Джокер - Разумовский Феликс. Страница 39

…И сразу почувствовала дыхание казана, столь же безошибочно узнаваемое, сколь и (да простит нас читатель!) трудно поддающееся словесному описанию. Запахи горящего дерева, лёгкого дыма, добротно разогретого металла плюс ароматы мяса, жира и овощей, тихонько булькающих на дне чугунного кратера…

Океана улыбнулась и поняла, что больше сегодня ничего скверного и опасного с нею не произойдёт. Просто не имеет права произойти. Кто ж ему, скверному и опасному, позволит приблизиться, когда в доме — государыня печь, а во дворе — благодатный казан?..

У костра с шумовкой в руке бдел хозяин дома. Его супруга, сидя под навесом, трепетно сливала воду с предварительно замоченного риса — красноватого, словно кирпичной пылью подкрашенного… [92]А общее руководство процессом осуществлял чекистский майор Быстров. Да, да, тот самый, запомнившийся Варенцовой неспособностью как следует выражать свои мысли.

— Оксана Викторовна, привет, — на правах старшего сказал он, сдержанно кивнул и внезапно широко улыбнулся. — Вы как раз вовремя, сейчас рис будем закладывать. Не в службу, а в дружбу, чайничек с кипятком из дому не принесете?

От него пахло пряностями, перцем и чесноком.

— Чайничек? — Оксана покосилась на казан и окончательно почувствовала себя среди своих. Ведь прошлый раз её допустили только к еде, а на сей раз — и к готовке. — Сейчас принесу. Только вот котика из мешка выпущу…

«Ох, Быстров, Быстров! То ли ты у нас артист, гениально умеющий прикинуться дурачком, то ли просто сегодня ты человек на своём месте? Может, человечество в тебе великого повара потеряло?..»

— А они с Пушком нашим не того? — оторвалась от риса хозяйка дома. — Он как у вас, не кастрированный? Не раздерутся?

Оксана быстро обшарила глазами двор и заметила на поленнице большого белого кота.

— Не должны, — вмешался Забелин. — Если не ошибаюсь, они между собой всё уже выяснили. Оксана Викторовна, выпускайте!

Тихон с достоинством выбрался из рюкзачка, не спеша потянулся, поднял огненный хвост и направился к поленнице, где базировался Пушок. Тому хватило одного взгляда на новоприбывшего: белый кот, прижав уши, покинул лежанку и покорно устроился на земле. Съехал, что называется, без базара. Плохой мир лучше доброй ссоры!

Оксана устроила мешок с убитой гадиной под скамейку, сбегала в дом за большим чайником и стала смотреть, как сквозь рис, покрывший свирепые перчики и чеснок, всплывает благородный, буроватый, маслянистый расплав. Зрелище завораживало.

— Николай Ильич, подбросить бы пару поленьев, огонь должен быть — ух! — Быстрову не стоялось на месте, он вглядывался в завитки пара над казаном, точно полководец, озирающий поле сражения сквозь пороховой дым. Оглянувшись, он пояснил для Оксаны: — Вода должна выкипать очень активно, чтобы жир быстро опускался вниз. Обволакивая по пути каждую рисинку…

Да, сейчас он ничем не напоминал убогого периферийного майора ФСБ, который никогда не выйдет в полковники.

— Ну а мы пока чуть-чуть разомнёмся, — указал Николай Ильич на столик по соседству. — Оксана Викторовна, подтягивайтесь.

На столике стояла большая тарелка с зеленью, лавашом, влажным белым сыром и курдючными шкварками.

— Вы, Оксана, как насчет водочки? — улыбнулась Марьяна. Подошла к стоящей под навесом «Бирюсе» и вытащила запотевшую бутылочку. — Холодненькая, на березовых почках. Все стрессы и неприятности — как рукой…

Варенцова на самом деле водку не особенно уважала. И саму по себе, и ещё, наверное, оттого, что слишком часто приходилось пить её на поминках. «Ну, если от стресса…» Она шагнула было к столу, но вдруг заметила кое-что, отчего едва не споткнулась. На летней кухне не наблюдалось ни лампочки, ни выключателя. К навесу не тянулись из дома никакие провода. Зато стояла работающая на всю катушку «Бирюса»… От чего она, спрашивается, питалась? От аккумулятора? От подземного кабеля? От духа святого?..

