Магия обреченных - Клюева Варвара. Страница 14

От этого объяснения, простого и понятного, от участливого вопроса, прозвучавшего под конец, Хайна ощутила такое стеснение в груди, что снова не смогла говорить. Чувства переполняли маленькое сердце и били через край. Восхищение волшебницей, ее красотой, манерами, чуткостью. Благодарность к ней – за бережное отношение, за неподдельный интерес к такому неловкому, непривлекательному и невежественному существу, за готовность отвечать на вопросы подробно и обстоятельно, за умение объяснять так, что не нужно ничего уточнять и переспрашивать, даже если слышишь какое-то слово впервые. (Хайна до сих пор не знала слова «друг», но легко угадала его значение.) Обида и боль – от понимания, что в целом мире нет человека, который стал бы скучать по Хайне. Горькая и необыкновенно сильная тоска – по Аине. Робкая надежда – а может быть, Алмель захочет стать ее новым другом? Злость на себя – за эту глупую надежду («Нашла о чем мечтать, дурья башка! Кто она и кто ты?»), за неуместные слезы, наполнившие глаза, за мучительную неспособность ответить на простой вопрос.

В конце концов страх, что Алмели сейчас надоест ждать и она уйдет, помогли Хайне собраться и ответить:

– Раньше была Аина. Больше у меня никого нет… – И она, к своему ужасу, расплакалась.

Но Алмель – несравненная, непостижимая, невозможно добрая волшебница Алмель – даже теперь не выказала ни отвращения, ни неприязни. Напротив, она шагнула к Хайне, присела на корточки, так что их глаза оказались на одном уровне и попросила:

– Расскажи о ней.

И тут Хайну точно прорвало. Слова и слезы, так долго удерживаемые внутри, мешаясь и мешая друг другу, хлынули наружу потоками. Впервые девочка говорила об Аине не таясь. О том, какой она была необыкновенной – смелой, умной, доброй, ни на кого не похожей. О том, как они уходили в горы и подолгу, иной раз по две луны кряду, жили там вдвоем. О том, что Аина никогда не сердилась, не кричала, не запрещала болтать и задавать вопросы. О долгих вечерах у костра, когда Аина брала ее, Хайну, на руки и рассказывала девочке дивные истории. О трудных днях, когда Хайну одолевала хворь и Аина заворачивала ее в кокон из бесценной сайлаховой шерсти, укладывала в какой-нибудь неприметной пещерке, а сама собирала целебные травы и люань, готовила настои и питательные отвары, шептала над больной чудные присказки, укачивала на руках…

Алмель вдруг стремительно встала. Если бы Хайна не была так увлечена рассказом, ее наверняка поразила бы перемена, произошедшая с девушкой. Мягкий спокойный свет, которым мерцали черные глаза, сменился возбужденным блеском, смуглые скулы расцветились темно-розовыми пятнами, длинные, красиво вырезанные губы напряглись и собрались в узел. Но Хайна пребывала в плену собственных воспоминаний и ничего вокруг не замечала.

Она рассказывала о необыкновенной ловкости и находчивости Аины, умевшей справиться почти с любой бедой: отыскать среди голых камней пищу и укрытие от непогоды; развести костер, не имея ничего, кроме пары невзрачных камушков и пучка подмокшей соломы; вскипятить на этом костре воду в плоской раковине лича и приготовить целебный отвар, помогающий хоть от ушибов, хоть от укусов, хоть от мозолей…

– А еще она умела разговаривать со зверями. Правда! Все думали, что она приносит в дом много шерсти, потому что Дар позволяет ей незаметно подкрадываться к спящим сайлахам. Я тоже сначала так думала и очень боялась, что сайлахов что-нибудь случайно разбудит – ветер, упавший камень, птичья тень, – а Аина не успеет убежать. Я слышала от других родичей, что рано или поздно это случается с любой стригуньей, даже с самой одаренной, и тут ничего не поделаешь. Поэтому, когда Аина уходила на их поляну, я сжималась в комок, боялась пошевелиться, так мне было страшно, вдруг она не вернется. Один раз ее не было очень долго. Я расплакалась и плакала так сильно, что вся опухла. А потом Аина вернулась, увидела мое лицо и спросила, что стряслось. Я не хотела рассказывать, потому что, если говорить о смерти вслух, можно ее накликать, но Аина обо всем догадалась сама. И сказала мне, что сайлахи никогда ее не тронут, потому что она не обкрадывает их спящих, оставляя только голую шкуру, которая почти не защищает от холода, а договаривается с ними. Оказывается, сайлахи не любят, если шерсть отрастает слишком длинной, потому что тогда она сваливается и цепляется за всякие острые выступы, в ней застревают колючки и мелкие палочки с камушками, а это неудобно, иногда даже больно. Аина объяснила им, что собирается ухаживать за их шкурами, подстригать, вычесывать колтуны и всякую гадость, и они очень обрадовались. Позволили ей приходить к ним когда угодно. Она говорила, что они перекатываются по земле, подставляя ей то спину, то бока, то живот, и при этом ворчат от удовольствия. А еще…

Тут Алмель не выдержала.

