Мартлет и Змей - Яковлев Олег. Страница 89

Каждый из воинов был прекрасно вооружен: кривые мечи с изукрашенными гардами в ножнах на поясе или же за спиной, длинные составные луки, различное метательное оружие (от серповидных ножей до заточенных и утыканных шипами дисков). Облачение также заставляло удивиться: пластины и сочленения доспехов дополняли едва заметные детали – тонкая гравировка в виде гербов, символов, сцен сражений (у некоторых – так и вовсе целые вычурные панно на груди). При этом фигуры в тумане были обладателями многочисленных защитных оберегов, зачастую являвшихся составной частью оружия или доспеха. Кроме того, многие могли похвастаться различными склянками с эликсирами и мешочками с ингредиентами, закрепленными на поясных ремнях, а также приспособлениями для преодоления стен – шелковыми и при этом крепкими, как цепи, веревками с петлями и прочим снаряжением, которое посторонним могло показаться совсем уж странным. Помимо этого правое запястье каждого из воителей перетягивала белесая нить – отрезанный при помощи магии призрачный волос баньши, защищавший обладателя от ее жуткого крика.

Сам дух-плакальщик был тут же – бледный силуэт смиренно застыл, сидя на мостовой в образе печальной женщины с распущенными до земли волосами. От утыканного шипами ошейника к пальцам ближайшего воина волочилась по камням цепь из чистого железа, которая намертво крепилась к массивному кованому браслету. Браслет был соединен с перчаткой. Тяжелый металлический поводок хозяин призрака при этом крепко сжимал рукой – даже сейчас путы, удерживавшие чудовище, ни на миг не ослабевали.

– Мой саэгран, зачем вы остановили меня? – Один из воинов, не спешащий убирать стрелу обратно в колчан и все еще продолжающий удерживать оперенную смерть на тетиве опущенного вниз лука, обратился к своему предводителю. – Смею заверить, с подобного расстояния я убил бы одной стрелой обоих.

– Это лишнее, Феахе. – Холодная усмешка слегка коснулась губ ала Неллике. – Я хочу, чтобы они остались в живых и боялись. Страх – это такое же оружие, как стрелы, мечи и копья. И в умелых руках он разит не менее точно.

– Но они предупредят тех, кто остался в замке! – вскинулся эльф.

– Ты мыслишь как тактик, страж. Попробуй взглянуть шире. – Сейчас, когда все шло согласно намеченному им плану, саэгран пребывал в том обманчиво-благодушном настроении, когда мог поделиться частью своих мыслей с ближайшими соратниками. – Да, они убежали и окажутся в замке. Но не предупредят – на это просто не хватит времени, а вот поднять панику – тут они преуспеют. Действие одно и то же, но результат другой. Эти беглецы не единственные. Я не зря отдал стражам приказ врываться в дома, убивать мужчин на глазах у женщин, а женщин – в присутствии их детей. Город наполняется страхом, и теперь каждая из этих крыс захочет зарыться в нору поглубже. Те двое мало что успели понять, но неизвестное всегда страшит больше, и вскоре ты убедишься: чтобы взять замок, моим воинам не потребуется даже натягивать тетиву.

– Саэграну, конечно, виднее, чем и как разить врагов. – Страж опустил голову. – Вот только страх… Он больше походит на тяжелый двуручный меч. Им очень удобно рубить головы приговоренных к смерти, но трудно фехтовать с умелым бойцом, чьи руки твердо сжимают сталь.

– Для достойного противника всегда найдется особый клинок. Например, подобный вот этому, – парировал Остроклюв, демонстративно вынимая из изукрашенных рубинами ножен кинжал тонкой ковки с антрацитовой гардой в виде птичьего клюва.

Оружие удобно легло в расслабленную ладонь саэграна, Неллике обратил его острием к себе, а сомкнутый клюв рукояти направил в сторону собеседника. Перекладывая в руке кинжал, Неллике наблюдал за мимикой на лице подчиненного, не сводя с того глаз.

– А вот, скажем, для презренного труса, предавшего своего лорда, какой конец предложил бы ты, Феахе? Стоит ли марать дорогую сталь его кровью?

