Громбелардская легенда - Крес Феликс В.. Страница 22

— Слово кота, — скрепил договор Маведер. — Больше мне ничего не требуется. Согласен.

На мгновение утратив контроль над собой, он слегка улыбнулся, глядя на маленькую разбойницу. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза…

Оба — с облегчением.

8

День близился к концу, когда солдат и разбойница завершили свои приготовления. Их раны тщательно перевязали; разбитая голова девушки не представляла никаких проблем, хуже было с боком Маведера — рана, хотя и не опасная для жизни, была крайне болезненной и начинала кровоточить при каждом резком движении. Но гвардейца это вовсе не беспокоило.

Правила поединка были установлены еще раньше. Они были очень просты. Противники вооружились — каждый по своему желанию. Не сговариваясь, они выбрали одно и то же — арбалеты, мечи и ножи. Солдат не стал надевать шлем, сочтя его излишним.

Всех пленников известили о готовящемся поединке и его цели, после чего спросили, согласны ли они, чтобы командиры сражались за их жизнь. Это была чистая формальность, но так требовала армектанская традиция. Затем Маведер и Кага предстали перед Оветеном.

— Прежде чем вы начнете, я хочу кое-что сказать, — промолвил армектанец. — Особенно тебе, солдат. Судьбе было угодно, чтобы наши пути пересеклись именно так, а не иначе. Я предпочел бы сражаться вместе с тобой, а не против тебя. Но на то воля Шерни… Ничего уже не изменить.

Гвардеец медленно кивнул.

— Я не умею красиво говорить, господин, — сказал он, возможно, более неприветливо, чем сам того хотел. — Скажу только, что обиды своей не скрываю. Справедливость требовала, чтобы ты вернул мне и моим людям свободу без каких-либо условий. Ты поступил иначе, и это несправедливо. Однако именно благодаря этому у меня появился шанс захватить в плен величайшего разбойника гор, что иначе было бы невозможно. Мне этого достаточно.

Он нахмурился.

— У каждого в жизни бывает великий момент. Мой наступил именно сейчас. Благодаря тебе, господин. Но я благодарен тебе лишь от своего собственного имени. Ибо, господин, если я погибну — мои люди пойдут под нож. Им ты не дал шанса побороться за собственную жизнь, а я могу и проиграть. Мирись с ними, не со мной.

— Сделай, как он говорит, — тихо произнесла разбойница на своем ломаном кинене, — потому что потом будет уже поздно.

Оветен посмотрел ей в глаза.

— Я желаю тебе смерти, — сказал он, — хоть это и не в моих интересах. Ты не стоишь того, чтобы сражаться с имперским солдатом за что бы то ни было.

Он показал лежащую на его ладони серебряную монету, затем положил ее на плоский камень, вытащил меч и разрубил одним ударом. Половинки монеты разлетелись в стороны.

— Найдите их, — сказал Оветен, убирая меч. — Самое позднее завтра утром один из вас принесет мне обе половинки этой монеты. А теперь идите.

Противники еще раз смерили друг друга взглядом; девушка показала арбалет, сделав пальцами другой руки движение, словно освобождая спусковой механизм оружия. Затем она повернулась и скрылась во мраке. Гвардеец постоял немного и двинулся в противоположном направлении.

Охотница и Рбит молча сидели рядом. Бадорский гвардеец по сравнению с разбойницей казался настоящим гигантом, однако армектанка лучше кого-либо знала, что в подобном поединке рост и сила не имеют большого значения. Против стрелы — в особенности выпущенной из столь мощного оружия, как арбалет, — были бессильны любые мышцы. Другое дело, если бы дошло до схватки врукопашную. Однако это было маловероятно.

Кот лежал на боку, с видимым безразличием ожидая исхода поединка. Однако девушка считала, что его безразличие лишь кажущееся. Как бы он ни доверял своей подчиненной, так или иначе, речь шла о его жизни. Даже у кота-гадба она была лишь одна.

К ним подошел Оветен.

— Уже полночь, — сказал он, присаживаясь рядом с молчащей парой.

— Почти.

