребенка спас, никого не убил… ну, чем он вам не стражник? Чем, а?
Но вскоре понял — чем…
Потому что заблудился.
Вроде бы и направление верно держал, и море виднелось за крышами и заборами именно по правую руку, как ему, морю, и полагалось виднеться. Но город, вместо того чтобы постелить под ноги новоиспеченному стражнику неширокую улочку, ведущую к Кривой лестнице, вдруг рассыпался в крошево из тупичков, закоулков, заборов, крутых корявых ступеней, которые вроде бы должны куда-то выводить заплутавшего человека, а вот не выводят…
Можно было спросить одного из редких прохожих, но Ларша обуяла гордыня: как же, аршмирский «краб» будет узнавать дорогу, словно какой-нибудь Сын Клана, не привыкший бродить по бедняцким слободкам и безнадежно сбившийся с пути…
Наконец высокородному господину надоело строить из себя дурака. Он уже собрался через невысокий заборчик окликнуть старуху, доившую во дворе козу, и спросить, как выбраться отсюда. Но не успел и рта раскрыть, как услышал крик.
Где-то неподалеку звала на помощь женщина.
Нет, кричала не старуха (они с козой сами встревожились). Это с той стороны двора, за другим забором…
Крик повторился, жалобный и гневный:
— Пусти! Да пусти же меня!
Ларш больше не колебался. Он перемахнул через заборчик и побежал через двор под возмущенным взглядом хозяйки.
Второй забор был повыше. Ларш взобрался на поленницу возле него и уже оттуда перебрался на улицу.
Вслед полетело испуганное блеяние козы и вопль старухи:
— Дрова рассыпал, «краб» поганый, чтоб тебя в клочья разорвало и по земле размазало!
Прощальный привет пожилой аршмирки не заставил Ларша обернуться. Его внимание было занято безобразной сценой, открывшейся на безлюдной улочке, стиснутой глухими заборами, вдоль которых буйно разрослась сирень.
Невысокий, длиннолицый, богато одетый господин вцепился левой рукой в запястье девушки приличного вида, а правой рукой пытался влепить ей пощечину. Но девушка отчаянно уворачивалась, и гневная лапа не достигала цели.
— Это не я! — кричала девушка, пытаясь вырваться. — Говорю же, это не я! Пусти!
— Ну да, не ты! — глумливо кричал мужчина, замахиваясь. — Силуранская королева тут пробегала! Отдавай кошелек, сука!
Когда Ларш спрыгнул с забора в двух шагах от буйного незнакомца, тот обернулся — и задержал руку, не ударив.
— A-а, и стража здесь! В кои-то веки «краб» появляется, когда он нужен! Забирай эту девку, она украла мой кошелек!
— Неправда! — прорыдала пленница.
Тон, которым незнакомец обратился к Ларшу, заставил Сына Клана вздрогнуть и нахмуриться. К таким речам он не привык и привыкать не собирался.
Не ответив грубияну, он строго обратился к девушке:
— Что здесь произошло?
Та резко обернулась к нему. Черным крылом взметнулись волосы. С побелевшего лица сверкнули темные, расширившиеся от ужаса глаза.
Взглянув в эти бездонные, отчаянные очи, Ларш вдруг поверил: на девушку возвели напраслину. Просто не может лгать человек с таким взглядом!
— Что случилось? — переспросил стражник, чтобы скрыть замешательство. Получилось грубовато.
Девушка внезапно и резко успокоилась. Надменно вскинула остренький подбородок, с вызовом взглянула на «краба». Заговорила связно и враждебно, словно не она только что задыхалась от рыданий:
— Я не брала кошелек! Шла себе по улице, и вдруг какая-то женщина пробежала мимо. Когда обгоняла меня, набросила мне на плечи это… — Незнакомка брезгливо тронула носком башмачка валяющийся на земле красный плащ с капюшоном. — И побежала дальше — вон туда, за поворот! Я растерялась, остановилась. А этот налетел, схватил меня…
— Хватит сказки рассказывать! — рявкнул бывший владелец кошелька.
Ларш растерянно оглянулся. Неужели никто не может подтвердить или опровергнуть слова девушки?
Улочка была пуста. Заборы были глухи и немы, пыльные кусты не собирались ничего советовать неопытному стражнику. Ни одна калитка не открылась на крики, ни один любопытствующий нос не выбрался наружу.
