Серебряные ночи - Фэйзер Джейн. Страница 30

– Он что-нибудь придумает. – В голосе женщины слышалась уверенность. – Я написала ему письмо, рассказала о… о том, что здесь происходит, и отдала конверт Борису. Он отвезет. Дедушка обязательно что-нибудь придумает.

– Как Борису удастся отсюда выбраться? – Глядя в бледный овал милого лица, видя блестящие черные глаза, в которых горел огонек надежды, Адаму очень не хотелось лишать ее этой уверенности.

– Не знаю, – призналась она. – Он мне пообещал, что сделает это. Не знаю, когда у него появится такая возможность, но он сдержит свое обещание. Grand-pere дал ему денег на коня и дорожные расходы для такого случая… – Голос поник, огонек в глазах погас. – До Берхольского путь неблизок, я знаю.

Адам, не в силах видеть, как она снова впадает в уныние, обнял ее и погладил блестящие локоны.

– Дорогая моя…

Звук шагов в коридоре заставил его оборвать себя на полуслове. Софи напряглась, взгляд заметался по комнате.

– За ширму, – быстро прошептал Адам, подтолкнув ее к дальней стене, где стояла гобеленовая ширма. Она скользнула туда, затаив дыхание и чувствуя, как все внутри свело от страха. В этот момент ей очень хотелось слиться со стеной.

– Граф Данилевский, вам что-нибудь здесь нужно? – В обычно размеренном тоне дворецкого послышалась нотка удивления.

– Нет, Николай, ничего, спасибо, – спокойно откликнулся Адам. – Я просто проходил мимо гостиной и услышал шорох за панелью. Мне показалось, что там мышь. Неплохо бы заглянуть внутрь. Если есть одна – значит, жди следующих. Это же такие плодовитые твари! – Он мягко улыбнулся, проходя мимо Николая, на лице которого явственно можно было заметить нешуточный страх от того, что Дмитриев может обнаружить столь вопиющий беспорядок в барском доме.

Софи чуть дыша ждала в своем укрытии, пока затихнут шаги Николая, который скорее всего направился отдавать распоряжения на штурм мышиных владений. Несмотря на опасность пережитых минут, от которой у нее началось сердцебиение, Софи не могла не усмехнуться мгновенной находчивости Адама. Она представила, какая суматоха поднимется сейчас среди прислуги, которая перевернет вверх дном эту заброшенную гостиную в поисках того, чего здесь нет.

Выскользнув из комнаты, она с невинным видом продолжила свой путь на галерею, где намеревалась провести некоторое время, любуясь искрящейся водной гладью, на которой с возвращением светского общества в город вновь оживилось движение, и предаваясь мечтам о том, что могло бы быть…

Или еще быть может…

Глава 8

– Исчез? Что за бред ты несешь? Как это Борис Михайлов исчез? – Князь Дмитриев изо всей силы хлестнул плеткой по крышке стола. Голос его при этом оставался таким же ровным.

Старший конюх вздрогнул и съежился, прекрасно понимая, что следующий удар придется по его собственным плечам.

– Наверное, вечером, барин, – запинаясь, проговорил он. – Должно быть, когда… когда ушел.

– Но сейчас середина дня, – ледяным тоном заметил Дмитриев. – Как могло случиться, что никто из вас до сих пор не заметил его отсутствия?

– Прошу прощения, барин, но он всегда держится наособицу, а с тех пор как продали того большого коня, и подавно. Только занимается своими делами. Его редко можно увидеть, поникшим голосом добавил мужик, сознавая всю тщетность такого объяснения.

– Ты понимаешь, что он уже может быть в пути двенадцать часов? Понимаешь, болван? – участливо поинтересовался князь, оглаживая дубовую ручку плетки.

– Да, барин, – шумно сглотнул конюх, отступая на шаг.

– В таком случае я предлагаю тебе найти его и вернуть назад, – криво усмехнулся Дмитриев. – К завтрашнему утру. Если не найдешь – будешь наказан вместо него. Наказан как беглый холоп. – Тонкие губы превратились в узкую щель. Ты меня понял?

– Да, барин. – Конюх попятился к двери, кланяясь так, что носом чуть не утыкался в колени.

– Возьми с собой шестерых самых крепких мужиков, – добавил князь. – Вернешь его в цепях.

