Дом Для Демиурга. Том первый - Апраксина Татьяна. Страница 119
Саннио просунул палец в широкий ободок, поднял руку. В первый миг перстень показался очень тяжелым и неудобным, но стоило шевельнуть кистью, как он словно бы слился с рукой, прирос к коже и стал ее естественной частью. Странно было помнить, что еще час назад, и год назад, и вообще всю жизнь он обходился без увесистой серебряной штуковины на пальце и не чувствовал себя голым.
— По руке… — удивленно сказал он.
— Неужели вы думаете, что я не помню вашего размера? — усмехнулся Гоэллон. — Дорогой мой Алессандр, я все-таки не худший из хиромантов Собраны, и, хоть у Керо есть все шансы превзойти меня, но пока что этого не случилось. Носите кольцо постоянно. Надеюсь, теперь вам не будут досаждать головные боли…
— А?! — Саннио изумленно посмотрел сначала на кольцо, потом на герцога. — Простите?
— Вы когда-нибудь слышали поговорку "королевская кровь — золотая кровь"?
— Ну конечно…
— У этого золота есть много достоинств. Все, в ком есть ее толика, обычно здоровы и выносливы. Думаю, именно поэтому вы пережили свою горячку, да и у Тейна не загнулись, и в дороге держались наравне со мной… — Услышав явную лесть, Саннио покраснел. — Но есть и оборотная сторона монеты. Дети с королевской кровью должны рождаться в браке, или хотя бы быть признанными бастардами. Как Фиор Ларэ, например. Иначе они не переживают совершеннолетия. Кровь дает силы, она же и губит.
— Так если бы вы меня не нашли, я бы умер?
— Если бы да кабы — в Тамере восстали бы рабы, и был бы не Тамер, а всем соседям пример, — герцог улыбнулся. — Идите сюда, наследничек.
Саннио подошел, и Гоэллон поднялся ему навстречу. Как тогда, в первую встречу, герцог приподнял его подбородок, заставляя посмотреть в глаза, а потом с силой прижал к себе и коснулся губами лба.
— Саннио, — прошептал Руи. — Вам будет тяжело, очень тяжело. Нам обоим. Но запомните, пожалуйста… — голос его ощутимо дрогнул. — Даже если вы не выучите ничего, даже если станете самым отвратным из герцогов Эллоны… все это неважно. Вы мне очень дороги таким, какой вы есть.
Юноша зажмурился, чтобы сдержать навернувшиеся на глаза слезы, потом не выдержал и уткнулся лицом в плечо Гоэллона. Никто и никогда не говорил ему ничего подобного, никто не обнимал вот так, и защищая, и ободряя. Плакать было стыдно и больно, мужчинам плакать не положено, а уж наследникам Старших Родов — тем более, но слезы прожигали веки и стекали по щекам.
— Вы передали мою просьбу? — спрашивать, наверное, не стоило, но принц нервничал. Прекрасно понимал, что нужно дождаться ответа от Кертора, а задавать вопрос при втором учителе и вовсе не стоит, но — не мог удержаться.
Алларский наставник смотрел в сторону, всем видом показывая, что личные беседы принца и господина Кертора не имеют к нему ни малейшего отношения, и он не слушает, как и подобает благородному человеку. Слишком явно показывал — поглядев на светловолосого человека в темно-синей, почти черной, траурной одежде, Араон уверился в обратном. Слушает, да еще как, навострив уши. Пусть слушает. Либо ничего не поймет, либо Кертор ему и так все расскажет. Или уже рассказал.
— Да.
— И что же?
Кертор замялся. Думал о том, как вежливо переформулировать то, что услышал? Придумывал, что соврать? Или уже соврал, а на самом деле ничего не передавал? Может быть, просто не хотел говорить при Далорне? Араону хотелось научиться читать мысли. Это помогло бы.
Араон посмотрел за плечо учителю. Мокрые взъерошенные деревья нахохлились, как птицы. Песок на площадке для фехтования был изрыт во время занятий, и теперь углубления заполнялись водой. Слишком много было воды в столице, воды во всех видах. С весны до осени — дожди, зимой — снег, а еще туманы, морось, роса и прочая сырая мерзость, которая льется на голову, забирается под одежду, проникает даже под одеяла. Безмозглые поэты вдохновенно воспевали весенние грозы; должно быть, любовались ими, сидя под крышей. Принц был уверен, что ни одному человеку, который попал под ливень в начале девятины святого Окберта, не придет в голову славословить ледяные потоки воды, перемежающиеся градом.
