Девушка и смерть(СИ) - Архангельская Мария Владимировна. Страница 23
— Да, — сказала я, пребывая в некотором замешательстве. Молодой человек радостно улыбнулся.
— Вы меня можете не помнить, но мы с вами знакомы. Я — Андрес.
— Какой Андрес?
— Андрес ди Ногара. Помните? Лето, дача… Мы оба были ещё детьми.
В моей голове забрезжили воспоминания.
— Вы — Андрес? Это с вами мы однажды залезли в сад к сеньору Брага?
Андрес кивнул.
— Рад, что вы меня помните. Я вас не сразу узнал, вы очень изменились с тех пор. Но потом вас назвали по имени, и я вспомнил.
— Вы тоже очень изменились, Андрес… То есть, простите, сеньор ди Ногара.
Сеньор махнул рукой:
— Можно и просто по имени. Я нечасто вот так вдруг встречаю друзей детства. А вы, значит, тут танцуете?
— Да. Пока ещё, — добавила я, вспомнив содержание разговора с сеньорой Вийера.
— Вы собираетесь уйти?
— Нет. Но вполне возможно, что меня выгонят.
— Вы что-то натворили?
— Плохо танцую, вы же слышали.
— Ерунда. Вы отлично танцуете. Хотите, я попрошу отца, и он составит вам протекцию? Раньше он был завсегдатаем в Опере, и многих тут знает.
— Спасибо, но не стоит.
— Ну, как угодно. О, сеньорита Мачадо! Простите, Анжела, — и он направился навстречу вышедшей за кулисы прима-балерине.
Я пошла своей дорогой. Встреча с другом детских лет меня порадовала, хотя я и понимала, что ни о какой дружбе между нами теперь и речи быть не может. Сын маркиза не дружит с танцовщицами, а если и захочет их общества, то к его услугам персоны позначительней, чем я. Мачадо ему недоступна, вряд ли он сможет соперничать с ди Соуза, но вот сеньорита Коуту или сеньорита Бенисимо, пожалуй, согласятся с радостью. "Вы отлично танцуете…" Сомневаюсь, что он выделил меня на сцене, так что это была просто обычная любезность, но всё же слышать её было приятно.
Из-за сеньоры Вийера и Андреса я отстала от остальных танцовщиц, и теперь шла по пустому коридору. Неприятности не заставили себя долго ждать. Стоило мне удалиться от сцены на приличное расстояние, как вокруг зазвучала негромкая музыка.
Опять! Я с ужасом остановилась, покачнулась и прислонилась к стене, зажимая уши ладонями. Я не хочу это слышать! Не хочу! Господи, да что же это происходит?!
— Анжела! Анжела, что с вами?
Андрес, успевший избавиться от своего букета, догнал меня, остановился передо мной и отнял мои руки от ушей.
— Вам плохо?
— Н-нет… — я попыталась растянуть губы в улыбке. — Всё в порядке…
— Да на вас лица нет.
— Всё хорошо… Это просто усталость.
— Может, вас проводить?
— Нет, не надо.
— Как хотите… Но вам точно не нужна помощь?
Я решительно тряхнула головой. Проклятая музыка не умолкала. Андрес посмотрел по сторонам.
— Скажите, Анжела, это теперь здесь принято, чтобы после спектакля за кулисами играл оркестр? Вы не знаете, что это за пьеса? Мне она незнакома.
— Оркестр?
— Ну да. Я долгое время был в отъезде, и вернулся совсем недавно, так что…
— Вы его слышите?!
— Конечно, — Андрес недоумённо посмотрел на меня. — Играет хоть и не очень громко, но вполне отчётливо… Анжела!
Андрес, разумеется, не понял, почему я вдруг кинулась ему на шею и чмокнула в щёку, а потом вприпрыжку убежала по коридору. Я была на седьмом небе от счастья. Андрес тоже слышит эту музыку, а значит, я не сумасшедшая! Чтобы это ни было, она звучит не только в моей голове. Все страхи и тревоги были напрасными, я в полном порядке, и буду в порядке!