«А ведь наверняка сквозь щели подсматривают…» — зло подумал Ларш.
Девушке удалось вырвать руку из лапы мужчины. Но наутек она не бросилась. Быстро развязала бархатный мешочек, висящий у нее на поясе на золоченом шнуре.
— Вот! Глядите! У меня нет вашего кошелька!
— Скинула уже? — хмыкнул мужчина. — Успела? А ну, показывай, где его выбросила!
Тут он на миг замолчал, поднял бровь, разглядывая свою добычу. Похоже, до него только сейчас дошло, что изловленная девица молода и отнюдь не уродлива.
— Вот что, крошка, — сказал он тоном ниже, — если не хочешь в тюрьму — договоримся по-хорошему!
На стоящего рядом стражника он обращал не больше внимания, чем обратил бы на настоящего краба, добравшегося от прибрежных камней на эту тихую улочку. Карие, чуть выпуклые глаза ограбленного незнакомца масляно заблестели, полные губы дрогнули в ухмылке, и вся его молодая наглая рожа с острой бородкой вдруг так стала похожа на козлиную морду, что Ларш едва не рассмеялся.
— Я спроважу стражника, — продолжил «козел», — а ты покажешь, куда бросила кошелек, а потом за мою доброту приласкаешь меня как следует. Поняла?
— Да я же не брала… — безнадежно начала девушка, но мужчине, похоже, надоело слушать. Правой рукой он схватил ее за волосы, а левая ладонь по-хозяйски прошлась по груди бедняжки. Пленница взвизгнула от боли, забилась, стараясь вырваться.
Ларш шагнул вперед и внушительно прикрикнул:
— А ну, живо лапы убрал!
Незнакомец растерялся, выпустил пленницу (та шарахнулась прочь) и воззрился на стражника так, словно тот прискакал сюда верхом на палочке.
— Ты… тварь двуногая, краб ползучий… да как ты смеешь… ты и не представляешь, что я с тобою…
Договорить ему не удалось: у Ларша лопнуло терпение. Крепкий кулак молодого Спрута почти без замаха врезался в физиономию незнакомца.
Тот пошатнулся, но устоял на ногах. Провел рукой по разбитому носу, неверяще глянул на собственную кровь.
— Ты… ну, «краб», тебе не жить! Хоть знаешь, до кого дотронулся своей поганой клешней? Я…
Второй удар заставил его не только замолчать, но и улететь спиной вперед в заросли сирени: рассерженный стражник «дотронулся» до него от души!
Несколько мгновений Ларш выжидал, не встанет ли его противник, но тот не шевелился.
Ларш встревожился: не убил ли он ненароком наглеца? Подошел к лежащему, тронул Жилу Жизни. Бьется, голубушка! Живой он, скоро очнется…
На плечо Ларшу легла девичья ручка.
— Скорее! Надо уходить!
— Куда уходить? Надо этого дурака в чувство привести! Не знаешь, есть рядом колодец? Водичкой бы на него плеснуть…
— Во имя Безликих, какая водичка?! Сам очнется! Умоляю, бежим!
Ларш вспомнил, что бедняжка попала в неприятную историю. Когда этот гад придет в себя, он вновь начнет обвинять ее в воровстве!
Можно было, конечно, сказать ей: «Беги, а я останусь!» Но дело шло к занятному приключению, а этот грубиян… нет, правда, что с ним сделается? Полежит да встанет!
И Ларш позволил темноволосой незнакомке утащить себя за поворот улицы.
— Скорее… да скорее же! — повторяла она, испуганно оглядываясь. — Ох, что же ты натворил… Только бы он потом тебя не разыскал! Ты хоть знаешь, кто это?!
— Тролль? — хохотнул на ходу Ларш. — Оборотень?
— Ой, не шути… Дайте Безликие, чтоб он твое лицо не вспомнил, когда очнется! Это же Сын Клана, он мне сам это сказал!..
— Ну, что же это такое? — чуть не плакала пухленькая светловолосая женщина. — Он же совсем не бережет себя! Хоть ты ему скажи…
— Зря так волнуешься, госпожа мачеха, — ровно ответил рослый семнадцатилетний парень. — У отца только что был лекарь. Лучший в городе. Сам Ульден.
— Лучший, да? А чего он толком больного не осмотрел да не расспросил? Забежал и убежал… Спешил, что ли, куда?