В лагере никто до сих пор не спал. Люди Оветена, хотя и не их судьба сейчас решалась, были слишком возбуждены, чтобы отдыхать. Они сидели группами, негромко беседуя. Солдаты оценивали шансы соперников, и большинство ставили на десятника, хотя к маленькой разбойнице относились вполне серьезно. Армектанские лучники многое повидали за свою жизнь, так что дураками они не были. Ясное дело, что такая красотка стала предводительницей большого отряда не за свои зеленые глаза. Несмотря на юный возраст, она наверняка обладала некими качествами, вызывавшими уважение у суровых воинов гор.

Время шло, но ничего не происходило. Постепенно то один, то другой солдат начал отходить в сторону в поисках укрытия от пронизывающего ветра, после чего, завернувшись в плащ, засыпал. Голоса тех, кто еще бодрствовал, понемногу стихали.

Все, что можно было сказать, было уже сказано.

Оветен тоже задремал. Несколько раз он открывал глаза и поднимал голову, наконец окончательно проснулся. Он вглядывался в небо, но вокруг был Громбелард, а не Армект… Ничто не подсказывало ему, который сейчас час.

— Скоро рассвет, — лениво произнес Рбит, видя, что армектанец не в силах определить этого сам.

Оветен потер лицо ладонями. Несколько мгновений он думал о необычайном коте-воине, который, будучи тяжело раненным, до сих пор ни единым словом не пожаловался, хотя наверняка испытывал непрестанную боль; мало того, у него нашлись силы, чтобы бодрствовать всю ночь. Оглядевшись, Оветен отыскал во мраке очертания фигуры спящей проводницы и негромко спросил:

— Почему так долго? Мне начинает казаться, господин, что твоя юная подружка… сбежала.

Глаза кота сверкнули в темноте.

— О таких вещах говори тише, ваше благородие. Кто знает, не стоит ли она прямо здесь, за той скалой. Нет, не стоит — если бы стояла, ты бы сейчас смотрел на торчащий из груди болт… Можешь обвинить ее в чем угодно, только не во лжи и трусости. За такие слова даже люди порой готовы убить, не говоря уже о громбелардской кошке…

— Что ты имеешь в виду, господин?

— То, что сказал. Порой рождаются мужчины, наделенные душой женщины, и наоборот — разве не так, господин? Но рождаются иногда и люди, обладающие душой кота. Эта девушка — кошка, армектанец.

Оветен молчал.

— Если хочешь, — говорил Рбит, — я расскажу тебе, как проходит этот поединок в темноте. Кага поступает именно так, как поступил бы я, будь я на ее месте. Прежде всего — она крайне терпелива…

Оветен внимательно слушал.

— Где-то во мраке, — продолжил кот, — кружит солдат с арбалетом в руке, считающий себя опытным разведчиком. Ты бы наверняка сам оценил его точно так же. Он уже дважды тайком пробирался через лагерь. Никто, кроме меня, его не видел и не слышал, поскольку ни видеть, ни слышать не мог. Да, было именно так, — добавил он, чувствуя удивление армектанца. — Он осторожен, внимателен и бдителен, но чересчур волнуется и очень устал. Ему сильно досаждает рана.

Оветен сглотнул слюну.

— Кага все еще идет за ним следом, кружит вокруг и не дает ни минуты отдыха, поскольку, стоит солдату на мгновение присесть, рядом тут же падает брошенный камень, иногда лязгает железо, и гвардеец движется дальше, вынужденный пребывать в постоянном напряжении. Так продолжается уже почти всю ночь… Кага не хочет рисковать; она давно могла бы уже выстрелить, но темнота не позволяет точно оценить обстановку. Поэтому она будет ждать почти до самого рассвета, когда солдат начнет падать с ног от усталости. Тогда она появится перед ним, а он, от радости, что наконец ее видит, сразу же выстрелит, не желая терять, может быть, единственного шанса. Возбужденный и разгоряченный, он наверняка промахнется. Арбалет перезаряжается долго… Так что Кага подойдет близко, а если он попытается убежать, спрятаться и выиграть время, она его догонит, поскольку она моложе и ловчее. Она выстрелит с такого расстояния, которое сочтет надежным. Шагов пять, может быть, шесть…

Оветен все еще молчал.

— Если бы на ее месте был я, — добавил кот, — я бы точно так же сначала измотал противника. Потом выдрал бы ему глаза. А потом, в подходящий момент, прыгнул бы на него сзади и сломал ему шею. Или, может быть, перегрыз горло. Но Кага не умеет передвигаться достаточно тихо и хуже меня видит ночью. Поэтому она закончит поединок иначе.