Ювелир. Тень Серафима (СИ) - Корнева Наталья. Страница 52

Так, должно быть, смотрели первые ведьмаки, только познавшие сладкий вкус могущества. В те древние времена, когда юная Бреония была еще единым, по существу теократическим государством, а государственная власть полностью принадлежала высшим церковным деятелям. Инквизиция тогда не имела самостоятельности и была только частью Церкви, её вооруженной силой. Манипуляции с минералами именовались “богомерзким колдовством” и были строго запрещены, а потому инквизиторы с той же фанатичной ненавистью, что и сегодня Искаженных, преследовали и сжигали на кострах первых магов…

С тех пор многое изменилось.

Ведьмакам удалось отстоять своё право на жизнь - и даже больше. Церковь постепенно утрачивала своё безграничное влияние на политику. Наконец, произошла Великая Схизма, и Церковь впервые раскололась сама в себе. Часть священнослужителей сохранила верность прежним убеждениям, большая же часть, уступив жесткому давлению ситуации, вынуждена была принять сторону магов. Первые были объявлены еретиками, и совместные преследования Церкви и магов обратились уже против них. Произошла Ночь Явления Истины, и белые одежды священников в одночасье сделались алыми. С тех пор никогда больше уцелевшие служители Церкви не надевали этот чистый цвет. Оскверненный и запятнанный кровью, он стал символом власти новоявленных лордов. Вскоре после этих злосчастных событий произошел вторичный раскол: объявив действия высших церковников братоубийством и отступничеством, от Церкви окончательно откололась Инквизиция, оставив таким образом священников в полной зависимости от ведьмаков. Так центры силы поменялись местами. Мир стал иным, и вектор его развития непоправимо сместился.

Эти давние, сегодня кажущиеся нереальными события были совсем забыты, и только немногие сохранившие верность Церкви помнили о них.

Впрочем, не более реальным казались Себастьяну события текущего момента. Встретить самого лорда Ледума на каких-то забытых Изначальным городских задворках, да еще и в полном одиночестве? Уж скорее можно повстречать прохаживающегося в центре Ледума дракона… хотя это, наверное, всё же не совсем удачный пример.

- Вероятно, ты мучаешься вопросом, почему до сих пор жив? - снисходительно усмехнулся черноглазый, заметив, что Себастьян пришел в себя. - Напрасное беспокойство: ты получишь по заслугам, как только объяснишь мне, зачем явился сюда. Правдиво ответишь на все вопросы, а затем умрешь.

Почему-то Себастьян ни на секунду не усомнился, что именно так всё и будет. Голос лорда звучал так веско, что всё сказанное им просто обязано было немедленно облекаться в реальность. Слова его были почти осязаемы - и тяжелы. Так тяжелы, как камни.

- Можешь начинать, - холодно и властно поторопил ведьмак, ненавязчиво намекая на занятость правителя города, не имеющего ни времени, ни желания для пустых разговоров.

И Себастьян начал. Сам поражаясь спокойствию и уверенности в своем голосе, он поведал историю о расследовании, которое проводит по поручению самого лорда Эдварда и о том, куда оно завело. История получалась запутанной и какой-то неправдоподобно приключенческой, будто из классического детективного романа. Догадываясь, что всё это не внушает доверия, ювелир говорил кратко, но ёмко, остановившись подробно лишь на причине своего злополучного появления здесь, которое случилось отнюдь не по его воле, что, несомненно, следовало принимать в расчет.

Как ни странно, черноглазый вовсе не счел встречу с драконом фантастической.

- Как он выглядел? - уточнил он только, да и то - вполне себе будничным тоном.

- У него были разные глаза, - Себастьян не стал вдаваться в детали и красочные художественные подробности, резонно решив, что это и есть главный отличительный признак ящера. Однако странно, что правитель Ледума проявляет такой специфично направленный интерес. И, наоборот, совсем не проявляет удивления от известия, что по его городу свободно разгуливают нелюди. Это не могло не настораживать.

- Ты выполнил свою часть сделки? - прямо спросил лорд, и что-то в его голосе заставляло занервничать.

Зачем правителю знать об этом? Какого ответа он ждет?

