Осенними тропами судьбы (СИ) - Инош Алана. Страница 103

Если бы не каменная стена, Ждана давно упала бы. Хищно скалясь, упырь надвигался на неё, блестя угольно-чёрными мышиными глазками; видел он, вероятно, плохо, а к цели его влекли тепло и запах человеческого тела.

Жданой овладела предсмертная слабость, руки и ноги утонули и потерялись в холодной бесчувственности. Кровососущее чудовище тянуло к ней клыки и когти, а пальцы ей вдруг обожгла, напомнив о себе, белогорская чудо-игла. Обучая Ждану премудростям зачарованной вышивки, Зорица поведала ей также и о том, что эти иглы могли убивать всяческую нечисть – следовало только целиться точно в сердце. Попадание в конечности хоть и причиняло чудовищам большой вред, но было не смертельным. Это спасительное озарение зажгло в груди Жданы светлый и горячий огонёк, от которого тепло распространилось по всему телу, возвращая силы и уверенность. Лалада была с ней везде, даже в самом сердце тьмы.

Рука с иглой поднялась, но не спешила наносить удар, подпуская вурдалака поближе. Подслеповатая тварь, руководимая лишь жаждой крови, не чуяла опасности и сделала ещё один шаг, которого Ждане как раз и не хватало…

Если укол белогорской иглой наносил ей самой лишь крошечную ранку, которая затягивалась почти мгновенно, то на упыря он произвёл совсем другое действие. Чудовище застыло столбом, а потом упало, корчась в судорогах и истошно вереща. Оно молотило пятками по полу пещеры, вскидывало костлявые руки, а из пасти у него лилась чёрная жижа. Вдруг упырь затих и на глазах у Жданы начал преображаться из мерзкого создания в человека… Когти и клыки исчезли, на голом черепе выросли светло-русые густые волосы, а харя летучей мыши стала гладким, красивым лицом юноши. Взгляд прозрачно-зелёных глаз из-под длинных ресниц был устремлён в неведомую даль, видя там, вероятно, что-то светлое и умиротворяющее. Бледные веки вздрогнули, и Ждану обжёг далёкий, чистый взгляд, а с шевельнувшихся губ слетело, прошелестев:

– Спасибо…

После этого проблеск света в глазах юноши потух, а грудь, сделав вдох, замерла. Ноги подвели Ждану, и она сползла по стене на корточки, сквозь пелену слёз глядя в это прекрасное, но, увы, мёртвое лицо.

Её накрыло шквалом печали, из груди вырвалось рыдание – от жалости. Не к упырю – к человеческому существу, истинная суть которого в предсмертный миг вышла наружу. Как этот юноша стал вурдалаком, из-за какой беды? Убивались ли по нему родные? Быть может, у него была возлюбленная? Конечно, была – за таким-то пригожим парнем девушки, без сомнения, бегали табунами… Что же стало с той, к кому он питал чувства? Вероятно, она умерла, не вынеся потери, а может, утешилась с другим… Теперь этого уже не узнать. Одной рукой смахнув набежавшие слёзы, мешавшие ей видеть, другую Ждана протянула к шелковистым волосам юноши, чтобы коснуться их в прощальной ласке. Но едва она дотронулась до вьющейся пряди, как та обратилась в прах. Ждана испуганно отдёрнула руку, но слишком поздно: по всему телу юноши побежал волной пепельный цвет, превращая молодую кожу в серую ветошь. От вырвавшегося у Жданы вздоха пепельная фигура рассыпалась.

…Время потерялось в молчании угрюмого леса, заблудилось между пушистых от мха кривых стволов. Только гаснущая лампа, затрепетав пламенем, вывела Ждану из горестного оцепенения. Поднявшись, она подлила масла и присела на тёплый камень: на развороченную кучу листьев ей до мурашек по коже не хотелось возвращаться, хоть там, по всей видимости, больше никто не прятался.

– Ну что, государыня моя, соскучилась тут? – раздался вдруг сверху голос, и Ждана радостно встрепенулась, увидев рожицу Зайца с улыбкой от уха до уха. Ночью он выглядел иначе: глаза стали по-настоящему волчьими и ярко сияли, как два медовых тумпаза, ловя тусклые отблески света лампы, а клыки стали едва ли не больше, чем у упыря.

