Никогда не отпущу тебя (ЛП) - Регнери Кэти. Страница 70

Стараясь не дышать носом, Гризельда встала и вытерла рот тыльной стороной руки.

— Почти.

Ей было страшно заходить в их спальню, но, как оказалось, эта комната пострадала менее всех остальных. Всё постельное белье было в какой-то еде или блевотине, и пахло вонючими носками, но маленький телевизор всё же остался на комоде, а быстрая проверка гардероба показала, что отсутствовали только вещи Джоны.

— Может, он ушел? — спросила Майя.

— Похоже на то.

— Пойду, уберусь на кухне и в гостиной. На тебе ванная, хорошо?

— Спасибо, Майя.

Майя направилась на кухню, бормоча что-то о “никчемных придурках”, а Гризельда сняла грязное постельное белье, отнесла его в ванную и запихнула в корзину для стирки. Она открыла окно и достала из-под раковины свежие простыни. Застелив постель, она выбросила три пустые бутылки пива — одну со следами красной помады — и собрала мусор, в котором помимо прочего обнаружила два использованных презерватива. Это открытие не произвело на нее никакого впечатления, если не считать жалости к той, на кого теперь свалилось тяжкое бремя в виде Джоны, и радости, что это не она.

К тому времени, как Гризельда закончила драить хлоркой раковину, туалет и душ, Майя перемыла посуду — удивительный подвиг — отчистила кухонный стол и привела гостиную в какое-то подобие порядка. Количество мух уменьшалось по мере того, как они открывали входную дверь и относили на помойку очередной пакет с мусором. И только спустя два часа после их прибытия, ее квартира обрела, наконец, свой прежний облик.

— Он забрал твой телевизор, — сказала Майя.

— Да пусть забирает, — тихо ответила Гризельда, вспомнив, что они с Холденом прожили две недели вообще без телевизора, и ей захотелось тишины и уединения. — У меня есть маленький.

Майя кивнула.

— Ты выглядишь уставшей.

— Я с ног валюсь.

— Может, сделать тебе чаю?

Гризельда покачала головой.

— Я приму горячий душ и лягу спать.

— Отличный план, — сказала Майя, раскрывая Гризельде свои объятья. — Ты такая бесстрашная, Зельда. Просто чертовски бесстрашная. Спасибо, что поделились со мной всей этой историей.

Гризельда крепко обняла подругу и почувствовала, как по лицу побежали слезы.

— Большое спасибо тебе, Майя.

— Тебе спасибо, — Майя поцеловала Гризельду в щеку и отстранилась. — Может, закроешь все окна и накинешь на дверь цепочку? Ну, на всякий случай?

— Обещаю, — проговорила Гризельда, выдавив из себя слабую улыбку.

— Придёшь завтра в парк вместе с Пру?

— Как только вернусь на работу.

— И ты позвонишь мне, если я тебе понадоблюсь?

— Обязательно.

Майя кивнула и вышла из квартиры, а Гризельда послушно заперла дверь и набросила цепочку, затем разделась и приняла горячий душ. Она вспомнила, что оставила всё, что купил ей Холден, в машине у Майи, но подумала, что заберет это завтра. Сейчас ей просто хотелось спать.

В душе она снова разрыдалась. На нее потоком хлынули печальные и счастливые воспоминания, ее тело жаждало объятий Холдена, прикосновений его нежных губ. Она тосковала по нему с отчаяньем и неистовством, и это чувство показалось ей чем-то новым и в то же время хорошо знакомым. И хотя она пыталась найти утешение в очевидности его любви к ней, одиночество стало практически нестерпимым.

Она выключила воду и направилась в кровать. Не вытираясь и не одеваясь, она скользнула в чистые простыни и, вспоминая веснушки и серые глаза Холдена, плакала, пока не провалилась в сон.

Глава 28

Дверь подвала со скрипом открылась, отбросив на пол яркую, длинную полосу света, сверху на лестнице раздался звук шаркающих сапог со стальными вставками. Каттер заскулил, но ему не дали спуститься вниз. Шесть месяцев назад он был милым щенком и сидел на коленях у Гризельды в день, когда их похитили. Теперь он стал таким же злым, как его хозяин, и у него были ужасно острые зубы.

