Дети Мира - Пекур Екатерина. Страница 21

Никто из нас не произнес ни звука. Онемев от смущения, я попятилась и в недоумении продолжила путь. Что такого он заметил во мне?! Впрочем, подумав, я сказала себе, что ведь я могла не иметь к его удивлению никакого отношения — просто он увидел меня и вспомнил что-то важное для себя. Ассоциации памяти и всё такое… Но почему-то я знала, что это неправда. Именно моё лицо почему-то взволновало да Ринна — он изучал его, пожирал глазами, он едва не вскочил мне навстречу, и только усилием воли остался недвижим… Почему?!

Загадки — что ещё хуже — загадки, которые жизненно важны для меня! а у меня, Боги мне помогите, не было ни единой секунды над ними размышлять!

Скрипнув зубами, я вернулась в отделение.

Стоит ли говорить, что остаток дня прошел самым жутким и безалаберным образом. Размышлять о да Растане и угрозе моей жизни было выше моих сил. Но и сама по себе история, рассказанная Маром, была потрясающей. Я думала о том, что разница в способностях закономерно порождает разницу в технологии. При этом аллонга так слепы, что не способны даже вообразить поведение и уклад расы, не следующей КНИГЕ. Они от этого просто отворачиваются. Жуть какая, Боги мне помоги… И что если мы открыли законы генетики лишь недавно — это никак, ничего, вообще абсолютно ничего не означает в плане развития неточных биологических наук за Барьерным Хребтом!!!

Там, где на всех картах Мира белое пятно. Там, где обитают не-люди.

Вы будете смеяться, но в возрасте тридцати лет я впервые серьёзно задумалась над тем, как же всё это вышло. Отец мной бы гордился, Тень его порази! Потому что сама эта мысль была полной и жуткой Богам-противной ересью. В КНИГЕ О ДЕЛАХ ДОСТОЙНЫХ всё это написано — я сомневалась в истинности её слов. Меня жгло огнём. Это было такое страшное чувство, что даже угрозы директора ушли в никуда.

Вечером в дверь позвонили, на пороге оказалась Куйли. Шоколадная мордаха моей бывшей подчиненной была невероятно замученной, аж глаза запали, а курносый нос заострился и торчал веслом. Вообще удивительно, как беднягу пропустил консьерж. Топнув ногой, я усадила девушку и расспросила. Оказалось, что пока я воевала сама с собой и с директором, произошла целая куча событий. За Куйли поначалу вступились муниципальные власти — её учеба и трудоустройство были оплачены именно там. Однако несколько телефонных звонков — чьих, Куйли, само собой, не знала — убедили чиновников в серьёзности намерений дирекции «Масийя Рунтай». Все прежние документы образованной хупары Куйли были хороши, так что ей, паче чаяния, даже пообещали работу по специальности. В итоге хупара просидела в Черной Приёмной муниципалитета целый день, боясь даже выйти в туалет, чтобы не пропустить, когда её позовут. Документы были оформлены лишь к вечеру. От Куйли требовалось только характеристика с прежнего места работы.

Само собой, не могло быть и речи топать за этим к да Растану — у Куйли ушла бы неделя, только чтобы попасть на приём. И я бы сама не пошла. Даже если бы она попросила. Я пообещала накропать характеристику сама — кто там её будет читать, вот скажите? Мной она будет подписана или Тенью… Время было позднее, и я сильно подозревала, что кроме как в муниципальную ночлежку, ей некуда идти — хупарское общежитие клиники ей пришлось покинуть. Вздохнув, я накормила Куйли и уложила её спать на том самом диване, где меня застукали за изучением Бмхати. Назовите меня расофилкой, но после того, как эта женщина работала со мной так много времени, я не могла отправить её на улицу.

В квартире затихло. На улице изредка шуршали мобили, а больше ничто не нарушало тишину.

Но мне не спалось. Меня одолевали сомнения и не очень-то приятные раздумья — в большинстве из них я сама себе не могла признаться. Я страстно желала поделиться всем этим с кем-то, хоть бы с да Лигаррой, но ему нельзя было позвонить и поплакаться в жилетку. Ему вообще не стоило звонить. Хотя мне надо было слить информацию о странном поведении да Ринна, но я решила, что скажу это Каруну, когда он сам объявится — меня почему-то пугАло набирать номер, на том конце которого было бюро КСН.

