В лабиринте миров (СИ) - Любушкина Татьяна Евгеньевна. Страница 64
Дворник Михалыч отбросил свою метлу и рысью побежал к подъехавшей “Волге”.
- Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время, – от звука знакомого голоса я вздрогнула.
- Не убудет с нас, Яков Петрович, а с порядком-то оно надёжнее.
- Что, Николай? Дома?
- Дома...
Я заткнула уши.
Просидела я под сосной довольно долго, пока из чёрного хода, что был прямо напротив меня не выбежала круглолица девчонка с двумя тонкими косичками. Лицо её было красно, а на шее наливались здоровенные синяки.
- Настя!
Девчонка вздрогнула и остановилась.
- Чего тебе? Кто такая?
Лицо девочки мне показалось знакомым. Не знакомым со вчерашнего дня, а так, будто я знаю её, очень давно.
- Никто. Я к Катерине пришла. Да, говорят, она больна.
- Катька?! – Настя фыркнула. – Да она сумасшедшая. Не ходи ты к ней, греха не оберёшься.
Я дотронулась до её шеи.
- Это она тебя так?
- Она, кто ж ещё, – буркнула Настасья.
- А зачем ты к ней ходишь? Зачем дружишь с ней?
Настасья передёрнула плечами и сурово, совсем по-взрослому проговорила:
- Не дружу я. У нас с ней одна беда.
- Какая?
- А вот это не твоё дело! – отрезала Настя. Она независимо крутанулась на пятке и перемахнула на улицу через забор, игнорируя калитку.
С другого конца двора Михалыч потрясал своей метлой.
- Ишь, сволота! Я тя научу через дверь ходить, так и норовит по забору лазать!
В его голосе не было злости, ворчал он скорее “для порядку”.
Я кивнула Михалычу, как старому знакомому.
- Здравствуйте! Дома ли Катерина?
- Дома, где ж ей быть?
- Ну, может к друзьям ушла? Или учиться... Она ведь учится?
Михалыч глянул на меня с подозрением.
- Ты чья будешь-то?
- Я к Катерине пришла. Мы недавно познакомились, и она пригласила меня в гости.
- Где познакомились? – въедливо спросил Михалыч.
- Здесь, – простодушно ответила я. – Меня подруга привела. Маша. Катерина пригласила заходить ещё. Вот я и пришла.
- Пришла, так и ступай, – Михалыч махнул рукой в сторону дома и принялся ожесточённо мести двор.
Я пожала плечами и направилась к двери. Прямо в узком коридоре столкнулась с Софьей.
- Ты кто?
- Медсестра, – правдиво ответила я. – Я к Катерине.
Как я и рассчитывала, Софья не удивилась, только спросила:
- А Олимпиада Игоревна где?
- Заболела, – я пожала плечами. – Я, правда, в гинекологии работаю, с беременными, но укол сделать смогу. Покажете, где комната Катерины?
- С беременными? – не слушая вопроса, переспросила Софья. – Ой, а можно вас ненадолго?
- Конечно, – я улыбнулась так лучезарно, как только могла.
Комната Софьи располагалась на первом этаже, рядом с кухней и столовой. Расположение её было не очень удобным для проживания, но безупречным для наблюдения за домом. Битых три часа я выслушивала жалобы на недомогание и давала многочисленные советы, которые Софья тщательно записывала в тетрадь. Мне отроду не доводилось общаться с беременными, но я не опасалась дать неверный совет. Бедняжке Софье и её, не рождённому малышу, оставалось жить от силы два-три часа, какая уж тут разница, будет она их выполнять или нет?
Софья спохватилась, когда часы пробили пять.
- Ой, к нам гости сейчас прибудут, а я ещё вас и не расспросила, как следует!
- Ничего страшного, я ещё вернусь, – я вежливо поднялась, расценивая слова хозяйки, как намёк на то, что мне пора уходить. – Но если вы мне позволите подождать... У меня, видите ли, ещё один визит назначен на вашей улице, но только через три часа. Я живу далеко и...
- Да, конечно, господи! – Софья не дала мне договорить. – Ждите, сколько угодно! Вот книги, я вам еды принесу!
При слове “еда” мой желудок возмущённо дрогнул. В этом доме все обещают принести еду, но не доносят.
- Было бы очень кстати, я, знаете ли, не обедала сегодня, – очень скромно, но настойчиво я намекнула на то, что еда мне потребуется в первую очередь.
Софья охотно метнулась на кухню и принесла гору всякой снеди: кусок жаренного цыплёнка, четыре пирожка с мясом, стакан молока и два ярко-красных яблока.
