Сердце волка - Хольбайн Вольфганг. Страница 125

Ему это было просто необходимо.

Штефан направил свое внимание на таящееся в нем существо, для которого это послужило сигналом к решительным действиям. Существо уже давно этого ждало. В сознании Штефана словно раздался щелчок. Казалось, сработало очень старое, но никогда еще не использовавшееся, однако вполне работоспособное соединительное устройство, — и что-то внутри Штефана вдруг кардинально изменилось.

Штефан раньше уже не раз задавался вопросом, как же будет происходить в нем трансформация, и его представление об этом оказалось довольно близким к тому, что теперь происходило. Он вовсе не утратил обычное сознание и не перестал управлять своими чувствами и своей волей. Как раз наоборот: его сознание и его чувства в мгновение ока вышли на новый, более высокий уровень даже по сравнению с тем, какими они стали за последние дни. Потоки информации об окружающем мире со всех сторон хлынули в его мозг так мощно, как никогда раньше, но теперь ему уже не составляло труда успевать их анализировать и принимать соответствующие решения. Физически он все еще был человеком, но под этой — такой обманчивой — внешней оболочкой теперь скрывался настоящий волк.

Штефан сделал несколько шагов, направляясь на улицу, остановился и посмотрел по сторонам. Было слышно завывание семи, нет, восьми различных сирен, однако он понимал, что пройдет не менее пяти минут, прежде чем ближайшая из полицейских машин появится возле дома Роберта. Полицейский автомобиль напротив ворот дома все еще горел, однако пламя уже не было таким ярким и бушующим, как раньше, а потому Штефан мог отчетливо рассмотреть автомобиль наемников. В нем сидели два человека, присутствие которых Штефан чувствовал. А еще он чувствовал, что третий наемник находится где-то слева от него. То, что позволяло Штефану все это ощущать, вовсе не было телепатией, а представляло собой сложный комплекс других, ранее неведомых ему чувств, которые в своей совокупности были близки к телепатии. Наемник, прятавшийся слева от Штефана, был сильно озадачен и встревожен. Он видел, как Штефан вынес Ребекку из пламени, и не стал по ним стрелять только потому, что сильно удивился. Теперь он спрашивал себя, куда же исчезли выскочившие из огня призраки, и внимательно смотрел по сторонам, держа палец на спусковом крючке.

Штефан, двигаясь абсолютно бесшумно, обогнул наемника и подошел к нему сзади. Русский, стоя за кустом на одном колене, держал в руках карабин с оптическим прицелом, который по размерам был едва ли не больше, чем сам карабин. «Наверное, инфракрасный прицел, о котором говорил Уайт», — подумал Штефан и бесшумно приблизился к наемнику. Тот, тем не менее, почувствовал, что сзади кто-то есть, и, когда Штефан находился от него на расстоянии всего одного метра, резко развернулся, вскинув при этом свое оружие. Его движения были просто невероятно быстрыми.

Но недостаточно быстрыми для того, в кого теперь превратился Штефан.

Он молниеносно выбил оружие из рук наемника, одним ударом повалил русского наземь и набросился на него раньше, чем русский успел понять, что происходит. Штефан легко смог бы убить наемника буквально за секунду. Но это было для него неинтересно. Поэтому он дал противнику достаточно времени для того, чтобы его страх перерос в ужас, а ужас — в панику, и лишь затем одним ловким движением без труда свернул ему шею.

Дыхание Штефана осталось совершенно ровным, как будто он ничуть не напрягался. Он выпрямился и снова посмотрел на автомобиль наемников, видневшийся за горящей полицейской машиной. Штефан ощущал двух сидевших в ней людей так же отчетливо, как будто они находились прямо перед его глазами. Если Уайт не ошибся в своих подсчетах, то эти двое были последними из отряда Баркова.

Штефан удивился тому, что русские все еще здесь. Через несколько минут сюда должен был нагрянуть целый караван полицейских машин. Шансы Баркова выбраться из этой заварушки целым и невредимым таяли буквально с каждой секундой. По всей видимости, сын убитого главаря наемников просто ослеп от ненависти и жажды мести и уже не думал ни о собственной жизни, ни о жизни своих людей.