Хотя Мар советовал держаться за да Лигарру, и он наверняка что-то об этом знал. Только пусть он сам свои пожелания выполняет! Не стану я прогибаться под чужую руку! Боги, дайте мне с этим управиться. А ещё монолог Мара заставил меня сознательно подумать о вещах, о которых задумываться не следовало. Например, попробовать рассмотреть господина да Лигарру как особь мужского пола. Мне бы это даже удалось, не бросай меня в дрожь от одной только мысли о нём.

Утром Куйли ушла, и больше я её не видела.

Вечером третьего дня да Ринна, наконец, выписали. Я узнала об этом с некоторым опозданием, так как вся привычная «сеть оповещения» была нарушена — новые медицинские сестры и младшие врачи ещё не перезнакомились достаточно, чтобы передавать слухи.

С того самого дня, когда мы с Маром гуляли в парке, нам не удавалось не то что переговорить, а даже увидеться. Дела шли скверно. Да Растан навалил на меня канцелярской работы, от сердечного приступа умер директор гуарро философии Города Мудрости господин да Рагиро. Наш постоянный клиент. Старик мне нравился — он был тихим и действительно мудрым, иногда старшие врачи приходили к нему за советом. Однако близкие господина да Рагиро отнеслись в кончине престарелого и больного отца, как к жуткой неожиданности. Сыновья покойного встретили меня с яростью и намеревались затеять тягомотину против «Масийя Рунтай» — под предлогом врачебной халатности. Что и говорить, да Растан был счастлив натравить на меня всех собак. В его присутствии тяжко дышалось. Клиника была его любимым детищем, его вотчиной, итак любое посягательство на благополучие «Масийи Рунтай» воспринималось да Растаном как личная обида. Само собой, обида не на истинных виновников конфликта — сварливых гостей или их родичей. Виноваты всегда были сотрудники. Он не пытался увольнять старших врачей — на старой кляче ехать сподручней; но и нам было некуда от него уйти — клиника была всё-таки престижной, что давало врачам-аллонга немалые профессиональные перспективы и хоть как-то укрепляло наше шаткое положение в обществе. Непривычная сдаваться на полпути, я терпеливо изображала покорность и бесилась. Кризисы бывали и раньше. Но приходилось признать — директор прилагал все усилия для превращения моей жизни в кошмар. К примеру, он не только не успокоил отпрысков профессора, но ещё и науськал их на меня. На этом фоне мелкие проблемы типа ошибок нового младшего врача просто меркли.

Ночью меня дважды будили загадочные звонки с глумливым молчанием в трубке. Не знаю, почему я решила, что молчание было именно глумливым, но это выводило меня из остатков душевного равновесия. Я боялась, чего уж там. КСН, загадочные покровители да Растана или спецслужбы Десяти Семей — кто из них решит, что я сую нос не в свое дело? И ведь никого не волнует, что не по своей воле. Да Лигарра нарушил присягу, посвящая меня в дела под грифом «секретно». Теперь от того, был он неудачником или нет, зависела, кажется, и моя жизнь. На самом деле, ещё больше чем страх, меня мучили сомнения — продолжать или нет наше с Каруном расследование? При таких раскладах побеждают только герои детских книжек. Я же была реалистом и прагматиком. К сожалению, я не могла похвасться особыми связями или талантами — итак, для успеха мне следовало поставить на нужную фигуру. Хотя бы, как ни противно, прогнуться под да Растана — хотя я зарекалась под кого-либо гнуться, но по здравом размышлении мне пришлось принять и эту мысль. Как максимум, сотрудничать с официльными каналами Комитета. Или же играть на поле психопата Каруна, чего бы это не стоило — но финал этой затеи терялся во мраке.

Мой отец говорил в таких случаях, что выбор уже сделан — его нужно лишь осознать. Наверное, и мой выбор был сделан — но его характер был таков, что для его реализации требовалось вначале подавить чувство самосохранения. Потому и душила меня смертная тоска — ведь я на самом деле не собиралась бросать расследование!