Монстр сдох - Афанасьев Анатолий Владимирович. Страница 43

Насытив утробу, он признался, что у него сорок лет не было женщины.

— Вы можете поверить в это, Агата?

Она прожила с ним целую неделю, тешила колдунскую немощь, утирала старческие слезки, стелилась, как сто тысяч ласковых сестер, но ничего толком не выпытала. У Дики Кончука имелся магический кристалл, привезенный с Урала, подарок последнего шамана-нанайца, — кубышка горного хрусталя с замурованным крохотным драконом. При определенном освещении дракон шевелил мохнатыми лапками, тыкался острым клювом в стенку и попискивал, словно просился на волю. Магический кристалл заворожил Агату, может быть, из-за него она задержалась на неделю. На вторую ночь, свалив колдуна слоновой дозой снотворного в вине, унесла кубышку на кухню и попыталась расколотить ее молотком, чтобы выпустить малыша из темницы. Это ей не удалось, молоток соскальзывал, не оставляя на гладкой поверхности ни малейшей царапины, но плененный дракоша при каждом ударе поджимал лапки, вертелся, и вдруг его микроскопические глазки приоткрылись, поднялись каменные веки и брызнули два живых, голубоватых луча, обожгли ей лоб. В сладком ужасе Агата опустилась на пол.

Но это не все. На кухню вылетел разъяренный Дика Кончук, которому полагалось спать мертвым сном, вырвал заветную кубышку и так завопил, будто у него оторвали его старые яйца. Агата не испугалась: колдун был обыкновенным мужчиной — и больше ничего, но он произнес фразу, которая ее насторожила:

— Все ищешь жука, который тебя съест, но не там, где надо. Этот жук давно у тебя в голове.

— Значит, надо вскрыть череп, чтобы его увидеть?

— Не так все просто, — пошел на попятную колдун.

— Я ничего не взяла с тебя за любовь, верно, Дика? — вкрадчиво спросила Агата.

— Сущая правда, дитя, — он нежно гладил хрустальную кубышку, и дракон угомонился, опустил веки, ублаженно похрюкивал.

— Почему же ты не хочешь открыть то, что знаешь про меня? Просто свинство с твоей стороны.

— Это твоя тайна. У меня нет сил в нее заглянуть.

— Какой же ты после этого экстрасенс?

— Такой же, как остальные, — смиренно сознался Дика. — Могу вылечить любую хворь, и телесную, и душевную, но есть границы, которые нельзя перейти.

— Выходит, ты гнусный обманщик?

— Нет, не выходит.

— Что ты сказал про жука, который у меня в голове? По-твоему я ненормальная?

— Большинство людей полагает, что все беды приходят извне, это заблуждение. Смерть сидит внутри нас.

Неважно, как она выглядит, она всегда с тобой. Чтобы это понять, не обязательно быть колдуном.

— Я устала от загадок, Дика. Завтра уйду от тебя.

— Мне будет не хватать тебя, но ты из тех, кого бесполезно удерживать.

После этого она провела с ним еще несколько дней, возможно, самых безмятежных в своей жизни…

Когда появился Самарин, морок упал с глаз, и видения перестали ее посещать. Она наконец разобралась, где свет, где тьма. Будто тяжеленную ношу свалила с плеч. Знакомство произошло при курьезных обстоятельствах. Ее тогдашний спонсор, гайдаровский выкормыш Деня Шпак (ныне известный биржевой воротила) потащил ее на какую-то светскую тусовку, где ему почему-то загорелось представить ее своим покровителям, супружеской паре из Техаса. Агата не смогла отказаться, хотя на вечер у нее были другие планы, и позже пожалела, что не отказалась. Она не ожидала от малахольного Дени такой прыти. Он склонял американскую парочку подмахнуть какой-то вшивый контрактик, кажется, на поставку оптовой партии рубероида, а ее, Агату, гоношил им на одну ночку в качестве этакого лакомого русского сувенира. Сделка Агату не смутила, обычная отработка, но задело, что Деня не счел нужным ее предупредить, поставил перед фактом. Пожилой америкашка сразу положил на нее глаз, да и его дама (якобы супруга) поглядывала благосклонно, но Агата ни с того, ни с сего им нагрубила, на любезное приглашение наведаться в бар и пропустить по рюмочке послала обоих в задницу. Деню, шипя, саданула в бок локтем и пошла бродить по залам, переполненным богатой шушерой, раздувшимся от бабок дерьмом, злая, с пылающими щеками, взвинченная.