Впрочем, Штефану было все равно — настолько все равно, что он даже не расстроился бы, если бы Барков удрал. Штефан знал: он все равно найдет этого убийцу, даже если он спрячется на другом конце света.

Он хотел тут же пойти к машине наемников, но передумал и, наклонившись, поднял оружие убитого им русского. Оно было тяжелым, а инфракрасный прицел делал его громоздким и неудобным. Штефан несколько секунд безуспешно пытался понять, каким образом прицел присоединяется к карабину, чтобы снять его, но затем, так и не разобравшись в этом, а просто используя грубую силу, оторвал прицел и отбросил его в сторону.

То, что он не смог понять принцип действия этого незатейливого устройства, слегка обеспокоило его. Похоже, что за свои новые сверхъестественные способности ему пришлось заплатить кое-чем другим. Он теперь был необычайно сильным и обладал рефлексами и быстротой дикого зверя, но его способность разбираться даже в довольно примитивной механике явно стала хуже. Возможно, он утратил и многое другое, гораздо более важное.

Однако для осуществления того, что он задумал, ему вполне хватало волчьих инстинктов.

Штефан подошел к забору и, остановившись, задумался. Он вполне мог перемахнуть через забор и проскочить прямо сквозь пламя горящей полицейской машины, чтобы напасть на Баркова и его товарища. Если Штефан окажется достаточно быстрым, пламя не причинит ему вреда, а внезапность нападения обеспечит победу. Тем не менее Штефан решил действовать по-другому. Не следовало показывать Баркову, с кем он имеет дело. Пока не следовало.

Штефан бежал вдоль забора, пока не достиг участка, не освещенного пламенем горящей машины. Он перелез через забор, еле заметной тенью пересек улицу и под прикрытием темноты подошел к машине русских с противоположной стороны. Если бы Барков или его товарищ посмотрели назад в свои приборы ночного видения, то никакая темнота не спасла бы Штефана, но он надеялся, что внимание его противников приковано к горящему дому и тому концу улицы, откуда доносился рев сирен. Кроме того, если бы они его заметили, он это сразу же почувствовал бы.

Пока они даже не подозревали о его приближении. Штефан чувствовал напряжение этих двоих, а еще то, как много в этот момент было в их крови адреналина. Однако Штефан не сомневался, что они его еще не заметили.

Темный участок улицы заканчивался в трех метрах от машины. Далее начиналось хорошо освещенное пространство.

Штефан бросился вперед и, размахнувшись на бегу своим оружием, прямо через окно двери врезал прикладом сидевшему на правом переднем сиденье человеку по лицу. Он ударил не изо всех сил, потому что не хотел его убивать, однако этого удара вполне хватило, чтобы наемник потерял сознание и бессильно откинулся на спинку сиденья. Штефан молниеносно открыл дверь и одной рукой выдернул русского из машины с такой силой, что тот отлетел в сторону метра на три или четыре. Еще до того, как он шлепнулся на асфальт, Штефан заскочил в машину и кинулся к Баркову.

Барков, безусловно, был ошеломлен таким неожиданным нападением, однако отреагировал поразительно быстро. Впрочем, он отреагировал очень быстро для обычного человека, а потому не мог тягаться со Штефаном. Барков не стал нацеливать на Штефана свой автомат (в тесноте автомобильного салона у него это все равно не получилось бы), а, бросив его, попытался выхватить из-за пояса пистолет. Однако он не успел это сделать: Штефан ткнул дуло карабина ему в горло прямо под подбородок.

Барков замер. Как ни странно, Штефан не почувствовал в нем ни малейшего страха. По-видимому, этим наемникам при их образе жизни так часто приходилось сталкиваться со смертью, что они уже научились ее не бояться. А может, явившись сюда, Барков рассматривал вариант своей гибели не как потенциальную возможность, а как нечто такое, что должно произойти почти наверняка. Тогда он был своего рода камикадзе, заботящемся лишь об успехе операции, а не о своем спасении. Единственное, что Штефан чувствовал в Баркове, — это глубокое разочарование.