День револьвера - Уланов Андрей Андреевич. Страница 7
6. Дыра пулевая – 2,50, скидка за опт начиная с десяти.
7. Дыра от ядра…
8. Взрыв динамитной шашки…»
Список был длинный – чувствовалась проявленная при его составлении гномская обстоятельность – а завершало его весьма «ободряющее» заявление о том, что «раненым предоставляется отсрочка платежа и скидки до 15 %».
– Эй, Хавчик, а чего это цены так подскочили?! – Гобл, выгнув шею, также разглядывал «прейскурант». – Месяц назад дыра от пули была всего по два двадцать.
– Инфляция, – лаконично сообщил гном.
– Чего?!
– Все дорожает.
– Ладно, – вздохнул я, – добавьте к общему счету.
Оставалось лишь надеяться, что пуля не натворила дел на противоположной стороне улицы. Кто знает, какие там расценки на дыру в стене, в портрете любимого дедушки Джо или, упаси Господь, в самом дедушке Джо.
– И, Толстяк, – тихо произнес я, когда гном отошел обратно за стойку. – Хочу попросить кое о чем.
– Ы?
– У гоблов отличный слух, верно?
– Ы? Говори громче, эй-парень, я после сегодняшнего трам-тара-рама малость глуховат.
– Не мог бы ты, – я повысил голос, – предупреждать меня всякий раз, когда на пороге объявится кто-то вроде этого… Хьюи.
– Несложная работенка, эй-парень. – Гобл сверкнул клыками. – Хьюи у нас один такой. Местная достопримечательность, эта… как его… уникум!
Странно, подумал я. Мистер Небьюл, учитель воскресной школы, тоже иной раз именовал некоторых учеников этим самым уникумом, но… я покосился в угол, где скрючилась над пивом черная тень. Сходства с Тимом Перкинсом не было и в помине, равно как и с Мэгги Лав.
В любом случае от гобла я хотел добиться кое-чего другого.
– Я имел в виду: предупреждать, когда в салун войдет кто-то, выглядящий опасным, но по кому вовсе не стоит стрелять. Так понятно?
– Угы, яснее ясного, – кивнул Толстяк. – Предупреждаю.
Думаю, минут через пять я бы все же понял, что гобл не шутил – разве что издевался. Я все же не тупой. Но сейчас в моем распоряжении оказалась лишь пара секунд. Затем около нашего стола объявился лишний стул, а на нём – примерно триста фунтов костей, мышц, усов, черной кожаной куртки, многократно переломанного носа и очень скверного настроения. По многочисленным шрамам – от подбородка до макушки начисто выбритого черепа – можно было бы легко представить отдельные подробности карьеры нашего гостя. Впрочем, узнавать их я сейчас хотел, пожалуй, меньше всего. Мне вполне хватило понимания того факта, что подсевшего к нам человека явно тяготила предстоящая необходимость разговаривать – общение посредством кулаков и револьвера было для него привычнее.
– Значит, вот чего, – начал он. – Я местный шериф, звать меня Билли Шарго, и меньше всего на свете мне нужны неприятности в моем городе!
– Дарова, Билли! – тут же отозвался гобл. – С тобой мы типа знакомы, а моего нового друга зовут «Эй-парень!».
Шериф не удостоил Толстяка даже намека на взгляд. Он медленно и тщательно изучал меня – нахмурившись, то и дело моргая, и снизу вверх. Я припомнил, что именно так и с таким же выражением на лице наш станционный кассир Ларс Хенкли рассматривал банкноты, в которых подозревал фальшивку, – и это сравнение мне совершенно не понравилось.
– Меня зовут Кейн, мистер Шарго, – сказал я, – Кейн Ханко.
– Кейн, значит, – усмехнулся шериф. – Ну а где ж тогда твой брательник Авель?
Знал бы ты, сколько раз я слышал эту шутку, тоскливо подумал я. И как она мне надоела!
– Вот за этим как раз мама и отпустила меня в Пограничье. Найти брата. Только его Крисом зовут. Крис Ханко. Не доводилось о таком слышать?
– Нет.
На мой взгляд, ответ последовал слишком быстро, чтобы счесть его правдивым. Но указывать на это собеседнику было… как-то неловко.
– Жаль, – вздохнул я.
– Эй, а каков он из себя, твой брательник? – снова встрял в разговор гоблин. – В смысле морды рожи.
