Вавилонский голландец - Гарридо Алекс. Страница 21

– Ганс, можно я тебе возьму кружечку? – предложил Майкл. – Мне с тобой бы посоветоваться насчет клиентов. А Гретель возьмем мороженого!

Они переглянулись.

– Давай попозже, после ланча? – предложил Ганс, Гретель чуть сжала его ладонь, одобрительно.

– Я уже очень сильно расслаблюсь, – огорчился Майкл. – Какие дела после ланча, о чем ты говоришь? После ланча надо готовиться к вечеру. Если ты неправильно провел это время – всё, считай, вечер пропал. А это уж вообще последнее дело.

Повариха смотрела на него неодобрительно, наконец позвала:

– Кэп, я записываю, между прочим. Если вы будете со всеми трепаться, мы ничего не успеем.

– Вот, видели? – горестно спросил Майкл, обращаясь уже ко всей улице (они стояли ровно посредине Фронт-стрит, и несколько Майкловых друзей и подруг остановились засвидетельствовать свое почтение). – Нанял эту засранку Мишель. Неделя, как приехала из Парижа, и уже знает, как надо работать в наших краях. А на самом деле она даже французского не знает толком. Выгоню я ее к черту, пожалуй.

– Вы меня не можете выгнать, – возразила девица. – Мне тогда не на что будет жить, я пойду по рукам, умру под забором и буду к вам приходить в страшных снах.

– Майкл, – сказала Гретель со смехом, – я вижу, экипаж у тебя уже подобран что надо. Ступай учи девушку, а нам надо идти.

– Я не девушка, – откликнулась Мишель, – а матрос и кок, у меня так в контракте записано. Кстати, Майкл, там еще сказано, что меня будут кормить три раза в день.

– Не «будут», а ты будешь всех кормить!

– Это в море, а на берегу меня надо обучать и кормить. Мы до сих пор не завтракали, а уже одиннадцатый час.

– Правда? – поразился Майкл. – Сейчас закажу что-нибудь.

– Не надо, – откликнулась хозяйка, выходя на веранду со скворчащей сковородкой. – Я ей уже сделала омлет, а то ты ее голодом заморишь. Посмотри, какая худенькая, тебе не стыдно?

– По сравнению с тобой кто угодно будет худеньким, – справедливо заметил Майкл и встал покрепче в ожидании неизбежного ответа.

Воспользовавшись заминкой, Гретель утащила Ганса из теплой компании Майкловых друзей, которые уже давали добрые советы, в основном на тему воспитания барышень и споров с женщинами.

Ганс все никак не мог привыкнуть к тому, что этот разгильдяй, вечно слегка навеселе, забывающий поесть, переодеться, не знающий, утро на дворе или вечер, в море становится совершенной машиной, содержит яхту в идеальном состоянии, знает все отмели и рифы на Наветренных островах, прокладывает курсы хоть по GPS, хоть по звездам и может стоять вахту сорок восемь часов, если нет подмены. Однако, глядя на него на террасе «Неряхи Джо», многие потенциальные пассажиры не решались положиться на такого капитана. Майкл относился к этому высокомерно-философски; кстати, он и сам мог послать куда подальше даже самого щедрого клиента, если тот казался ему хамоватым или даже просто дураком. Так что особого капитала он не скопил, но у него была яхта и дом с плоской крышей под звездным небом, а больше ему ничего не требовалось.

Наконец они завернули за угол, за здание таможни, откуда доносились взрывы хохота, и через палисадник подошли к крыльцу библиотеки. Гретель охнула, увидев очередной распустившийся клематис, и Ганс решил не ждать ее, вошел один.

Ему нравилось здесь всё. И сам дом необычной архитектуры с высокими узкими окнами, и прохлада, и полумрак внутри, и особенный запах книг. И эхо тут было особенное – не такое, как в жилых домах, или в магазинах, или в портовых складах. Впрочем, похоже на эхо в мастерской Джона. И библиотекарша была замечательная – мисс Джонсон, старая дева в седых буклях, тоже из китобойской семьи. Сама она училась в классическом университете где-то на материке, вернулась, замуж так и не вышла, но племянников и племянниц, теперь уже и внучатых, у нее было много. Для них она держала в высокой напольной вазе шоколадные конфеты – в библиотеке было всегда прохладно, и конфеты не таяли. Кроме шкафов с книгами, в комнате было множество удивительных предметов: компасы, секстаны, барометр, еще какие-то древние приборы – все из потускневшей меди, с четкими делениями, строгими циферблатами и шкалами. Старинный глобус, с любовно выписанными морскими чудовищами на месте Антарктиды. На стене – старый винчестер с отполированным стертым прикладом, рапира и кортик. Чучело аллигатора висело под потолком, белоснежный попугай бродил по клетке, цепляясь мозолистыми лапами за прутья, – он умел открывать дверцу, иногда летал по комнате, но предпочитал проводить время у себя, качаясь в кольце и разговаривая сам с собой или с хозяйкой.

