Воин. Возвращение - Говда Олег Иосифович. Страница 46

— Не оправдывайся, — Отец потянулся к камину и протянул к огню руки. — Я тоже был хорош со своим Потопом. А вроде ж правильное казалось решение: убрать лишний балласт, оставив на воспроизведение наиболее удачную особь, и уже с её потомством строить царствие всеобщего счастья и благоденствия. И что? Наследники праведника выродились до уровня неуправляемости буквально за несколько поколений. Вот и выходит, что ни угрозой, ни лаской ничего от человечества добиться не удалось. Хаос только возрос.

— А как же мои деяния?! — Сын, протестуя, вскочил на ноги. — Разве подброшенная людям философия христианского всепрощения не улучшила показатели шестого тысячелетия?

— К сожалению, нет, — ответил Дух. — Всё, чего ты достиг, Эммануил — это частичная и кратковременная стабилизация морально-этического континуума. Последние стагнации регресс проходит с устрашающей скоростью. А во что учение о всеобщей любви превратилось со временем, даже упоминать омерзительно. Собственно, ты и сам всё прекрасно видишь, иначе не требовал бы от отца немедленного вмешательства. Но, только на этот раз спешить будем медленно. Потому, что если так и не поймём в чём концептуальная ошибка, проект 'Человечество' придётся свернуть, как не оправдавший вложений и бесперспективный. Причем, в самом ближайшем будущем…

— То есть, как это — свернуть? — переспросил Эммануил. — Коллапсом?

— Нет, землетрясениями и эпидемиями баловаться станем, — буркнул Святой Дух.

— Но это же!.. — Сын задохнулся. — Безнравственно…

— Скажи еще — негуманно, неполиткоректно и вообще, бесчеловечно, — хмыкнул Отец. — Понахватался жаргона… А что прикажешь? Тем более, они сами вскоре ввергнут себя в бездну небытия, а заодно увлекут в Хаос и остальные миры Порядка? При этом, заметь, разговор ты начал. И действовать требовал… А я всего лишь сидел и размышлял.

— Ну, вот, а кто-то считал, что жить вечно — уныло и скучно. — Эммануил даже прохаживаться перестал. — Имея таких родичей?.. Подожди, ты сказал — и остальные миры? Значит не везде так плохо?

— Не везде, — подтвердил Святой Дух. — Но, уловить хоть какую-то закономерность, причину — по которой одни миры развиваются более-менее стабильно, а другие начинают куролесить — пока так и не удалось.

— Сидя у камина? — насмешливо хмыкнул Эммануил. — Эдак вам еще не одно тысячелетие понадобится… Для того, чтоб понять душу человека, надо позволить ей раскрыться. Во всей красе… или — неприглядности.

— А вот это мысль, — Отец от удовольствия даже губами причмокнул. — Это надо попробовать. И ведь на поверхности лежало… Молодец, Эммануил!

— Думаешь? — Святой Дух тоже придавая себе задумчивое выражение. Он-то хорошо знал, что разговор затевается с единственной целью: подтолкнуть Сына к этой идее. — Вполне, вполне… Берем отдельного индивидуума, самых средних параметров, переносим его в экстремальные условия и…

— Эй-эй! — забеспокоился Эммануил, видя, что головы старших богов повернулись в его сторону. — В прошлый раз, когда вы корчили такие же умные лица, мне пришлось взойти на Голгофу. Надеюсь, не забыли?

— Не волнуйся, — успокоил его Святой Дух, — на этот раз обойдется, чтоб мне снова одному во тьме скитаться. Просто, посмотришь вблизи… Проконтролируешь. Ну, как?

Сын немного помолчал, размышляя. Потом кивнул:

— Хорошо. Почему бы и не попробовать? Несмотря ни на что, люди заслуживают на последний шанс.

— И всё-таки, Эммануил, ты излишне импульсивен, — неодобрительно проворчал Отец. — То ты, как Тень, предлагаешь рубить с плеча, то — ратуешь за милосердие и всепрощение. Мечешь молнии — и тут же готов на самопожертвование. Видимо, слишком много человеческого передалось тебе от матери.

— Кстати, — оживился Эммануил. — А что вещает мамина интуиция? С ней вы уже говорили? Или сочли вопрос слишком сложным для женского ума?