– Подожди, Хайна! Прости, что перебиваю тебя, но это очень важно. Аина была нагорнийкой? Она родом с Плоскогорья?

– Нет, милостивая госпожа… Да… – Хайна растерялась, не зная как ответить, и снова замолчала.

– Ох, какая я глупая и нетерпеливая! Ты обиделась? Расстроилась?

– Нет-нет, милостивая госпожа! Я просто…

– Не поняла моего вопроса?

Девочка удрученно кивнула.

– Ничего страшного, сейчас попробуем еще раз. Только у меня просьба: не называй меня милостивой госпожой, ладно? Так здесь обращаются к высокородным дамам, а мое происхождение очень скромное. Тебе не трудно называть меня просто по имени – Алмель?

Хайна посмотрела на волшебницу с недоверием. Скромное происхождение? У нее?! Но помотала головой: нетрудно.

– Спасибо. Теперь я попробую объяснить свой вопрос. Насколько я знаю, почти у каждого сгорна имеется какой-нибудь особый, или, как говорят, магический, Дар. У нагорнов, напротив, магические способности – большая редкость. На всем Плоскогорье найдется, наверное, не больше трех дюжин женщин, знающих заклинания, обряды и ритуалы, которые позволяют воздействовать на природные стихии, зверей, птиц или на других людей. Когда-то таких женщин (их здесь называют ведьмами) было довольно много, но нагорны боялись их необыкновенных способностей и почти всех извели. Оставили лишь нескольких целительниц и вестниц, да и то только потому, что без их Даров нагорнам пришлось бы туго. Так вот, в число Даров, которыми наделены ведьмы, входит способность договариваться с птицами, зверями, деревьями, травами и даже с камнями. Целительницы умеют еще заговаривать травяные настои, готовить отвары и прочие целебные снадобья. Понимаешь, к чему я веду? Рассказывая про особые способности Аины, ты в точности описала умения нагорнийских ведьм-целительниц. Их Дар – врожденная связь с природой, живой и неживой. Благодаря ему они могут находить кров и пищу в такой местности, которая обычному человеку покажется бесплодной пустыней, договариваться со стихиями – ветром, дождем, огнем – и любыми живыми тварями, даже самыми хищными, распознавать хвори и травы, которые помогают их вылечить. Им ведомы рецепты самых разных снадобий и заклинания, умножающие силу лекарств. Словом, очень многое в твоем рассказе говорит, что Аина была целительницей. Но, насколько я знаю, среди сгорниек целительниц нет. Исцеление сгорнов, принадлежащих к тому или иному роду, находится в ведении горного лорда, главы рода. Или я ошибаюсь?

– Не знаю, милостивая… Алмель. Со мной никто, кроме Аины, не разговаривал, и я не очень хорошо разбираюсь в таких вещах. Но думаю, это правда. Я никогда не слыхала о Даре целительницы. И не помню, чтобы кто-то из женщин рода хоть раз кого-нибудь вылечил. Только Аина, но об этом никто, кроме меня, не знал…

– Тогда напрашивается единственный вывод: Аина родом с Плоскогорья. Я допускаю, что у женщины из рода сгорнов может случайно обнаружиться целительский Дар, но, для того чтобы его использовать, обязательно нужно учиться у другой целительницы. Мы должны выяснить, кто были родители Аины, кто ее воспитывал. Она, случайно, не рассказывала тебе о своем детстве?

– Рассказывала, милос… Алмель. Только я тогда была маленькой и не все поняла. Про отца Аины я знаю точно: это покойный лорд Герен, отец лорда Тахига, главы рода, живущего по соседству с нами, на ближней горе. Лорд Герен умер два года назад. Да, я помню, как дед уезжал, чтобы помочь Тахигу совершить похоронное жертвоприношение. Все в роду знали, что умерший – отец Аины, об этом много шептались наши женщины. Про ее мать никто никогда не говорил, и Аина тоже, потому что совсем ее не помнила. Но не думаю, что она была из рода нагорнов, иначе лорд Герен никогда бы не взял ее в жены. Горные лорды женятся только на дочерях горных лордов, благородных девах с Дарами либо матери, либо рукодельницы, либо стригуньи. Но точно я не знаю… Зато знаю, что Аина и правда родилась на Плоскогорье. Она рассказывала, как это получилось, но я почти ничего не помню. Кажется, лорд Герен поехал на Плоскогорье по своим делам и почему-то взял с собой жену, которая была на сносях. Бедная женщина умерла в родах, едва они добрались до границы. Лорд Герен не смог или не захотел ее спасти. Наверное, он был за что-то зол на нее, потому что оставил ее умирать у дороги, хотя по закону сгорнов должен был отвезти тело на вершину горы и оставить священным оаксам. Но все обернулось к лучшему. Умирающую роженицу нашла местная женщина по имени Лана. Она сумела спасти ребенка. Это она вырастила мою Аину. – Хайна прижала кулачки к груди и вздохнула: – Как бы мне хотелось поблагодарить ее! Ведь это она, Лана, подарила мне Аину, а Аина… Если бы ты знала, Алмель, как мне было хорошо с ней! Наверное, никто больше не будет так меня любить…