Дверь закрылась за непрестанно кланяющимся мужиком. Дмитриев еще раз хлестнул плеткой по столу. Знает ли об этом Софья Алексеевна? По закону Борис Михайлов принадлежит ей, хотя на деле, как они оба могли уже в этом убедиться, распоряжался им Дмитриев – как хозяин, предоставивший мужику крышу и стол. Мужик, вероятно, попытается вернуться в Берхольское: это единственно разумное решение Он попытается искать защиты у Голицына, и ему наверняка не будет в этом отказано, поскольку по закону он по-прежнему является собственностью Голицыных.

Его следует разыскать, вернуть и примерно наказать за попытку побега. Если одна попытка окажется удачной, кто знает, сколько подобных может за ней последовать. Дмитриев отдавал себе отчет, что держал свою дворню в жестоком страхе. Если такое обращение говорит само за себя, остается надежда на его непоколебимость. Однако достаточно одной, даже мало-мальски значимой, но успешной попытки пробить в этом царстве страха брешь, чтобы вызвать всеобщий мятеж.

Он был полон холодной ярости. Не потворствовала ли этому побегу сама Софья Алексеевна? В последние два месяца он удерживал ее от писания писем старому Голицыну самым простым и доходчивым способом – попросту лишив ее письменных принадлежностей. Два письма, пришедшие от Голицына, остались лежать нераспечатанными в бюро Дмитриева, хотя она не раз спрашивала, нет ли для нее каких-нибудь весточек. Может, она решила отправить своего собственного курьера? И что она ему сказала? Впрочем, дело не в этом. Дед ее не имеет ни юридического права, ни какой-либо иной возможности встать между мужем и женой. Тем не менее Павел крайне не желал публичной огласки.

Князь покинул кабинет и направился на половину жены. Он застал ее одевающейся к приему во дворце. Три дня назад царица вернулась в столицу из своей загородной резиденции. Софья Алексеевна получила приглашение посетить ее сегодня вечером, и, как бы ему ни хотелось этого, он не в силах был этому противостоять. На обычные светские рауты муж, в зависимости от своих прихотей, имел право обязать ее ходить или не ходить, но императорские пожелания следует выполнять неукоснительно.

Лицо Софьи на мгновение выразило удивление неожиданным визитом, но она взяла себя в руки и мило улыбнулась.

– Вы поедете со мной во дворец, Павел?

Светло-голубые глаза холодно скользнули по ее лицу:

– Безусловно, дорогая. Неужели вы допускаете мысль, что можете выезжать в свет без сопровождения мужа?

– Нет, конечно, – пробормотала Софи, слегка наклоняя голову, чтобы Марии было удобнее застегнуть изумрудные подвески.

– Думаю, вам не стоит носить изумруды с этим платьем, . Софья, – проговорил он, перебирая украшения в шкатулке, стоящей на туалетном столике. – Пожалуй, лучше что-нибудь менее яркое. – Он поднял двумя пальцами нитку жемчуга. – Позвольте мне. – Со своей обычной плоской улыбкой он расстегнул изумрудное колье.

От прикосновения его рук по коже Софи пробежали мурашки. Она не могла понять, что скрывается за столь неожиданным знаком внимания. Она прекрасно знала, что эти изумруды – фамильная драгоценность Голицыных – постоянно вызывали у него приступы ярости; это была ее единственная собственность, на которую он не имел никакого права, хотя при желании мог запретить носить их. Но сейчас это ее мало беспокоило. Зачем он пришел? Обычно он появлялся в ее спальне только по вечерам и уходил в ту же минуту, как совершал то, за чем приходил.

– Мне только что сообщили, что мужик, которого вы привезли с собой из Берхольского, сбежал, – сообщил он невыразительным голосом, застегивая ожерелье и наблюдая за выражением ее глаз в зеркале. Она не выдала себя ни взмахом ресниц, ни единым мускулом – словно ей нечего было скрывать. С выражением вежливой заинтересованности Дмитриев ждал ответа.

Софи пожала плечами и подняла руку, чтобы поправить черепаховый гребень.

– Его единственной обязанностью было ухаживать за Ханом, – равнодушно заметила она, в свою очередь, встретившись с глазами мужа в зеркале. – Полагаю, он почувствовал, что больше здесь не нужен. – Мозг ее в это время лихорадочно работал. С тех пор как она отдала Борису письмо, прошла неделя; известия о его исчезновении она ждала со дня на день со все возрастающим нетерпением. Софи не сомневалась, что Борис все тщательно продумал; тем не менее теперь, когда ожидание кончилось, ее охватило сильное чувство тревоги за его безопасность.