– Ты! – воскликнула Ждана, вскочив. Голос от волнения пресёкся.

– Я, я, – усмехнулся Заяц, спускаясь к ней. – Что так смотришь? Боишься? Ну, что поделать… Это днём я человек как человек, а вот ночь мой облик меняет. Хм, а это что? – Он с удивлением посмотрел на следы пепла, по очертаниям напоминавшие человеческое тело.

Заикаясь, Ждана в двух словах рассказала о произошедшем. Заяц присвистнул:

– Это я удачно пещеру себе выбрал! Я даже не знал, – он кивнул в сторону лежанки, – что там кто-то есть. Куча как куча… Прелой листвой пахнет, да и с виду ничего особенного. А ты не печалься, госпожа. Ты не убила его, а душу его на волю выпустила. Душа, знаешь ли, в упырином теле мучается, заживо гниёт, а это похуже, чем когда тлеет плоть. Так что можно сказать, что спасла ты его в некотором роде… – Покосившись на игольницу, Заяц добавил: – Ты, это… госпожа, иголочки-то свои подальше от меня держи. А то… гм… Мало ли.

Ждана, поняв, спрятала игольницу. Перед её мысленным взглядом вновь встало лицо юноши, шепчущего: «Спасибо». Неужто и правда он благодарил её за освобождение своей души?

– Ну, ладно. Я ж не с пустыми руками вернулся-то, – подмигнул паренёк. – Сейчас, обожди.

Не успела Ждана вздохнуть, как он выскользнул из пещеры в лесную тьму, а когда вернулся, следом за ним спускались дети! Радятко, как всегда, суровый и серьёзный, был опоясан мечом, а Мал нёс на руках Яра, закутав его в свой кафтан. Увидев Ждану, он радостно воскликнул:

– Матушка!

Уж и не чаяла Ждана, что Заяц действительно приведёт её детей… Но вот поди ж ты – привёл, сдержал слово, и из её глаз хлынули слёзы. Подхватив Яра, она покрыла поцелуями его заплаканную мордашку, чмокнула в макушку прильнувшего сбоку Мала. Радятко, не любивший нежностей, стоял рядом, сдержанно улыбаясь, но Ждана изловчилась, притянула его голову к себе и тоже поцеловала.

Яр был каким-то заторможенным – не говорил ни слова, а взгляд его стал неподвижным, замкнутым. На ласковые попытки его растормошить он никак не отвечал.

– Ярушка, что с тобою? – встревоженно спрашивала Ждана. Не получив ответа от ребёнка, она обратилась к его старшим братьям: – Что с ним? Его кто-то обидел? Напугал?

Радятко пожал плечами, Мал растерянно посмотрел на Зайца, а тот, сняв шапку, виновато вздохнул:

– Уж прости, княгиня. Из-за меня это, наверно. Когда я ребяток твоих вызволял, пришлось перекинуться… Предупреждал их, чтоб малому глаза закрыли, но, видать, углядел он. Ничего, успокоится, отойдёт, никуда не денется.

В путь решили тронуться на рассвете, а пока ребятам нужно было отогреться, и тёплая пещера как нельзя лучше подходила для этого. Скоро у Яра проступил румянец во всю щёку, и Ждана, пощупав его лоб, нашла у него лёгкий жар.

– Будем проезжать какую-нибудь деревню – надо будет попросить сушёной малины или смородины, – озабоченно пробормотала она. – Мёд у меня есть. Сделать отвар и напоить его…

Впрочем, лекарство росло прямо перед пещерой: к их услугам была брусничная поляна с богатыми россыпями тёмно-красных ягод. Пока Мал с Зайцем наполняли ими котелок, Радятко в позе неусыпного стража задумчиво сидел на камне, поставив перед собой меч в ножнах и опершись на него, как на посох. Погладив мальчика по русым кудрям, Ждана спросила опасливо:

– Сынок, а оружие у тебя откуда?