Все это, да и сам дом, когда-то принадлежало отцу мисс Джонсон. Он был из шкиперов. Две другие дочки вышли замуж, а мисс Джонсон осталась хранительницей. Старый Джонсон, говорят, был человеком образованным, всегда уважал книги, а на старости лет проводил дни в саду, в качалке, читая неспешные толстые классические романы, исторические сочинения, книги по естествознанию и даже отцов Церкви. После его смерти мисс Джонсон решила – не пропадать же библиотеке, и открыла ее для публики. Жители охотно жертвовали книги, иногда собирали деньги, помогали содержать дом в порядке. Как раз недавно Ганс чистил желоба, скоро ведь ждали первых дождей. Гретель, конечно, часто помогала в саду: мисс Джонсон последнее время мучил радикулит, и она только давала указания. К тому же она не всем доверяла, а про Гретель сказала при всех, повелительно: «У этой девочки „зеленый палец“, она мне может помогать».

Ганс вошел, слегка пригнувшись, через невысокую входную дверь. В старые времена строили потеснее, а Ганс был здорово выше большинства островитян и пошире в плечах, правда, худ и довольно нескладен на вид. И в помещении он как-то никогда не знал, куда себя деть, вот и сейчас, озираясь в поисках хозяйки, то хватался за стул, то прислонялся к косяку и в конце концов решил позвать на помощь Гретель. Они столкнулись в дверях.

– Куда ты собрался, милый?

– А ее нету, – начал было объяснять Ганс.

– И ты решил убежать? Нет уж, давай дожидаться. – И Гретель втолкнула Ганса внутрь, не обращая внимания на его возмущенное сопение.

– Да не убежать я решил, а за тобой сходить! – наконец сумел объяснить Ганс.

– Боялся один не справиться? – съязвила Гретель, и тут на шум наконец спустилась сверху мисс Джонсон, осторожно ступая по лесенке.

– Дети, что вы расшалились? – Мисс Джонсон была строга и всегда называла их именно так, хотя у Ганса уже пробивались и в бороде, и в шевелюре седые волоски. Он и не возражал, наоборот, разговаривал со строгой библиотекаршей с особенным почтением.

– Мы пришли… – Он запнулся, не зная, с чего начать.

Гретель помогла:

– Мы пришли за советом, вы наверняка знаете!

– Смотря что, милая моя. – Мисс Джонсон на лесть особо не поддавалась и была о себе твердого высокого мнения. В общем, заслуженно высокого, как решили в свое время Ганс, Гретель и Саманта. Они сидели тогда втроем в мастерской у Саманты, пили чай собственного урожая и вспоминали разные эпизоды, когда мисс Джонсон решала, неспешно рассуждая, непростые задачи – например, как Саманте быть с Джоном, который не может работать без сердечных волнений. Послать его ко всем чертям, когда он влюбится в очередной раз, или незаметно управлять им по-женски? Библиотекарша подобрала Саманте целый веер рассуждений разнообразных великих умов, а потом еще показала, как вывести из них тот ответ, который Саманте хотелось услышать с самого начала. Так они до сих пор с Джоном и живут, каждый в уверенности, что перехитрил другого. Впрочем, они так были всегда привязаны друг к другу, что эти маленькие забавные хитрости, полагала Гретель, можно простить с легким сердцем. Да и по любому вопросу, даже не такому болезненному, у мисс Джонсон находилось обычно оригинальное мнение, а если не было – она его формулировала у вас на глазах, с безупречной логикой складывая кубик за кубиком, и редко ошибалась в итоге.

– Это, наверное, очень просто, – начала Гретель, доставая записную книжку, но тут же поправилась: – Конечно, не очень, а то бы мы вас не беспокоили! У нас есть несколько слов, и мы не знаем, что они значат. – Она раскрыла книжечку в нужном месте и приготовилась прочесть.