В гримёрную я прибежала такая весёлая и радостная, что у меня тут же спросили: "Ты чего?" "Ничего", — ответила я, улыбаясь до ушей, и плюхнулась за столик. Всё, с завтрашнего дня начинаю новую жизнь. Буду заниматься каждый день, а то Энрике удивляется, что я его совсем забросила. И танцевать отныне стану так, что даже сеньоре Вийера не к чему будет придраться. А ещё сменю жильё. Хватит с меня вечно поджатых губ сеньоры Софиантини! При этой мысли и без того приподнятое настроение взлетело до небес. И чего я так долго ждала, спрашивается? Скопленного за лето вполне хватит на комнату поприличнее. Я выдвинула ящик стола, и обнаружила там сложенный листок бумаги, которого раньше не было. По крайней мере, перед спектаклем — точно. Я вытащила его и развернула. На листке крупным красивым почерком было написано:
"Дорогая Анжела, поверь, ты действительно в полном порядке. Продолжай заниматься как прежде. Тебя ждёт великое будущее, было бы обидно загубить его из-за пустяка". Подписи не было.
— Оп-ля! Хорошо! А теперь ещё раз! — Энрике одним движением поднял меня над головой. Я раскинула руки, и, не поворачивая головы, искоса поглядела в зеркало. Со стороны поза выглядела очень красиво. Потом мой партнёр опустил меня на пол, я крутанула пируэт из пятой позиции и застыла, опираясь на его руку.
— Вот так, — сказал Энрике. — А вы, должен сказать, весьма удобная в поддержке.
— Удобная? Это как?
— Вас поднимать легко. Это не значит, что у вас вес меньше, чем у других, тут даже сразу и не скажешь, в чём дело… Но вот та же Марсела — она сама по себе хорошая танцовщица, но не "трамплинная". А вы словно сами взлетаете.
Я опустила голову, стараясь скрыть улыбку. Слушать похвалу было приятно, и в тоже время немного неловко.
— Я рад, что у вас всё в порядке, Анжела, — добавил Энрике. — Было время, мне казалось, что у вас какая-то беда, только вы не хотите признаваться. Но теперь вижу, что всё хорошо.
У меня и в самом деле было всё хорошо. Чёрная полоса закончилась, и жизнь опять расцветилась радужными красками. Угроза сеньоры Вийера так и осталась угрозой, никто не гнал меня ни из Оперы, ни из корифеек. Я жила день за днём, не загадывая наперёд и не терзаясь по поводу прошлых неудач. Мои былые чаяния сбылись, а желать большего я из суеверия боялась, хотя, конечно же, всё равно желала. Но даже если моё желание и могло сбыться, увидеть в ближайшие несколько лет афишу "Анжела Баррозо в балете таком-то" я не надеялась. А значит, нужно было получать удовольствие от того, что есть сейчас.
Второй причиной для радости был мой переезд. Новое жильё я начала искать уже на следующий день после встречи с Андресом, и скоро нашла. Это был тоже пансион, но куда чище и уютнее, его держала ещё не старая супружеская пара, сдававшая комнаты разъехавшихся детей. Две из четырёх комнат пустовали, и одну из них они тут же отдали мне. Я съехала от сеньоры Софиантини, не дожидаясь даже конца оплаченной недели.
Мы с Бьянкой отпраздновали моё новоселье в кафе, и она повадилась иногда потихоньку приходить ко мне ночевать, когда доставали подруги или хозяйка. Я немного волновалась, как к этому отнесутся мои новые хозяева, если узнают, но пока всё обходилось. Теперь я могла позволить себе и некоторые развлечения, и стала чаще ходить в другие театры, на концерты, на гуляния. В общем, жилось мне и вправду лучше, чем раньше.
— Я с вами скоро совсем заработаюсь, — Энрике улыбнулся. — Представляете, иду тут как-то по коридору и слышу музыку. Откуда — совершенно непонятно, час поздний, никого из музыкантов уже нет. Как вы думаете, может, надо отдыхать побольше?
— Может быть, — я пожала плечами. — Знаете, я эту музыку тоже регулярно слышу. Говорят, это призрак Файа играет, как тогда, при Ренате Ольдоини. Как вы думаете, могут призраки играть?
— Почему бы и нет, если призрак при жизни был композитором? А вообще-то вы правы, странные вещи у нас тут иногда происходят. Вспомнить хотя бы регулярные пропажи писем из директорского стола. Или онемевшее пианино.
— Это как — онемевшее?
— А вот так — не играет, и всё. Внутрь полезли — и струны и в порядке, и всё остальное тоже, а не играет. На следующий день заработало, как ни в чём не бывало. Видно, не хочет наш призрак, чтобы кого-то нового брали.
— А что, кого-то берут?