"Ах ты сучара подпольная, пидор вонючий, — бормотала себе под нос. — Что же я тебе, подстилка какая-нибудь дешевая? Ну погоди, сучонок, научу тебя родину любить!"

Тут к ней и подвалил смешной старикан в мятом синем клубном пиджаке и нелепых черных туфлях. На круглой, серебристой башке что-то вроде черных бигуди. Ухватил за локоть, удержал, прошелестел с лукавой улыбкой:

— Не желаете бокал шампанского, мадмуазель?!

От ярости она чуть не заскворчала, как кусок масла на сковородке, но взяла себя в руки. Нельзя давать себе волю именно в таких местах. Она была ученая. Говори, что хочешь, но резких движений не делай. Вот она и сказала, уставясь в белесые, смеющиеся глаза незваного ухажера:

— Тебе, дедуня, в могилку пора, а не девочек трахать. Ишь разогнался, петушок.

— Ох как верно! Как метко подмечено, красавица! — старикан захихикал, заквохтал, выгнулся узкой спиной до пола, будто услышал самую остроумную шутку в своей жизни. Отпустил ее руку. Секунду она смотрела на него, потом молча пошла прочь. Но отойдя несколько шагов, оглянулась: старичка не было и в помине, растворился, исчез. Нехорошее предчувствие толкнуло в грудь: оплошала ты, девка, ой, оплошала!

Вдруг старик был не сам по себе, а посланцем жука?

Разыскала Деню в мраморном зале, приласкалась, попросила увезти — хоть домой, хоть к америкашкам, куда угодно, лишь бы поскорее. Деня смилостивился, но осудил ее поведение:

— Все же надо соблюдать какие-то приличия; дорогая. Я тебя не на конюшню привел.

— Хорошо, хорошо, виновата. Пошли скорее отсюда. Я боюсь!

— Кого боишься? Перебрала, что ли?

— Старичок тут один… В клубном пиджаке и с буклями. Глаза серые, стеклянные. Как на меня посмотрел, я чуть не описалась.

— Какой старичок, покажи?

— Он спрятался, но он здесь, чувствую. Он меня достанет.

— Вот что, девочка. Или не дури, или катись отсюда одна. Но я тебе это запомню, учти.

Агата поняла, спонсор закусил удила, ждать от него помощи не приходится. Ее трясло как в ознобе. У столика с напитками одним махом осушила бокал водки.

Не проняло. Решила выбираться сама. По дороге к выходу то и дело наталкивалась на странных людей с лошадиными мордами. Чугунное ржание перекатывалось из зала в зал. Она сознавала, что лошадиные люди ей только мерещатся, это фрагменты видений, на самом деле идет обыкновенная тусовка — вон сколько кругом нарядных дам и милых кавалеров, ярко пылают люстры, и столы ломятся от изысканных напитков и яств. Этот пир начался давно, ему не видно конца, беспокоиться ей вовсе не о чем. Да вон дворцовая лестница, а по краям замерли с бердышами, в золоченых камзолах, статные, с пышными усами ливрейные лакеи. Ей нужно лишь промчаться по ступеням и прыгнуть в любую тачку, как Золушке, убегающей с бала.

Успела промчаться, но не сумела прыгнуть. Внизу подхватили ее двое бычар, стиснули литыми боками, и один успокаивающе пробормотал в ухо:

— Не рыпайся, крошка! Пойдешь с нами.

Ученая, она знала, что в таких случаях действительно не стоит рыпаться. Иначе пришьют на месте и уйдут без нее. О, эти пустые глаза мальчиков-убийц, в которые она когда-то любила заглядывать. Потом «быки» ей разонравились, приелись. Они все сбиты на одну колодку, каменные чушки, но их физиологическая крепость тоже обманчива. Любовный пар из них выветрился, пока качали себе мышцы в спортзалах, а ума у них отродясь не бывало. Единственное, на что они пригодны: догонять, давить, ломать и бить по приказу того, кто платит. По-настоящему они не опасны, если знать, как с ними обращаться, на какую кнопку и в какую минуту нажать.

Ее посадили в чудную тачку, что-то вроде санитарного фургона — с красными крестами и с синей полосой поперек кузова. Внутри она напоминала милицейский «воронок»: скамейки в салоне, кресло водителя отгорожено толстым стеклом. Один бычара сел рядом, второй — напротив, постучал водителю — тронулись.