Хроники песчаного моря - Янг Мойра. Страница 2

Он теперь всякий раз так делает, когда Па с ним разговаривает или что-то просит.

– Лу! – зовет его Па и прикрывает рукой глаза от солнца. – Мне нужна твоя помощь, сынок!

– Глупый старикашка, – ворчит Лу и колотит по железу еще сильнее.

– Не говори так. Па знает, что делает, – вмешиваюсь я. – Он умеет читать по звездам.

Лу смотрит на меня и качает головой, словно я сказала глупость.

– Ты так до сих пор и не поняла? – спрашивает он. – Это все в голове у Па. Одни выдумки. Ни в каких звездах ничего не написано. Нет великого плана. Мир просто такой, какой есть. Наши жизни идут своим чередом в этой богом забытой дыре. И так до самой смерти. А больше ничего и нет. Я тебе так скажу, Саба, с меня хватит! Сил моих больше нет.

Я в недоумении смотрю на него.

– Лу! – снова окликает Па.

– Я занят! – отвечает брат.

– Побыстрее, сынок! – настаивает Па.

Лу чертыхается сквозь зубы, бросает молоток и кубарем слетает с лестницы. Он подбегает к Па, выхватывает у него прутики и зашвыривает подальше.

– Вот тебе! – кричит Лу. – Получай! Вот это точно поможет! Теперь-то чертов дождь точно пойдет!

Он пинает подметенный круг. Пыль вздымается столбом.

– Очнись, старик! – орет Лу и тычет пальцем в грудь Па. – Ты живешь во сне! Дождь никогда не пойдет! Эта адова дыра подыхает, и мы тоже сдохнем, если останемся здесь. И вот что, я не собираюсь этого дожидаться! Я сваливаю!

– Я знал, что так будет, – отвечает отец. – Звезды сказали мне, что ты несчастлив, сынок.

Он протягивает руку и кладет ее на плечо Лу. Брат отталкивает ее с такой силой, что Па едва не падает.

– Ты, видать, и вовсе спятил! – кричит Лу в лицо Па. – Звезды ему подсказали! Сумасшедший ты, хоть бы разок послушал, что я тебе говорю!

Лу убегает. Я торопливо спускаюсь с крыши. Па стоит с поникшими плечами и смотрит под ноги.

– Не понимаю, – бормочет он. – Я ведь вижу, что дождь пойдет… Звезды так говорят, но дождь не приходит. Почему он не приходит?

– Все нормально, Па, – утешает его Эмми. – Я тебе помогу. Все разложу, куда надо. – Она опускается на колени, подбирает с земли прутики. – Лу так не думает, Па. Я точно знаю.

Я прохожу мимо них.

Я знаю, где искать Лу.

* * *

Брат сидит в саду камней, который сделала Ма.

Камни, самые разные по форме и цвету, уложены в спирали, квадраты, круги и тропинки. Каждый камешек Ма укладывала собственноручно, не разрешала нам ей помогать.

Она осторожно кладет последний камешек на отведенное ему место и улыбается мне, поглаживая свой большой живот. Золотистые волосы заплетены в длинную косу.

«Видишь, Саба? Красота есть везде. Даже здесь. А там, где ее нет, надо создать ее своими руками».

На следующий день Ма родила Эмми. На месяц раньше срока. Истекала кровью два дня, а потом умерла. Мы соорудили погребальный костер и отпустили ее душу к звездам. Пепел развеяли по ветру. Единственное, что осталось от Ма, это Эм.

Уродливый красный комочек, у которого едва слышно билось сердечко. Не ребенок, а мышонок какой-то. По всему выходило, что она не протянет и пары дней. Однако сестренка выкарабкалась и до сих пор с нами. Правда, маловата для своего возраста, худосочная такая.

Очень долго я даже глядеть на нее не хотела. Лу все время говорит, что с ней надо поласковей, а я ему напоминаю, что если бы не Эмми, Ма была бы жива. Он не знает, что на это ответить, потому что это правда. Качает головой и твердит, мол, хватит старое поминать.

В общем, живет себе и живет, мне-то что. Лишь бы не мельтешила.

Я опускаюсь на утоптанную землю и упираюсь спиной в спину Лу. Я люблю так сидеть. Когда брат начинает говорить, его голос дрожит у меня внутри. Наверно, так мы с ним вдвоем и лежали у Ма в животе. Правда, говорить мы тогда не умели.

Так вот сидим и теперь.

– Надо уезжать отсюда, – говорит Лу. – Давно пора. Наверняка есть места получше. И чего Па нас раньше не увез?

– Ты на самом деле собрался уходить? – спрашиваю я.