- Не уверен… - немного растерялся ювелир, задумавшись. - Если говорить откровенно, я не вполне разобрался…

- Значит, нет, - резко прервал правитель и разочарованно махнул рукой, мысленно давая команду стражам. - Что ж за день-то сегодня такой…

Две тени оторвались от стены и грубо вздернули вверх уже второго за последние несколько часов незваного гостя. Себастьян, не рисковавший и пальцем пошевелить во время разговора, задохнулся и едва не прикусил язык от внезапного подъема.

Едва подняв голову, ювелир оцепенел под немигающим черным взглядом ведьмака. Тот смотрел сквозь него, как если бы тело сильфа было совершенно прозрачным, сделанным из стекла или льда. И что-то такое он видел, явно видел своими страшными глазами.

Излучения алмазов создавали вокруг мощное информационное искажение пространства, коверкание энергетического фона. Смотреть на лорда прямо было нелегко, его окутывало непрерывное мельтешение, какое бывает после чрезмерного напряжения и утомления глаз. Острота углов энергетики мага причиняла физическую боль, терпимую, но навязчивую, раня глаза, вызывая тяжесть в голове и спазмы дыхания. Однако Себастьян всё же не мог оторваться от удивительных и могущественных минералов: не каждый день выпадает возможность полюбоваться алмазами, отнесенными к категории эталонных. Поистине, такие камни заслуживают внимания любого специалиста.

Один взгляд на руки правителя Ледума заставил Себастьяна ощутить холодок между лопаток. За годы вращения в опасном мире минералов он достаточно поднаторел в этом вопросе, чтобы уметь различать магов и даже примерно оценивать степень их мастерства. Так же легко, как Искаженных и нелюдей, ювелир вычислял среди простых смертных тех, кто обладал могуществом драгоценных камней, и никакие ухищрения не могли обмануть его. Главный признак, который сложно было скрыть, - руки. Работа с тонкими материями придавала им особую изящную форму, делала пальцы чуткими и привычными к нехарактерным для большинства специфичным движениям, неким условным знакам, с помощью которых происходили контроль и корректировка отданных ментальных команд. Движения мага, оперирующего одновременно многими камнями, напоминали движения музыканта-виртуоза. Или, скорее, дирижера, который управляет сложным процессом работы оркестра, создавая выразительность, согласованность и стройность исполнения, происходящего в точном соответствии с его волей.

Зауженные от локтя шнурованные рукава его собеседника с головой выдавали руки опытного боевого мага. Пожалуй, самого опытного и опасного из всех, кого доводилось встречать ювелиру.

Лорум правителя Ледума украшали классические, ограненные пятидесятисемигранной круглой огранкой бриллианты. Себастьян высоко оценил профессионализм фамильных ювелиров лорда, совершенно точно рассчитавших пропорции, плоскости и углы граней. Использование их позволило камням приобрести максимально возможную степень внешнего и внутреннего сверкания, оптическую гармонию и, безусловно, наибольшую красоту. Свет, падающий внутрь бриллиантов сквозь верхнюю площадку, преломлялся, отражался от нижних граней и превращался в радугу, после чего беспрепятственно возвращался наружу. Столь превосходная огранка обеспечивала полное раскрытие магических свойств, заключенных в камнях.

Каково же было изумление ювелира, когда, помимо классических бриллиантов на лоруме, он различил на пальцах правителя перстни с так называемыми фантазийными алмазами. Камни эти встречались столь редко, что считались в широких кругах обывателей не более чем выдумкой богатого воображения ювелиров: на десять тысяч бесцветных экземпляров приходился один, имеющий яркую окраску: желтую, оранжевую, зеленую, красную или синюю. Для цветных алмазов не работали законы ювелирики: такие камни рождались абсолютно любого цвета и оттенка, их нужно было гранить по другим правилам, оценивать по особым системам. Они были уникальны и потому не имели цены. Способности алмазов, имеющих природную окраску, были специфичны и в разы превосходили способности прозрачных разновидностей. А вставленные в редкий сплав черного золота они получали, как считалось, лучшую оправу для выявления своих свойств.