Кембрия. Трилогия (СИ) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович. Страница 110

– Недуг недугом, но она ведь и выздороветь может. И в драку полезть. А у нее дите малое. Не всякий младенец переживет поход. Так что позора в том не будет. А остальное – моя отцовская воля. Пусть просто поживет. Без войны…

И ждал отповеди. К его удивлению, Гулидиен махнул рукой и согласился. Но деньги не взял.

– Кого‑то надо и на хозяйстве оставить, – улыбнулся он отчего‑то мечтательно. – Пусть так и будет. Но это не значит, что твоя дочь усидит без дела. Просто не сможет. Сам ее знаешь.

– Ничего, – Дэффид слегка растерялся, – у нее есть ребенок, две ученицы, новая плавильня… Да и домашней работы прибавится. Многие же уйдут воевать.

Король, и без того пребывавший в добром расположении духа, хлопнул ладонью по столу. Заметил, если поначалу Дэффид говорил о войне с Уэссексом как о возможном деле, которое ему не нравится, то теперь – как о штуке довольно неприятной, но совершенно решенной.

– Прибавится, – согласился Гулидиен, и хозяин заезжего дома вдруг понял, что ломился в открытую дверь и теперь ему лететь незнамо куда со всех ног. И хорошо, если сзади скорости не добавят. – Ой и прибавится. Мы ведь с Гвином из‑за нее поссорились.

– И что? – насторожился Дэффид.

– То, что раньше у морских злодеев хоть какой‑то страх оставался. А теперь – гола дорога. Приплывай когда хочешь, грабь кого хочешь…

Король замолчал и принялся ковырять гусиную ногу вилкой. Захотелось спросить – у него что, руки грязные? Вилка хороша, когда едят из общего котла. Это что, намек? Почетный намек! Тарелки разные, но все равно как одна… Но произнес Дэффид иное:

– Ты разрешил осаду, мой король.

– Разумеется. – Гулидиен прожевал кусок, запил пивом, вытер короткие усы. – Я разрешил осаду, сид взяла моя армия. Он теперь мой. Только пуст, гол и заброшен. И никто из моих рыцарей не возьмется править сидом, не прикроет речную дорогу. Приплывай когда хочешь, грабь кого хочешь…

– Печально. – Дэффид отхлебнул пива. Его несло потоком, и было интересно, что дальше.

– Разумеется. Я предлагал земли в лен твоей дочери, она отказалась. Я размышлял над этим. – Король прервался и принялся смотреть, как Дэффид гложет гусиную шею. Тому подумалось: Гулидиен прав, есть вилкой изящнее, да и позволяет подчеркнуть общность трапезы. Нужно и в «Голове» завести обычай – подавать вилки на приятельские пирушки. – И решил, что дружба стократ ценнее долга. А потому дарю ей сидовский холм. И все, что вокруг него на две римских мили вверх по правому берегу Туи.

– А служба?

Гулидиен рассмеялся.

– Никакой. Я дарю ей эти земли. Совсем. Без условий. Кроме, пожалуй, согласия признать меня королем Британии. Вот и все. А вопросы внешней войны пусть решает Совет Мудрых. Что до пиратов… Полагаю, первое время одна репутация победительницы Гвина будет кого угодно отпугивать. А там она какую‑нибудь машину соберет.

Дэффиду и сказать оказалось нечего, кроме как поблагодарить за милость. Устье Туи! Вон у Риса ап Ноуи восточный берег пологий – так как сыр в масле катается. И западный, высокий, наверное, не хуже. Гулидиен проявил истинно королевскую щедрость и договорился на своих условиях. Дэффид и тени сомнения не имел – благодарность Немайн будет крепче любой вассальной клятвы. Она это поймет, разозлится… И не только на короля, но и на приемного родителя. Но отказаться от такого подарка не сможет. В конце концов, ей Гвинов холм с самого начала приглянулся. Гнев быстро пройдет, в хлопотах‑то. А благодарность останется. Не только по отношению к королю.