– Вы полагаете, что одна смерть сильно отличается от другой? Вопрос ведь не в том, чем убивать, вопрос в том, как сделать это быстрее и убедительней. – Феахе с определенной опаской смотрел на клинок в руке своего господина. Этот эльф был далеко не глуп и уже догадался, что данный разговор затеян Остроклювом не просто так.

– Вопрос не в результате, страж. Я уже говорил, что ты мыслишь как тактик. Ты опять путаешься в понятиях достижения цели и желаемого результата, не в силах узреть всей глубины стратегии. Эстетика и символизм здесь могут стать важнее эффективности, ведь уничтожить предателя – это особая смерть, и она будет стоить сотен других. Убить врага в бою – это одно, казнить труса – другое, а покарать изменника – третье. Если ты убиваешь труса в бою как воина, кто же будет знать, что ты убил труса? Точно так же нельзя и просто казнить изменника, пусть и по другим, менее очевидным причинам.

– По другим? Не слишком ли сложно для столь очевидного решения…

– Ты должен понять одно. – Саэгран больше не слушал Феахе – он заканчивал свою мысль, наблюдая за реакцией собеседника. – Ни к чему показывать слабину, публично признавая свои ошибки, если только ты сам не уверен в том, что они больше не повторятся. Представь, что пока ты не можешь определить настоящего предателя и все еще продолжаешь сомневаться, занося над ним нож; но вот казнить невиновного ты можешь в любой момент, не так ли? Кто ждет от тебя подобного шага?

– А? – Феахе вздрогнул и отступил на шаг назад по каменной мостовой, почувствовав подвох. Голос его дрожал: – К чему вы все это говорите, мой саэгран? Вы меня в чем-то подозреваете?

– Хвала Лебедю, уже нет. – Неллике молниеносным движением развернул свободно покоящийся в руке кинжал и тут же вонзил его в грудь эльфа. Не носивший тяжелых лат страж захрипел и судорожно схватился руками за торчащую из тела черную раскрывшую клюв рукоять, уже начавшую окрашиваться сочащейся кровью. – Даже не пытайся выдернуть его. Это «поцелуй смерти», клинок, которым в старые времена убивали благородных лордов на залитых кровью тронах. Лезвие с кое-каким «секретом» – оно раскрывается внутри, после чего выдернуть его из раны, не задев при этом жизненно важных органов, практически невозможно.

Яростный хрип раненого вкупе с выступившей на губах кровью и застилающей зрение пеленой боли в глазах показывали, что он и так уже это понял. Жить эльфу оставалось совсем недолго.

– Я более ни в чем не подозреваю тебя, мой верный Феахе, – наклонившись к жертве так, чтобы никто не услышал, тихо и с некоторой печалью в голосе произнес Остроклюв. – Я знаю: ты и в самом деле не предавал меня, можешь считать это своим оправдательным приговором. Но даже такой приговор порой бывает необходимо привести в исполнение. И твоя смерть, эта публичная и показательная кара, еще послужит мне. Она вынудит настоящего предателя, мерзкую изворотливую змею, пригретую на моей груди, совершить ошибку. Капканы готовы, загонщики расставлены, нужен был лишь сигнал горна, чтобы спугнуть зверя. И он прозвучал с твоим хрипом…

Неллике повернулся к своим стражам, глядевшим на произошедшее со страхом и недоумением.

– Я убил предателя. Вы все видели, мои Певчие Птички. Этот день запомнится вам как день, когда я наконец избавил мир от господина Жаворонка.

Стражи молчали, и Неллике усмехнулся…

…Отряд воинов в пурпурных одеждах двинулся дальше по утопающей в тумане улице. Впереди шел предводитель в крылатом шлеме и развевающемся черном плаще за спиной. Один из угрюмых стражей вел на цепи рыдающую баньши – сегодня ей предстояло оплакивать многих; другой тащил оставляющее кровавый след на камнях тело с кинжалом в груди, грубо волоча его за собой на веревке.

Как ни странно, сэру Уильяму тоже не спалось этой ночью. С самого вечера граф Реггерский расположился в личном кабинете своего давнего врага и занимался тем, что с упрямством, достойным лучшего применения, пытался вникнуть в состояние его дел и раскрыть тайные замыслы. Поначалу он изучал свитки и документы, во множестве разбросанные на письменном столе барона, но длинные колонки цифр и отчетов, нудные докладные записки подчиненных и непонятные долговые обязательства очень скоро наскучили Сноббери.