Мясной Бор - Гагарин Станислав Семенович. Страница 115

— Так точно! Ну, а как вы все же тут воевали?

— Как обычно, — ответил комиссар. — Мы же гвардейцы… А положение незавидное. Как закрыли проход — урезали бойцам паек. Через неделю снова… По ночам прилетали самолеты, но что они смогут довезти? Норма такая: по семьдесят пять граммов сухарей каждому и по килограмму муки или крупы для болтушки на десять человек. Люди сдают на глазах, многие уже пухнут от голода, зубы шатаются…

— Мы на Острове отвар из хвои пили, — вставил Дружинин.

— Мы тоже, — буркнул комдив, — пьем… Не гвардейцы уже, а настоящие хвоесосы.

— Пока снег был, ели павших лошадей, — продолжал комиссар. — Кое-как держались. Теперь лошадиные трупы разложились, вонь от них — за версту слыхать. Да еще цинга навалилась. А зелени в лесу нет… Так бы хоть ею могли подхарчиться. Да ты обойди батареи, сам увидишь. Новых бойцов посмотри, со старыми поручкайся. Оцени обстановку свежим глазом. Потом нам с комдивом доложишь. Вот тебе и первое наше задание. У самого-то как здоровье?

— Не жалуюсь, товарищ батальонный комиссар. У нас на Острове получше было с харчами. Кое-что у немчуры добывали. Разведчики в поиск за ихней жратвой ходили…

— Хорошо пристроился, Дружинин, — усмехнулся комдив. — А нам от пушек никуда не отойти. Возле них и помирать положено. Одно слово — «Прощай, Родина!». Ну ты иди, пообщайся с народом.

Анатолий, узнав, что земляк его, лейтенант Найденов, жив и здоров, отправился к нему на огневую позицию. Найденов — веселый парень, балагур, с таким служить — милое дело. Истребление танков — опасное занятие, можно сказать, смертельное, напряжение небывалое… Тут лейтенант всегда к месту что-либо эдакое сказанет, тогда и бой глядится не таким страшным.

— Как живется, друзья? — спросил Анатолий у бойцов расчета.

— Не спрашивай, земляк, — вздохнул, озорно подмигивая, лейтенант. — Жизнь хороша, как сказка, смерть в ней развязка, гроб — коляска, спокойна, нетряска… Садись и святым молись!

Бойцы оживились. Среди них политрук заметил новичков, спросил одного, как с рационом в батарее.

— Пока терпим, — улыбнулся тот, сообщив, что зовут его Василием, а по фамилии он будет Минаев. — Вот без курева — ухи аж пухнут, это точно. Пробовали и мох смолить, и березовые листья. Горло дерет, кашель саднит, слезу вышибает, глаза на лоб лезут. Такую гадость да на голодный желудок… Тьфу! Может, вы, товарищ политрук, позычите нам на пару затяжек, тогда и веселее будет.

— А как насчет маршанской махорочки, друг Минаев? — спросил

Дружинин, доставая кисет.

— Да мы о такой прелести и мечтать не смели! — ахнул красноармеец.

Остальные сдержанно загомонили, придвинулись ближе.

— Где же, земляк, такие пайки ныне дают? — спросил лейтенант Найденов, сворачивая самокрутку.

— Дают… Держи карман. Вчера по дороге купил у некурящего связиста. Суточный паек сухарей и всю получку за февраль пришлось ему отдать. Курите, ребята, не стесняйтесь… Живы будем — разживемся папиросами «Дюбек».

— От которых черт убег? — подхватил Минаев, и Дружинин понял: парень утвердился в батарее как острослов, надо к нему присмотреться.

Таких заводил, если стержень у него твердый, надо потихоньку продвигать и в политбойцы, и в младшие командиры.

— Ах ты, божья травка, христовый табачок! — воскликнул Минаев, затягиваясь дымом. — Теперь и завтрак будет в самый раз.

Над костром висели чайник и небольшое ведерко.

— Воду жарите? — спросил политрук.

— Обычно сухарь в кипятке распускаем, — ответил командир орудия, сержант Ряховский, уралец из Невьянска, с ним Анатолий в тридцать девятом году был в учебном артдивизионе. — Еловый навар опять же идет с сосновым настоем. Но сегодня у нас пир: завтрак с мясом. Дай-ка, Вася, фанерку.

Ряховский вытащил из-за голенища алюминиевую ложку, сполоснул водой из чайника, опустил в ведерко и выловил тушку ежа.

— А бульон, ребята, оставим, — сказал он. — В обед и ужин мучной суп на нем сварим.