– А что? Зачем оставаться?! – восклицает брат. – Не хочу сидеть и ждать, пока сдохну.

– Ну и куда ты пойдешь? – говорю я.

– Какая разница? – с горечью замечает он. – Куда угодно, лишь бы подальше от Серебряного озера.

– Тоже мне герой! – подначиваю я. – Страшно же!

– Откуда ты знаешь? – возражает Лу. – Это Па рассказывает, как там страшно и опасно, а мы-то за всю жизнь отсюда не уходили дальше, чем на день пути. Других людей не знаем.

– Неправда все это! – горячусь я. – Вон в том году сумасшедшая знахарка на верблюде проезжала. А Пит-Брюхан? Он как приходит, всегда рассказывает, где был и кого видел.

– Нашла кого вспомнить! – смеется брат. – Он же торговец-ловчила, только и ищет, где б поживиться. Помнишь, штаны мне пытался всучить? Я ему ввек не прощу.

– Ага, с душком штаны-то были! Наверняка из скунсовой норы! А вот еще ты Проктера забыл, – напоминаю я.

Проктер Джон, наш единственный сосед, живет в четырех лигах к северу от нас. Он построил свою ферму, как раз когда родились мы с Лу. Навещает нас изредка. Не то чтобы в гости приходит. Он даже с лошади своей, Хоба, не слезает. Останавливается у нашей хижины и всякий раз заводит одно и то же:

– Привет, Уиллем. Как дети? Как дела?

– Все в порядке, Проктер, – отвечает отец. – А ты как?

– Ну, протяну еще немного, – говорит Проктер, приподнимает шляпу и едет себе дальше. А через месяц, глядишь, и снова появится.

Па его недолюбливает. Он этого не говорит, но все равно заметно. Па никогда не приглашает Проктера зайти и выпить по глоточку, посудачить на досуге.

Лу говорит, это из-за шааля. Мы как-то раз спросили Па, что это Проктер все время жует. Так Па напрягся, поначалу не хотел отвечать, но потом все же объяснил. Так мы и узнали, что Проктер жует шааль. Па говорит, это такая отрава для ума и для души, и если вдруг кто нам даст эту гадость попробовать, надо сразу отказаться. Только мы все одно ни с кем не знаемся, так что навряд ли кто предложит.

Лу качает головой.

– Проктер Джон не в счет, – возражает он. – Даже твой Нерон разговорчивее. Знаешь, Саба, если я тут останусь, то или умом тронусь, или убью Па. Мне надо уйти.

Я оборачиваюсь и опускаюсь перед ним на колени.

– Я иду с тобой, – говорю я.

– Ага, – отвечает он. – И Эмми с собой возьмем.

– Нет, ей Па не разрешит. Да она и сама не захочет, – упорствую я.

– Это тебе хочется, чтобы она осталась, – говорит брат. – Нельзя ее здесь оставлять.

– Слушай, а поговори с Па, вдруг он согласится? – предлагаю я. – Вот мы все вместе на новое место и двинем.

– Он не согласится, – отвечает Лу. – Он Ма не оставит.

– Ты чего плетешь? – недоумеваю я. – Ма ведь умерла.

– Понимаешь, они с Ма здесь все вдвоем построили, – объясняет Лу. – Для него Ма все еще жива, все еще здесь. Он не может оставить воспоминания о ней, вот что я имел в виду.

– Но мы-то живы! – возражаю я. – Мы с тобой, ты и я.

– Ага, и Эмми тоже, – согласно кивает он. – Ты же видишь, для него мы будто не существуем. Как пустое место.

Лу задумчиво умолкает.

– Любовь делает тебя слабым, – продолжает он. – От сильной любви все мысли путаются, вон как у Па. Оно кому такое надо? Я так точно никого не полюблю.

Я ничего не говорю. Рисую пальцем круги в пыли. Внутри меня все сжимается, словно кто-то собрал в кулак все мои кишки и крутит.

– А как же я? – спрашиваю я.

– Ты моя сестра, – отвечает Лу. – Это другое.

– А вдруг я умру? – говорю я. – Ты что ж, и скучать по мне не будешь?

– Ага, умрешь ты… Размечталась! – язвит Лу. – Ты ж меня в покое не оставишь, так всю жизнь и ходишь за мной хвостом, с ума сводишь. С самого рождения.

– Потому что выше тебя в округе ничего нет, – смеюсь я. – От тебя тени больше.

– Ты гляди мне! – грозит Лу и тычком опрокидывает меня на спину.

Я пинаю его пяткой.

– Ну, так что? – спрашиваю. – Будешь или как?