Ювелир. Тень Серафима (СИ) - Корнева Наталья. Страница 86

В какой-то особенно сладкий миг Серафим даже ощутил себя самой этой кистью, кистью в священной руке Создателя. Религиозный экстаз заполнил все глубины его существа, и к выражению неземного спокойствия, царящему на лице сильфа, прибавилось блаженство.

…Когда рисунок стал кровоточить, обильно, страшно кровоточить, Серафим опомнился и остановился. Густая алая тушь уже не высыхала на полотне, и других цветов совсем не осталось.

Придя в себя, Себастьян огляделся вокруг и ужаснулся. Мельница в эту минуту живо напоминало помещение для забоя скота: кровь стекала со стен, потолка, косыми мазками продолжая в пространстве вычурные траектории движения мечей. Запятнанный пол стал липким и скользким, так что на него противно было наступать. Оба стража в причудливых позах лежали на этом страшном полу. Оба стража были мертвы. Вне всяких сомнений мертвы. Тела их оказались не просто обезглавлены, но и сильно изуродованы волнистым лезвием его клинка, наносящим неровные широкие раны. Отрублены были не только головы, но и кисти рук, и сведенные предсмертной судорогой пальцы продолжали сжимать испачканные по самые рукояти клинки. Под трупами скопились целые лужи темной, похожей на клюквенный сироп крови. Мокро поблескивали бесстыдно обнаженные седьмые шейные позвонки. Кошмарное зрелище, что тут еще добавить.

Но неужели всё это устроил он, он один?

Неужели шпага его рисовала кровью?

Неужели он был не художником, а мясником?

Найдя взглядом отделенные головы, далеко откатившиеся в стороны, Себастьян едва удержался от приступа дурноты. Взгляд его затуманился печалью. Кровь продолжала вытекать из крупных сосудов, рассеченных блистательными, сильными ударами.

Глаза Моник были раскрыты и из них медленно, оставляя жуткие потеки на белом лице, текли кровавые слёзы. Лицо убитой выглядело так же безжизненно, как и до начала боя, только черты лица заострились еще больше, обозначая сокровенное присутствие смерти.

Некоторое время мужчина бессмысленно глядел в это лицо. Затем, нахмурившись, достал из потайного кармана револьвер и как-то неуверенно, растерянно приставил дуло к виску. Что дальше?

Он ведь так любил эту женщину… И что, о Изначальный, что он с нею сделал?! Как хрупка и эфемерна жизнь, как легко она обрывается. Как могло молодое гибкое тело превратиться в эти бледные останки, смотреть на которые просто отвратительно? Разве было оно создано для этого - гниения, разложения? Разве было оно создано для того, чтобы пойти на корм червям и исчезнуть бесследно?

В душе ювелира полыхал пожар. Горела крепость прежней жизни, светлый город из снов и воспоминаний внутри, и без того едва не разрушенный Софией. Он был обречен. Это конец. Пламя вымывало цвета, плавило контуры, искажало и обессмысливало всё, любые отзвуки прошлого. От него не было спасения даже в самых сырых закоулках памяти: высокие стены оседали, обваливались в пропасть без дна, не в силах защитить его сокровища. Опоры, каркасы разоренных зданий, словно белые кости скелетов, что были когда-то людьми, - ничто уже не напоминало прежние сияющие замки. Вырастет ли новый город на этих осиротевших, обглоданных временем камнях, в которые превратилось его сердце?

И правильно ли, когда из сердца вырастают стены?

Себастьян мысленно выругался, сдержав себя от произнесения вслух слишком грубых, слишком неправильных для места смерти Моник слов. С бессильной злостью сильф зашвырнул подальше револьвер и, задыхаясь, упал на пропитанный кровью пол. В этот миг он ощутил себя глубоко несчастным.

Раздавшиеся следом два выстрела, почти одновременные, ошеломили и застали ювелира врасплох. Короткие, тяжелые плевки револьвера. Пули уверенно пробили плоть, прошили насквозь волокна мышц, сплетение связок и сухожилий, раздробили костную ткань. Звуки выстрелов почти полностью отсутствовали, несмотря на царящую в мельнице гробовую тишину и тот факт, что выстрел из револьвера практически невозможно произвести скрытно. Особенности конструкции делали использование новомодных глушителей бесполезным - при движении пули из барабана в ствол всё равно был слышен довольно-таки громкий звук, вызванный утечкой пороховых газов. Но на сей раз глушитель использовался эффективно, так что модель револьвера, вероятно, была серьезно модифицирована, либо это результат применения специальных патронов. В любом случае, ювелир еще не встречался с таким совершенным оружием.