- Ешьте на здоровье, а я пока соберусь.
Не стесняясь меня, Софья сбросила платье, понюхала под мышками, поморщилась и щедро увлажнила впадины ядрёно пахнущими духами. В комнате нечем стало дышать. Аппетит у меня пропал.
- Вы извините, что я вас за стол не приглашаю, – щебетала Софья. – Яков Петрович не любит чужих за столом.
- Яков Петрович ваш муж?
- О, нет, что вы! Я невеста его сына Николая, – Софья скромно потупила глаза. Видимо она уже свыклась с новой ролью.
... Ужин проходил в столовой, и я слышала каждое слово. Широкая замочная скважина также позволяла мне не только слышать, но и видеть собравшихся.
За столом сидел Яков Петрович, его супруга Надежда, та самая полная дама, что не так давно рыдала в комнате наверху. Сын Николай, бледный темноволосый юноша с полными, безвольно обвисшими губами. Софья – невеста Николая. Катерина – дочь Якова Петровича. Из приглашённых за столом присутствовали полный мужчина с широкой во всё темечко плешью, закрытой редкими, зачёсанными набок волосами и его дочь, юное пятнадцатилетнее существо с огромными наивными глазами, к которой Яков Петрович проявлял неподдельный интерес.
Перед ужином было объявлено о помолвке Софьи и Николая. Я наблюдала со своего поста, как изумлённо вытянулись лица у людей за столом. Причём менее удивленными были гости. Пятнадцатилетняя дочка партийного работника мило зааплодировала, её плешивый папа поздравил молодых, а домочадцы сидели, как в рот воды набрали, пока Яков Петрович не стукнул кулаком по столу.
- Ну, сын?! Благодари отца. И Сергея Ивановича.
Николай поднял на отца глаза полные скорби.
- На работу ко мне пойдёшь, – благодушно объяснил Сергей Иванович. – Номенклатурный работник с персональным водителем и автомобилем. Оклад солидный. Ведь вы уже пополнения ждёте? Всё-то вам не терпится!
Софья целомудренно зарделась, а Катерина истерично расхохоталась.
- Ай, да папа, ай да молодец!
Пятнадцатилетняя дочка снова захлопала и хрустальным голоском произнесла:
- Какой вы замечательный отец, Яков Петрович! Мне папа много о вас хорошего рассказывал, а теперь я и сама вижу!
Яков Петрович поднёс нежную ладошку ко рту и с благодарностью запечатлел на розовой коже отеческий поцелуй.
Первой оправилась Надежда.
- Давайте выпьем за молодых, – предложила она. – Пожелаем им счастья и здоровья.
Дальше пошёл обычный разговор, какой бывает во всяком застолье, будто ничего и не произошло, пока снаружи не раздался крик дворника Михалыча:
- Пожар! Горим люди!
Мой наблюдательный пункт оказался ближе всего к чёрному ходу. Я выскочила наружу и лицом к лицу столкнулась с Настей. Волосы её были растрёпаны, на щеке сажа, а в руках... в руках её была стеклянная бутыль, в которой плескалась вонючая жидкость. Керосин.
- Ты! – руки мои потянулись к бутыли, но Настасья оказалась проворнее и толкнула меня в грудь. Я потеряла равновесие и упала и тот час горящая балка рухнула мне на голову. Мир погрузился во тьму.
Я очнулась от визга тормозов.
Подняла голову и огляделась. Привычный вид. Осень. Сосны. Знакомые голоса.
- Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время.
- Не убудет с нас, Яков Петрович, а с порядком-то оно надёжнее.
- Что, Николай? Дома?
- Дома, где ж ему быть. Вторые сутки сидит взаперти.
Голова гудела, видимо удар горящей балкой не прошёл даром. Я вошла в парадную дверь, не обращая никакого внимания на оторопевшего Михалыча, и по ступенькам поднялась на второй этаж.
Обстановка здесь была куда богаче, чем на третьем этаже или во флигеле Катерины. Открыла наугад первую попавшуюся дверь и попала в кабинет.
Большой письменный стол, покрытый зелёным сукном, кожаное кресло. Полки с книгами. Книг было множество, они стояли за стеклянными дверцами, и видно было, что доставали их не часто. Интересовавшая меня книга бросилась в глаза, сверкая дорогой инкрустацией и вкраплениями дорогих камней. Правда, видно это было не каждому. Обычный зритель видел в ней только скучный трактат некоего И.Е. Тер-Огибяна “О юных и зрелых годах Карла V Великолепного”