Святой Дух сразу стал более прозрачным, а Отец — поскучнел и притворно зевнул.

— Будто мы не знаем, что Мария скажет. Твоя мать давно обвинила нас во всем и потребовала оставить людей в покое. Кстати — это еще одна из причин, почему мы с дедом воздерживаемся от практики. Ну, так что? Ты готов?

— Как? — непроизвольно оглянулся Сын и шагнул назад. — Прямо сейчас?

— А чего тянуть? — заблагоухал черемухой Святой Дух. — Главное начать, а там покатится потихоньку… С божьей-то помощью…

* * *

Сумерки только ложились на землю, но для непривычного глаза даже этот полумрак казался чем-то неестественным и зловещим. Придорожная корчма, на две трети прячущаяся в густых зарослях, и при дневном свете не вызывала особого доверия и чувства беспечности, несмотря на то, что из окон, выходящих на проезжий тракт, лился достаточно яркий свет, а изнутри доносился женский смех и мужской хохот. Будь у Эммануила возможность выбирать, он с удовольствием прошел бы мимо, невзирая на сгущающуюся тьму. Но выбора не было. Он не имел ни малейшего понятия: куда попал в результате совместных усилий отца и деда. Точнее — он знал, куда те планировали его отправить, а вот насколько действительность соответствовала ожидаемому результату, еще предстояло выяснить.

Свет из окон явно не электрический, поэтому вполне возможно — средневековье. А, если это всего лишь временные затруднения или перебои в подаче энергии? Почему нет? Какой-нибудь, с недавних пор так полюбившийся людям, кризис? Хорошо, допустим, со временем боги угадали. А как насчет пространства? Где гарантии, что попал в одно из княжеств русинов? И какое именно? И даже если принять за должное, что мощенная булыжником дорога обязательно ведет к человеческому жилью, то в какую сторону ближе? И почему-то становилось все устойчивее ощущение, что попал в земли франков, или какого другого народа, близкого по развитию и культуре к латинянам. Уж в этом Эммануил разбирался больше иных экспериментаторов. Так что расхождение между желаемым и реальностью определенно просматривалось. Что было неприятно скорее морально, поскольку передвигаться из пункта 'А' в пункт 'Б', можно не только порталом, но и пеше-гужевым транспортом, собирая при этом в пути различную информацию. А вот если окажется, что промахнулись и во времени, то тогда не останется ничего иного, как ожидать, что наверху спохватятся и исправят ошибку.

Но в целом Эммануил был доволен и не жалел, что согласился на эксперимент. Ведь он отлично помнил и запах леса, и шелест ветвей над головой, и разнообразие человеческих голосов. Пока еще слишком невнятных, чтобы определиться с языком. Конечно, здесь не родная Палестина, и мокрая трава гораздо прохладнее нагретого солнцем песка, но как приятно ощущать всем телом эту сырость, вдыхать на полную грудь, пьянящий аромат прелых листьев…

Эммануил так задумался, что не обратил внимания, на двух здоровяков, которые вышли из корчмы освежиться или по какой-либо иной, не менее важной надобности, и уже какое-то время внимательно приглядывались одинокому путнику, что нерешительно остановился в двух шагах от 'Щербатой чаши'. Растерянность молодого, не по-здешнему одетого мужчины была столь очевидна и притягательна, что они забыли на время о своих делах, быстро переглянулись и двинулись в его сторону. Причем, более крепкий двигался прямо, а второй — обходил Эммануила сзади.

— Хм… — произнес здоровяк, подойдя вплотную, практически дыша перегаром от дешевой выпивки в лицо Эммануилу.

И только теперь тот опомнился.

— Мир вам, люди добрые, — произнес он мягко, пытаясь изобразить одну из своих самых добрых и искренних улыбок. Но в этот миг, резкая боль обожгла ему голову, и ночь стремительно упала на землю, окутывая все непроницаемым покрывалом.

— И ты покойся с миром… — произнес второй разбойник, подхватив обмякшее тело, насмешливо скаля длинные клыки. — Если орка от людя отличить не можешь…

* * *

— И как это понимать? — голос матери журчал тихо и ласково, словно ручейком, вытекающий из трещины в плотине. — Что на этот раз затеяли?