- На колени! - без выражения приказал голос за его спиной. - Руки за голову, и не вздумай двигаться.

Первую часть приказа Себастьян выполнил непроизвольно - при нападении он инстинктивно вскочил, но от болевого шока ноги сами собой подогнулись. Со второй дела обстояли хуже - правую руку ювелир худо-бедно поднял, а вот левая так и осталась болтаться безжизненной плетью. Похоже, плечевой сустав был серьезно поврежден, что совершенно не утешало. Хотя Себастьян одинаково хорошо владел обеими руками, в качестве ведущей предпочитал использовать именно левую. Это давало весомое, порой решающее преимущество в схватках с неопытными противниками.

- Здравствуй, Маршал, - переведя дух, тихо произнес ювелир. - Почему не в голову?

Убийца рассмеялась - резко и как-то неприятно.

- Вот мы и свиделись, Серафим. Кажется, в этот раз ты совсем не рад встрече. А ведь я предупреждала тебя… Однако, ты обижаешь меня вопросом: как можно убить доброго друга, не дав тому перед смертью облегчить душу молитвой? Всем ведь известны твои странности.

- Спасибо, - искренне поблагодарил Себастьян, от боли закусив губу. И тело, и душа его были изранены, придя в определенное согласие. - Могу я приступать?

Убийца не ответила. Она неслышно обошла вокруг и встала напротив, продолжая удерживать свою жертву на прицеле. Мягкая обувь из тончайшей кожи помогала двигаться совершенно бесшумно и быстро, - так быстро, как только способен двигаться человек. Маскировка убийцы была столь хороша, что даже острое зрение сильфа едва различало невидимку в полумраке помещения - даже переходя с места на место, она казалась частью окружающего интерьера. Невысокая фигурка была с головы до ног облачена в черное, без рисунков, одеяние, лишь узкая полоска в области глаз оставалась открытой. Легкий костюм совершенно не стеснял движений. По всей вероятности, его было просто сложить в небольшой узел, перенести в нужное место и быстро надеть. Для ремесла убийцы это имело большое значение.

Два компактных револьвера Маршал держала в руках, в кобурах на поясе и на бедрах хранились еще несколько. Всё оружие было высочайшего качества, удобное для скрытого ношения и быстрого извлечения. Стрельба из него велась поочередно из четырех стволов.

Несмотря на любовь Маршала к огнестрельному оружию, за поясом убийцы пряталась длинная цепь с серпом на конце, а на перевязи за спиной был закреплен прямой меч. Это был не обычный клинок - примерно на четверть более короткий, чем привычный одноручный меч, он был гораздо более удобным на ограниченных пространствах: лестницах, замковых переходах, да и вообще в любых тесных помещениях. Толщина клинка примерно вдвое превосходила стандартную и, делая меч более прочным, давала возможность действовать им как рычагом при взломе различных дверей и тайников. Небольшая квадратная гарда при необходимости могла использоваться как ступенька, а в свободной нише ножен имелась полость для ослепляющего порошка, яда или взрывчатки, которые всегда могли пригодиться в такой непредсказуемой профессии. Иными словами, это было практически универсальное оружие.

Мягко облегающий костюм убийцы не содержал приметных или блестящих деталей, за исключением одной. С левого плеча стекал нашитый нарочито неаккуратно золотой маршальский эполет с подбоем. Ювелир с удивлением воззрился на этот знак различия, явно украшавший прежде чей-то воинский мундир - единственный элемент, который мешал убийце быть совершенно незаметной. Себастьян был не особенно силен в таких вещах, однако, судя по внешнему виду эполета, когда-то он принадлежал маршалу Аманиты, причем официальной, а не частной армии. В столице любили пышность и роскошь, и это находило отражение во всех областях жизни, в том числе и военной. Военные Ледума были скромнее и строже - их всегда можно было узнать по черному полю эполет с золотыми или серебряными окантовками.