Как бы то ни было, маленькая рюмочка пошла хорошо. Действительно холодненькая и на берёзовых почках. Со стороны желудка распространилось сперва тепло, а потом и необъяснимая уверенность: всё будет хорошо. Оксана взяла шкварку, и золотистый комочек без следа растаял прямо во рту. Быстров шумовкой осторожно отодвинул от стенки казана слой набухшего риса, заглядывая в самый низ. Убедился, что вся вода выкипела, и, собрав рис горкой, накрыл казан чистым тазиком, а поверх тазика — крышкой. Схватил кочергу и быстро выгреб из-под котла все дрова, оставив лишь деликатную горку углей да прокалённую землю…

— Так о чем, Оксана Викторовна, вы поговорить-то хотели? — наконец спросил Забелин. — Или случилось чего?

Серые глаза смотрели доброжелательно, крепкое лицо было безмятежно. «Что у него в мозгах? Что у него в душе? Один Бог знает. Или, может быть, чёрт?..»

— Скажем так, пыталось случиться, — ответила Варенцова. — Если б не Тишка… Вы извините, зрелище не очень застольное…

Нагнувшись, она вытащила и развернула пакет, демонстрируя крылатую вражину.

Она так и не отважилась непосредственно прикоснуться к ядовитой гадине и держала её сквозь полиэтилен, ощущая странное одеревенение змеиного тела. Которому вроде не полагалось ещё так-то окоченеть… Или полагалось?

Впрочем, это было не важно. Оксана ждала от Забелина и его друзей какой угодно реакции, вплоть до истерики и испуга, но только не того, что последовало.

Собравшиеся за столом рассматривали Тишкин трофей, как солдаты на фронте рассматривают новый образец неприятельского оружия. Автомат, пушку, вертолёт — но не летающую тарелку.

Николай Ильич сунул в рот ещё шкварку, взял зелени, отломил лаваша…

— Ценят они вас, Оксана Викторовна, уважают, — проговорил он с улыбкой, только в маленьких умных глазах затлели искорки гнева. — Хорошая мурра. Первый сорт…

Оксана вдруг не на шутку обиделась. Кому, значит, чуть абзац не пришёл, а кому хаханьки? Она почувствовала себя дурой в компании шулеров, ведущих непонятные игры. Вначале этот мудель Пётр Петрович со своей конспирацией и зверофермой, теперь вот дока Николай Ильич, со знанием дела рассуждающий о каких-то муррах… Оксана напряглась, как перед прыжком, и мрачно спросила:

— Ну и кто же это меня так любит и уважает? Просветили бы темноту!

— О ваших поклонниках, Оксана Викторовна, разговор будет отдельный, — воздел шумовку Быстров. — Что же касается вашей добычи, извольте. Природа её такова, что мы плов не успеем доесть, как она рассыплется в порошок. Чтобы никаких следов… Кстати, от её укуса образуется тромб, и как следствие — остановка сердца. Маленькую ранку где-нибудь в волосах ещё не всякий врач и найдёт. А уж магию заподозрить…

— Магию?.. — подавляя желание плюхнуть летучую мерзость прямо на стол, переспросила Оксана. — А не хватит мне сказки Венского леса на ночь глядя толкать?

И тут Быстров неожиданно расхохотался, громко, раскатисто, держась руками за стол. Следом, деликатно отвернувшись, засмеялась Марьяна. Забелин зачем-то погрозил Оксане пальцем и тоже захохотал.

— Чья бы корова, Оксана Викторовна, мычала… Вашу блаженной памяти прабабушку как на деревне-то звали? А бабуля ваша, партийная кличка Чертоглазка, чем на всю округу известна была? А Любовь Силантьевна, мама ваша, у всех соседских детей зубную боль не снимала ли? Да вы и сами, Оксана Викторовна, в детстве…

— Играла в дочки-матери на папины деньги, — угрюмо перебила Варенцова. Тяжело вздохнула и спросила в лоб: — Откуда вы об этом знаете? С прабабушкой были лично знакомы?..

Естественно, она никогда не писала в анкетах о том, что в роду у неё, так уж получилось, все женщины были ведьмы. Знахарки, целительницы, ведуньи. А значит, и сама она была отчасти ведьма — потомственная, природная, генетически предрасположенная ко всякой чертовщине. Вот в управлении кадров бы удивились!.. Только всё наследное ведовство осталось где-то невообразимо далеко, за перипетиями службы, за частоколом лет, в Богом забытой дыре…