— Герцог ответил, что он обдумает ваше пожелание, — выдавил, наконец, керторец.
— Вот как? А что же он сказал на самом деле? — улыбнулся принц, потом, насладившись тем, как учитель изменился в лице, добавил: — Не стоит щадить мои чувства.
Последние седмицы многому его научили. Араон понял, почему отец разговаривал со своими подданными именно так, как он это делал. Внезапно заданный вопрос сродни неожиданному выпаду. Словесная дуэль мало чем отличается от поединка на шпагах. Притворяйся неловким и беспомощным, кажись растерянным и напуганным, делай все, чтобы противник счел тебя дураком и неучем, а обманув — бей. Ложный удар, обманный прием, гибкость, выдержка — и победа на твоей стороне. Хотя бы в разговоре, если уж фехтует господин Кертор лучше (и это, кажется, навсегда).
Герцог Алларэ когда-то сказал, что в поединке человек проявляет свою истинную суть. Флэля это не касалось. Дрался он отлично, а вот во время беседы был беспомощен и доверчив, словно щенок. Он не умел лгать и притворяться.
— Он сказал, что, возможно, примет ваши извинения, если вы измените свою манеру обращения с братом, — ответил Кертор. Далорн и ухом не повел, значит, был уже полностью осведомлен обо всем. Следовательно, керторец еще и болтлив. Замечательное сочетание…
— Весьма изящно со стороны моего уважаемого родственника ставить мне условия…
— Я полагаю перерыв законченным, — повернул голову Далорн. — Ваше высочество, прошу продолжать упражнение.
— Мне не нравится, когда меня перебивают, — ответил принц.
— Вам следовало бы сказать это в манере кесаря тамерского: нам не нравится, когда нас перебивают, — если бы алларец улыбался, принц посмеялся бы над его шуткой. Далорн же попросту дерзил в лицо наследнику престола. Должно быть, считал, что следующим королем станет Элграс? — Ваше высочество, если за время моего отсутствия вы решили, что не нуждаетесь в уроках, то извольте распорядиться об отмене занятий. Если же вас по-прежнему привлекает фехтование, то будьте любезны не нарушать ритм урока посторонними беседами.
— Да, я больше не нуждаюсь в услугах соглядатаев и наглецов! — выпалил Араон.
Он мгновенно пожалел о сказанном. Нужно было оставить обоих при себе, наблюдать за ними в то время, как оба следили за принцем. Ошибка, конечно. Серьезная ошибка. Двое преданных слуг герцогов Эллонского и Алларского, с которыми дважды в седмицу проводишь пару часов — роскошь в положении Араона, и теперь он этой роскоши лишился из-за несдержанности, из-за сиюминутной вспышки гнева… Но что сделано, то сделано, теперь остается только распрощаться.
— Благодарю, ваше высочество, — алларец убрал шпагу в ножны, резко и глубоко поклонился. — Не забудьте сообщить епископу Лонгину об изменениях в вашем расписании.
Араон стоял так, что уходящий был виден ему в профиль. Широкий размашистый шаг, расправленные плечи, плотно сжатые губы. Ни тени раскаяния на лице. "Этот господин много себе позволяет, — подумал принц. — Скоро он об этом пожалеет…".
Второй учитель стоял, нелепо приоткрыв рот, словно пятилетний малыш. Араона за подобное выражение лица шпыняли и стыдили, а благородный человек из Старшего Рода, оказывается, мог себе подобное позволить. Темные глаза под пышной пепельной челкой уставились на принца так, словно тот обзавелся пламенным ореолом вокруг головы или отрастил вторую пару ушей. Шпага уткнулась острием в мокрый песок. Учитель делал ровно то, за что стыдил ученика.
— Знаете что, ваше высочество… — заявил вдруг шпион герцога Гоэллона. — Передавать ваши извинения Эмилю я не буду!
Керторец развернулся и отправился восвояси — без поклона, без единого слова прощания.
Принц остался во дворе в одиночестве. Вдалеке звучали голоса: сменялся караул. С края узорчатого водостока стекали последние капли недавнего ливня, пряно пахло молодой хвоей. Сутулый подросток уныло поежился, пошел к высокой стене темно-зеленых ветвей, сорвал веточку и растер между пальцами. Смолистый сок на ощупь оказался противным и липким, но запах действовал лучше нюхательной соли.