Мясо ежа Ряховский аккуратно разделил на фанерке и по кусочку опустил каждому бойцу в кружку с кипятком.

— Ваша доля, товарищ политрук, — протянул Минаев кружку политруку.

Тот понял, что отказываться нельзя: от души предлагают.

— Еще б и посолить, — с аппетитом жевал ежатину Василий, — цены б этой свининке не было!

Уже несколько дней в дивизионе не было ни щепотки соли. Не было ее и в других частях армии.

— Погодите, — остановил политрука незнакомый ему красноармеец. — Сейчас еще десерт будет… Опять же витамин.

Он поднял с земли каску, в ней была прошлогодняя клюква, и положил в кружку с десяток ягод.

— Доедаем, — пояснил лейтенант Найденов. — Насобирали ведро на проталине, пока болота не раскисли. Теперь туда не пройти. Добавляем в рацион, авось цингу обманем.

Едва допили кипяток, начала бить дальнобойная артиллерия немцев. Снаряды, буровя с шипеньем воздух, проносились над головами и бухали в тылу, на дороге к Мясному Бору.

— Пойду, — сказал Дружинин. — Спасибо за угощение.

— В соседней батарее вчера взрывом барсука из земли вывернуло, — сообщил Ряховский. — Вот это был стол! А у нас только маленький поросенок…

Он поднялся, отряхнул видавшую виды шинель и оглушительно рявкнул:

— Подъем! Кончай ночевать… Расчету приступить к профилактике материальной части!

Лейтенант Найденов сказал:

— Провожу тебя немного.

Отошли от позиции, командир подал политруку листок:

— Заявление написал… Если достоин, хочу воевать коммунистом. А эти бумаги от моих ребят. Вася Минаев и Сережа Харламов в комсомол просятся.

— Просятся только на горшок, — поправил лейтенанта Анатолий. — Ну ладно, не дергайся… Примем тебя в партию, а ребят твоих в комсомол. Тебе сам рекомендацию напишу… А к Минаеву ты присмотрись. Хороший сержант из него выйдет.

Заглянул на соседнюю батарею, там уже позавтракали, чем — Дружинин не уточнял, и вовсю отрабатывали действия у орудия, натаскивали новичков. Солнце пряталось за лесом, когда политрук отправился к штабу дивизиона. По пути встретил старшего лейтенанта Чумакова, помощника начальника штаба, туда его назначили, пока Анатолия не было здесь. Вид у Чумакова был озабоченный, взгляд отсутствующий. Шел медленно, прихрамывал, ноги передвигал с трудом.

— Заболел? — участливо спросил Дружинин.

— Голова кружится, да и коробит всего… Иду с позиции сержанта Горбачева. Насмотрелся на бойцов — душу от жалости воротит. Истощали, ослабли, пухнут с голода. Увидели меня — повеселели, вдруг сообщу новости какие. А чем я их порадую? Дорога работает только ночью, снабжение ухудшается… Был недавно в Мясном Бору, насмотрелся на эту Долину Смерти. Горы разбитой техники, каша из перемолотых трупов. Об этом, что ли, говорить бойцам?

Дружинин сразу и не нашелся, что ответить помначштаба.

— Верно, — подбирая слова, заговорил он, — дела у нас не ахти… Как говаривал старшина в «учебке»: хреновата ваша вата, наша чище и белей. Надо, видимо, на стратегическую важность нашего сидения в болотах нажимать, я так думаю. Да, мы не прорвались с ходу к Ленинграду, силенок не хватило. Но немца-то держим! Ему-то в Питер никак не сунуться, пока мы на хвосте его сидим.

— А то я сам не понимаю, политрук, — сказал Чумаков. — Мне пропаганду разводить не надо.

Некоторое время шли молча. Потом Чумаков остановил Дружинина, тронув его за рукав.

— Вон тот лес видишь? Нашел я там на дороге труп красноармейца, недавно убитого снарядом. Одежду и белье сняли… А вот все мясо на ногах обрезано до костей.

— Не может быть! — воскликнул Анатолий.

— Сам не хотел верить. Прямо обалдел, увидев. Кто мог такое сделать? Почему? Неужели?.. Да нет, подобного еще не бывало. Такая мерзость!

— Может быть, погонщики собачьих упряжек, — неуверенно сказал Дружинин. — На корм…

«Ерунда какая, — подумал он. — Проще собак съесть…»

— До сих пор перед глазами стоит… Сейчас вот поделился — легче стало.

— Что сказал — хорошо, — отозвался Анатолий. — И больше никому. Слух разнесется — бойцов деморализует.