Без единого звука, Гризельда скатилась с кровати Холдена на пол, подползла к стене с деревянной обшивкой, с ходу отодвинула незакреплённую панель и вернулась в свою камеру. Она сидела у стены, крепко прижав колени к груди, и молилась, чтобы на этот раз Холдену удалось произнести это слово без запинки.

Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо.

Она снова и снова повторяла про себя это слово, чётко выговаривая «спа» — и плавно переходя в «сибо» так, будто, если она хорошенько на нем сосредоточится, Холден произнесет его чисто и не заикаясь.

Она услышала приглушенные голоса, но после того, как за стеной раздался звук грохохочущей по полу жестяной миски, а затем внезапный крик Холдена, ей стало ясно, что все ее молитвы оказались напрасны. Она уткнулась лицом в колени, обхватив руками голову, но резкий звук обрушившихся на Холдена ударов все еще раздавался у нее в ушах, врезаясь ей в мозг.

«Прекрати, — подумала она. — О, Боже, пожалуйста, прекрати это!»

Она услышала вопль Хозяина:

— И в наказание она тоже ничего не получит! Молитесь за свои души! Молитесь весь день, чтобы Он, в Своем бесконечном милосердии, очистил ваши души от скверны!

Подняв голову над коленями, она услышала звук прошаркавших по полу сапог с металлическими вставками, затем их тяжелые и неспешные шаги вверх по лестнице и, наконец, благословенную музыку запирающегося дверного замка и щелчка задвижки.

Гризельда досчитала до десяти, после чего снова скользнула через панель. Холден лежал на полу, уставившись рассеянным взглядом в потолок, из носа и губы у него текла кровь.

— Холден?

— Б-б-больно.

— Я знаю, — сказала она, перебираясь к нему. Она села рядом с ним, скрестив ноги, и положила его голову себе на колени. — Холден, он становится просто бешеным, когда ты заикаешься… э-м, запинаешься. Постарайся этого не делать.

Холден посмотрел на Гризельду, безуспешно пытаясь сдержать бегущие по щекам слезы.

— Н-н-никто за нами не п-придёт, Гриз. В-в-всем п-плевать.

Она ласково убрала у него со лба грязные волосы. По воскресеньям, перед тем как уйти в церковь, Хозяин выдавал каждому из них таз с холодной водой и кусок мыла. Этим нельзя было отмыть всю въевшуюся грязь, но сегодня — в субботу — они оба пахли особенно невыносимо, кроме того, всё просто жутко чесалось. Но запах Гризельду ничуть не беспокоил. На самом деле, она его уже даже не чувствовала. Ведь это был Холден. А это значит, что он пах приятнее всего в целом мире, потому что он и был для нее всем миром.

— Мне не плевать, — сказала она. — Я забочусь о тебе, а ты заботишься обо мне. И что бы ни случилось, так будет вечно.

— В-вечность — это иллюзия, — пробормотал Холден.

— Нет, это не так. Вечность — это здорово, — сказала она, запустив пальцы в шелковистые пряди его засаленных волос, совсем так, как делали своим детям мамы в кино и по телевизору. Она взяла краешек своего грязного желтого платья и промокнула его окровавленную губу. — И ты ведь не знаешь наверняка. Может, кто-нибудь нас найдет. Когда-нибудь.

— Гри, у н-нас нет никого, кто бы м-мог нас искать, — он поднял голову с ее колен и, забравшись на свою койку, уселся на замызганном матрасе. — Н-нас не н-найдут, если нас никто не ищет.

Она скользнула к его койке и села на пол у его ног, положив голову ему на бедро. Ей было спокойнее, когда они касались друг друга.

— Тогда я всегда буду искать тебя глазами, — сказала она, поворачиваясь к нему, чтобы поймать его взгляд. — Так ты не будешь чувствовать себя таким потерянным.

Он провел руками по ее волосам, и она снова устроилась у него на бедре, прикрыв глаза от удовольствия.

«Я буду тебя искать».

«Я всегда буду тебя искать».

«И ты никогда не будешь чувствовать себя потерянным».

«Потому что я никогда тебя не потеряю».

«И мы будем вместе целую вечность».

«Целую вечность, Холден».

Грохот. Грохот сапог. Всё громче. Всё ближе.

— Гри, проснись, — обеспокоенно сказал Холден. Он обеими руками тряс её за плечи и шептал громче, чем следовало. — Ты должна проснуться!