После этого Дэффид прогулялся в окрестности ипподрома, рядом с которым складывали лес под немногим меньшее сооружение. Здание, в котором будет заседать Совет Мудрых – как называли совет всех кланов в западной половине Южной Камбрии. Тут тоже все было не слава богу – изначальный проект, "как при предках", Дэффид отверг. Сооружение, достойное благородных дикарей вроде ирландцев, но никак не цивилизованного народа. Это несложно – навбивать в землю бревен, чтобы получился очень высокий частокол. Потом перекрыть, проконопатить щели мхом. Но выглядеть это будет большой хижиной. Горцы в нее, может, и полезли бы – у них еще и в таком убожестве живут, – да еще и посмеялись бы. Мол, как строить что серьезное, так вся городская наука бесполезна. Так что хочешь не хочешь, а здание совета нужно строить по‑свойски.

А такого большого деревянного строения валлийцам возводить двести лет не доводилось. Было бы время, стоило бы плюнуть на расходы и поставить хоромину в камне – тогда можно было бы скопировать римские ухватки. И так за образец, насколько смогли, взяли римские постройки – баню и амфитеатр.

Так что вопросов пока было меньше, чем ответов, а каждый взмах лопаты, каждый удар топора порождали все новые и новые. И так до ночи. Дэффид понял – до окончания Совета Мудрых, который ему же и вести, настоящим хозяином заезжего дома будет Кейр, а пока Глэдис занята Немайн, большая часть хозяйственных хлопот ляжет на Туллу. Что ж, хорошая практика…

Дома, затемно, ждал другой сюрприз. Римлянин, знакомый по множеству ярмарок, встретил у дверей. При этом гарцевал на месте как пришпоренный.

– Я просил – завтра, – устало отмахнулся Дэффид.

– Это переговоры завтра! – не отставал Михаил, – А заказ твоей дочери – сегодня. Только с дромона принесли. Вот.

Мешок. Обычный мешок. Дэффид развязал. Внутри оказалось зерно. Странное.

– Это посевное зерно. Болгарский хлеб. Твоя дочь просила привезти. Вот.

– И что с ним делать?

Купец пожал плечами.

– Вероятно, посеять. Весной…

Дэффид хмыкнул и велел схоронить мешок до весны. Или до выздоровления дочери. В темном прохладном месте. А с утра поймал странно настороженного Сикамба, который только что выслушал очередную ориентировку от своего младшего – по торговле – товарища и предложил обсудить будущие поставки. Засели в специально для того выделенной гостевой комнате – с греческой, а не староваллийской обстановкой. Эйлет устроилась за писаря. Присутствовали оба африканца – но полномочия, подписанные экзархом и скрепленные его печатью, предъявил товарищ купца.

– Начнем с того, что вам нужно, а потом поторгуемся о цене. – Эмилий кивнул, и Дэффид, взъерошив тронутые сединой короткие волосы, начал: – Мы говорили на ярмарке о нескольких тысячах комплектов пехотного вооружения. Отлично! Но сколько именно тысяч солдат вы хотели бы экипировать?

– Пять тысяч – и это будут люди, набранные в городах. Но оружия мы хотели бы заказать немного больше. Помимо новобранцев мы собираемся вооружить в качестве легкой пехоты около тысячи наемников из оседлых бедуинских племен. Многие из них не могут принести пользу только потому, что у них нет толкового оружия. Которое само по себе будет служить неплохой платой этим воинственным людям.

– Хорошо. Шесть тысяч, и одна из них для варваров. Тогда… Пойми, мы все‑таки не империя. У нас мало железной руды, а ту, что есть, привозят издалека. А потому, ради того чтобы железа хватило на главное, уменьшим его количество в остальном.

Дэффид подошел к ларю, достал оттуда шлем:

– Взгляни. В таком моя дочь ходила на недавнюю войну на Кричащий холм. Это не римская работа! Мы переняли такой шлем у саксов. Железное кольцо вокруг головы. Две полосы, крест‑накрест, защищают череп. Остальное – кожа. Нащечников и назатыльника нет. Просто и чаще всего достаточно. Мы можем сделать некоторое количество шлемов римского образца. Но простым воинам должно быть довольно и этих.

– Согласен. И лучшие шлемы начальники пусть заказывают себе сами. Мы же берем шесть тысяч таких варварских шапок – пусть берберы тоже получат шлемы. Это им понравится.

– Щиты. Я так понимаю, ты предпочтешь большие? Плетеная ива, обтянутая кожей. Умбон – толстое, вязкое дерево. Два‑три пальца ивы или липы. Никакой оковки. Кожа и дерево. Шесть тысяч.