– Ну-у…
Это был сложный вопрос. Когда Крис отправлялся из дому «поглядеть на мир и людей» через прицел федеральной винтовки, я был еще мал и сейчас не очень-то полагался на те, детские воспоминания. Да и братец сейчас наверняка выглядел постарше. Из более же свежих изображений наличествовала газетная вырезка, извещавшая о свадьбе мистера Кристофера Ханко и мисс Элизабет Дегран. По прилагавшемуся к заметке рисунку можно было уверенно сказать, что платье невесты – белое, сюртук жениха выдержан в темных тонах, а в свадебное «сефтоновское» ландо запряжен единорог, статью очень похожий на першерона.
– …вроде как я, только старше.
– Шутишь? – этот вопрос задал шериф. Толстяк же отреагировал протяжным: – Издеваешсиии?
Я мотнул головой.
– Вон тама, за третьим от входа столом, – гоблин показал на правое плечо Малыша Рока, – сидит, а скорее, лежит, ужравшись в хлам, Джонни-Редис. У него лысина на полмакушки, седые космы заместо нормальных волос, три зуба на всю пасть, бельмо на левом глазу и рожа из сплошных морщин. Месяц назад он клянчил на выпивку по случаю своего дня рождения… ему стукнуло двадцать два.
– Жертва Дикой Магии? – со знанием дела предположил я.
– Дурные приятели, эй-парень. В первую очередь – они!
– А во вторую?
– Всякая мелочь, – гобл изобразил какой-то странно-неопределенный жест, – дешевое мексиканское пойло, вода из луж, мясо падали, ветер, солнце, черный маг в плохом настроении…
– Толстяк.
– Чего, Билли? – оскалился гобл.
Шериф молчал. Зловещая тишина над столиком очень медленно досчитала до пяти. Толстяк прекратил скалиться и, опустив голову, тихо буркнул: «Чего надо, мистер Шарго?»
– Твое молчание.
Гобл не ответил – то ли оскорбился вконец, то ли начал выполнять приказ шерифа немедленно по получении. Шарго еще с полминуты посверлил его глазищами, а затем вновь обратил внимание на меня.
– Я жду ответа, – напомнил он.
– Э-э… а на который вопрос, мистер?
– Как ты собираешься найти своего брата, если даже не можешь описать его?
– Ну, – начал я, – думаю, Крис все же немного похож на прежнего себя.
– Ясно.
«…что ты, парень, круглый дурак!», – без труда закончил я фразу.
В чем-то шериф был прав – временами я и сам не очень верил, что мне удастся выполнить маменькино поручение. Жизнь в маленьком городишке, она того… искажает представление о мире, особенно – о его размерах. Дома я и сам, глядя на вырезанную из газеты карту Пограничья, не мог представить, что россыпь городков и фортов отделена друг от друга не парой мушиных шажков, а десятками миль.
Но, мы, Ханко, не те люди, чтобы так вот запросто дать задний ход, не выполнив задуманное… ну или хотя бы не попытаться.
– Следующий вопрос – что стало с бандой Кривоклыка?
– Я.
Шериф мрачно посмотрел на меня. Сунул руку куда-то в недра куртки – я едва не сполз под стол, хотя и видел, что револьвер шерифа «мирно» покоится в кобуре на поясе – достал небольшую плоскую флягу. Аккуратно, двумя пальцами скрутил крышку – и по салуну сразу же пошел вкусный запах, то и дело исторгая из посетителей завистливый стон. Сам Шарго тоже пару секунд пошевелил ноздрями, затем изобразил на лице подобие улыбки, поднес флягу ко рту и сделал один маленький глоток.
– Хочется еще, – объявил он, пряча свое драгоценное пойло назад и, заметив мое недоумение, пояснил: – подробностей.
По тону ясно чувствовалось: выслушивать эпическую поэму о долгой и кровавой битве, с участием орды-другой орков с одной стороны и федеральной дивизии с другой, шериф отнюдь не жаждет. Поэтому я счел за лучшее ограничиться очень кратким рассказом: шёл, встретил, поговорил, пальнул, попал, бабахнуло, один в дым, второй просто труп, поднял револьвер, пальнул, попал, убил.
Шериф задумался.
– Вообще-то за голову Кривоклыка было назначено двести пятьдесят долларов. Жаль, что ты не догадался прихватить её.
– Там головы-то и не осталось, – с сожалением сказал я. – Говорю же: разнесло в клочья.
– Ну, значит, не повезло тебе!